Илья Утехин: «Визуальная антропология – многозначное слово»

09.06.2015

В апреле Киев впервые посетил Илья Утехин - профессор визуальной антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Лекции были организованы в рамках Дней визуальной антропологии в Political Outlook.

Илья Утехин является автором множества публикаций: монографий, статей, переводов, рецензий, а также мультимедийных проектов. В поле его исследовательских интересов находится этнография коммуникации, взаимодействие человека и техники исследования, новые медиа, когнитивные исследования, конверсационный анализ, визуальная антропология, изучение советской и постсоветской повседневности, антропологическое изучение инвалидности.

Наиболее известный проект Ильи Утехина в наших широтах - виртуальный музей советского быта «Коммунальная квартира».

Виктория: Каким образом визуальная антропология монтируется в поле культурной антропологии?

Илья: Антропология изначально была текстовой дисциплиной. Если мы возьмем книги по антропологии в библиотеке, то в них нередко только одна фотография, и то – автора на задней странице обложки. В какой-то момент кино и фотоматериалы стали очень активно использоваться в преподавании, но до сих пор антропологическое знание остается преимущественно текстовым.

Если попробовать посмотреть, как визуальная антропология соотносится с антропологией, то можно сказать, что это – одна из ее областей. Но все-таки большинство антропологов с этим ничего общего не имеют, или, в лучшем случае, используют те или иные технические средства интуитивно, для фиксации полевых материалов. Но сегодня все чаще предметом анализа в антропологии становятся культурные практики использования изображений, то есть, собственно, то, как изображениями пользуются туземцы – тут и мы сами тоже туземцы, и субкультурные группы на соседней улице. Поскольку мы живем в такой культуре, в которой благодаря цифровым технологиям люди в быту создают изображения и обмениваются ими. Такого рода исследования тоже попадают в поле визуальной антропологии. Точнее было бы назвать ее аудиовизуальной или мультимедийной.

Кроме того, важно, что визуально-антопологические проекты потенциально дают возможность наглядно показать антропологическое знание более широкому кругу людей.

Кадр из фильма «Пуговка»

Как визуальная антропология работает с культурными кодами, уникальными особенностями пространств?

Визуальный антрополог, разумеется, пытается исследовать те или иные культурные коды, даже если он не называет их так. Другое дело, что когда говорят о культурных кодах, могут иметь ввиду разные вещи. В каких-то отношениях все люди одинаковы, в каких-то – все люди разные и отличаются друг от друга, но есть отношения, в которых некоторые люди подобны некоторым другим. И вот этот уровень нас интересует, потому что он характеризует определенную группу людей. При таком взгляде нас не интересует общечеловеческое либо совершенно индивидуальное, нас интересует то, что принадлежит группе людей. Как они понимают и на чем основывают свою особенность?

Порой группа подчеркивает и специально конструирует свою уникальность, черпая материал, – «культурные коды», – буквально из воздуха. Вот в деревне Мартыново в Ярославской области один местный краевед решил обосновать, что жители окрестных деревень на самом деле не совсем такие же русские, как вообще жители Ярославской области, а представляют собой особый субэтнос – и пользуются своим особенным языком, который они называют «кацким». На уроках краеведения в этой местности дети теперь разучивают списки экзотических диалектизмов, использование которых и составляет их кацкую особенность. Прибавьте сюда какие-нибудь подробности одежды, местной кухни, обычаев и праздников, легенды о происхождении этой группы и ее особенностей – и вот вам уже готовая квазиэтническая общность.

В чем отличие визуальной антропологии от визуальной социологии?

Эта разница довольно условна, потому, что и антропологи, и социологи могут изучать одно и то же явление, и представители обеих этих дисциплин опираются на качественные (не количественные) методы и включенное наблюдение. Но социолог может приехать куда-нибудь на несколько дней, посмотреть вокруг, воспользоваться данными опроса, взять несколько интервью. Ему этого бывает достаточно, потому что он мог приехать с набором уже готовых моделей теоретического объяснения, они ему потребовались уже на стадии формулировки темы исследования. Антрополог же обычно не приезжает на три дня: он должен выучить язык этих людей, научиться смотреть на мир их глазами. Для антрополога длительное включенное наблюдение – основной момент, поэтому он заранее не может сказать, на какую теорию опирается. При этом если социолога чаще всего не интересует, как то же самое, что он изучает в некотором данном обществе, устроено в других обществах, то для антрополога важна кросс-культурная перспектива.

