Уделять слишком большое внимание нумерологическим знакам после романа В.Пелевина про 43 и 34 стало дурным тоном. Чуть заведёшь с кем-то беседу на тему числовых совпадений, как тебе сразу тычут в глаза тем пелевинским героем, который вынужден был питаться китайскими палочками, оттого что в форме вилки ему мерещилось зловещее число 43. Потом он выкрутился, решив считать вначале промежутки между зубьями, а потом сами зубья (получалось благоприятное 34).

Но такой повод, как 10 число 10 месяца 2010 года, чуткая к семиотике Лариса Венедиктова из группы TanzLaboratorium пропустить не могла, и предложила 10 своим знакомым из художественной среды показать в этот день в Центре Курбаса 10-минутные перформансы на тему последних 10 лет нашей жизни.

Её проект поддержали художники Никита Кадан и Алевтина Кахидзе, арт-критик Лариса Бабий, танцовщики Вероника Костевич, Кристина Салий и Виталий Сорока, актриса Оксана Стефанова, а также двое других участников TanzLaboratorium'а - Александр Лебедев и Ольга Комиссар. Людей в зале собралось достаточно, чтобы считать проект удавшимся ещё до его представления: интерес к теме мероприятия публика засвидетельствовала, готовность вступить в диалог с искусством проявила, помощи для собственной рефлексии над последним десятилетием у перформеров, получается, попросила. Для современного искусства это уже «зачёт». А что там покажут актёры — было уже не столь важно. Хотя изначально было ясно, что на искромётную водевильную постановку рассчитывать не приходится.

Пожалуй, самым мучительным для обыденного сознания, привыкшего каждую секунду регистрировать внешние изменения и цепляться за «интересное», стал перформанс Ольги Комиссар. В программке значилось, что актриса расскажет нам, как она 19 месяцев читала Пруста в 8 разных странах и попытается «собрать долгое, спутанное, растянутое во времени впечатление, чтобы продраться к себе». Начало было хорошим: на пустую сцену вынесли дощечку с приклеенными на неё туфлями-шпильками, босиком вышла актриса и одела свои стопы в этот «постамент». А потом всё было плохо. 10 минут актриса молчала, партизанским упорным взглядом вдаль отражая ненависть к ней публики. Несколько человек после этого перформанса ушли, кто-то, по собственному выражению, «ловил глюки», кто-то «начал думать, что я здесь делаю», кто-то задался вопросом, «кто я». «У мыслящего человека достаточно много смыслов в голове, чтобы не томиться во время подобных представлений», - резюмировал детский сказочник Лёша Постников.

Чуть менее мучительными были перформансы Кристины Салий и Оксаны Стефановой. Первая актриса сначала робко пыталась войти в луч прожектора, а потом долго сидела в темноте на полу под звуковую дорожку из какого-то американского фильма, а вторая под тиканье часиков читала, прислонившись к стене, какую-то газету, периодически откладывая её, чтобы выложить на пол какую-то часть гардероба из принесенного с собой ящика. Мало кто «въехал» в этот перформанс, даже опытная в этих делах Алевтина Кахидзе не смогла придумать, почему актриса раскладывала по полу свою одежду и потом топталась по ней.

Сама Алевтина на этот раз попробовала себя в жанре стенд-ап комеди, в стиле Гришковца рассказав о своих отношениях с гламурными магазинами. На ней были малиновые шорты от Сони Рикель и носки-валенки с уличной раскладки. Алевтина давала советы, как поддержать диалог с продавцами, которые обычно увиваются за тобой в таких магазинах. На неизбежное «Сan I help you?” можно, например, ответить: «Вы не обращайте внимания, что у меня смущённый вид — это потому что архитектор спланировал ваше здание так, что никто не будет чувствовать себя в нём комфортно». А загоревшись желанием купить за баснословные деньги какую-то побрякушку, нужно тут же отдать себе отчёт в том, что дома эта вещь будет смотреться совсем не так, как в магазине, рядом с улыбкой и безукоризненным маникюром продавщицы. Публика смеялась, аплодировала и узнавала в описываемых Алевтиной ситуациях себя — разговорный жанр художнице на 100% удался.

Близость к народу продемонстрировал и Никита Кадан. Его перформанс вообще по силе и чистоте воздействия на зрителей значительно выделялся из всего того, что показали тем вечером в Центре Курбаса. На экран проецировалась видеосъёмка с кадрами из жизни сельской бабушки, которая продаёт в городе с асфальта зелень. Перебирает её, «покрасивше» раскладывает. Несуетливыми такими, размеренными движениями. Рядом стоит бабушкин дедушка, готовый подать кулёчек, в случае если подойдёт покупатель. Горожане снуют взад-вперёд, бабушка большая такая, спокойная, сидит. На фоне её фигуры зритель не сразу замечает Никиту Кадана — он сидит у экрана на стуле весь в белом, и поэтому сам выступает экраном. Получается, что его философский текст с «умными словами» читает как бы сельская бабушка, которая раскладывает петрушку, салат, укроп. А текст — о художнике, который, приготовьтесь:

·    «не ставит в основу своих работ конкурентоспособность по отношению к работам других художников»,

·    «не пытается стать узнаваемым, изготовляя и показывая очень похожие работы»,

·    «не становится заложником своих собственных лица и голоса»,

·    «не приостанавливает многоступенчатую долгосрочную работу, если от него требуют что-то новое»,

·    «не преподносит свой «особенный путь» как магистральное направление, если тот есть лишь коридор для индивидуального бегства»,

·    «не участвует ни в чемпионате по радикализму, ни в соревновании по конформизму, помня про крайнюю схожесть призов»,

·    «не отворачивается от непризнанных из-за незрелищности форм страдания»,

и так далее. Звучит это в ритме знаменитых новозаветных фрагментов — то ли о любви, апостола Павла, то ли «Блаженны нищие духом». Художник, обладающий всеми этими свойствами, заключает Кадан, «возможно, будет затоптан участниками соревнования, когда на мгновение утратит уверенность и стойкость». А возможно, он «отдаст свою видимость, которую получил извне и которую не заберёт с собой куда хочет, в пользование медленным формам жизни». Как и сделал автор, став экраном для размеренных движений бабушки, торгующей зеленью.

Эмоциональный эффект от перформанса Кадана (он назывался «Замедление. Остановка») заключался в равновесии между эстетическим и интеллектуальным началами. Это была какая-то хорошая, большая, настоящая волна, которая охватывала тебя и выплёскивала уровнем выше. Ради одного этого перформанса стоило посетить «10.10.10».

Но несколько слов о прочих участниках проекта. Лариса Бабий выступала накануне отъезда на родину, в США, и просто пыталась передать свое состояние. Перформанс назывался «Отчуждение». Лариса коряво говорила на чужом для неё русском, переживая за здоровье своих родных, представителей украинской диаспоры, на тот случай, если они узнают, что она использовала «вражу мову». Одновременно Лариса, не глядя, печатала в ноутбуке по-английски, строки проецировались на экран, выходила какая-то абракадабра. Её 10 минут истекли как раз, когда она расслабилась и заговорила вроде бы о главном... Хороший, актуальный (ток-шоу) и в то же время вечный (смерть) образ.

Перформансы танцовщиков Вероники Костевич и Виталия Сороки смотреть было приятно — как всегда приятно наблюдать свободное владение своим инструментом, в данном случае, телом. Как сформулировала Вероника, для неё её собственное тело, то есть развитие его способностей, и стало главным итогом десятилетия. Виталий Сорока дополнительно предложил быть чутче к окружающим нас звукам: танцуя в тишине, он создавал музыку своим танцем: шорохом плаща, скрипом пола, звуком тяжести своего тела, опускающегося на пол. Ещё один актёр «двигательного жанра», Александр Лебедев, между двух стульев развернул перформанс «Роуд ту Хелл», анимировав эшеровский рисунок с перевёрнутыми лестницами.

Что характерно, зрители после окончания представления не задали ни одного вопроса, несмотря на приглашение Ларисы Венедиктовой. Наверное, они очень спешили домой, в свои собственные «перформансы». Может, напрасно? Ведь нас предупредили - отчуждение и есть та самая роуд ту хелл.