Фильм «Пуговка» - акт гражданского активизма?

Согласно официальной версии, Европейский университет хотели прикрыть, потому, что в здании нашли нарушения из области пожарной безопасности. Но многие уверены в том, что в 2008 году нас решили закрыть, потому, что в университете одно время действовала программа повышения юридической грамотности наблюдателей на выборах, работавшая на средства Евросоюза. Подготовка наблюдателей проводилась абсолютно гласно, открыто, с участием избирательных комиссий (городской избирательной комиссии – в том числе), с участием всех партий, в т.ч. – «Единой России». Но объективно партии власти было невыгодно, чтобы рядом с урнами и протоколами был бы кто-то, кто знает, в каких местах мухлюют и что в этом случае нужно делать. И несмотря на то, что избирательная комиссия положительно отзывалась об этих занятиях, один депутат написал запрос – мол, проверьте, кто там на европейские деньги вмешивается в наши суверенные дела. Это было еще до появления на свет знаменитого закона об «иностранных агентах», по которому теперь в России любую некоммерческую организацию, получившую иностранный грант, сразу записывают во враги государственной власти. Прокуратура тут же выписала университету предписание – программу закрыли. Но на этом дело не кончилось: к нам вскоре пришли пожарные. И вскоре стало ясно, что их руками нас точно закроют, если получится сделать это тихо. Про эту ситуацию с университетом совсем не все СМИ были готовы говорить: радио «Свобода», тогда еще вещавшая в эфире, радио «Эхо Москвы», пара местных телеканалов, газета «Коммерсант». Вот и почти все либеральные медиа, остальное – интернет. Федеральные каналы о нас не говорили никогда. Но 2008 год знаменателен тем, что было несколько кампаний в интернете, которые позволили гражданскому обществу добиться результата наперекор произволу властей. Студенты стали придумывать, как скорее художественными, нежели политическими акциями сделать так, чтобы не выпадать из информационного поля. Тогда ведь страшно было выйти на улицу; массовые протесты начались позднее, а в те времена в Петербурге только национал-большевики лезли под милицейские дубинки.

Информацию про все, что у нас происходило, надо было как-то доносить наружу. И я стал записывать видео и размещать у себя в блоге. Вот из этого видео и получился потом фильм. «Пуговка» - потому что есть старая советская (сталинских еще времен) шпиономанская песенка про пуговку, которую в своей версии в конце фильма поет Юлий Ким, и потому, что весь фильм нас пугают, хотя ничего страшного вроде бы не происходит. Никого не побили – через сорок два дня университет открылся снова. Но то поколение наших студентов, которое обрело этот опыт гражданского активизма и противостояния, конечно, во многом сформировало новую идентичность университета. Чтобы познакомить с ней новые поколения, раз в год в ЕУ показывают «Пуговку». До появления травматического опыта у нас не было повода с такой остротой осознавать себя, а теперь день открытия университета после пожарного кризиса празднуется ежегодно как «День Европейского университета».

Опечатанная аудитория Европейського университета (февраль, 2008 г.)

Расскажи о знаменитом уже проекте виртуального музея советского быта «Коммунальная квартира».

Сначала была книга «Очерки коммунального быта». Она вышла в Москве в издательстве ОГИ двумя изданиями – в 2000-м и 2004 году. Вскоре после выхода книги я сделал фотомузей, чтобы поместить туда не вошедшие в книгу иллюстрации – фотографии и комментарии к ним. Слава Паперно, руководитель Центра русского языка Корнелльского университета, к тому моменту имел опыт создания разных мультимедийных продуктов, документальных фильмов. Именно он предложил сделать мультимедийный ресурс, предназначенный для студентов и преподавателей, и придумал его идеологию. Во многих университетах преподается русский язык и культура, но чтобы читать русскую литературу, нужно представлять себе реалии. Коммунальная квартира – хороший вход в русскую и советскую культуру. Для проекта я нашел несколько людей в коммунальных квартирах, которые согласились нам помочь: рассказать о своей повседневности и показать, как она выглядит. Видео снимал Славомир Грюнберг, замечательный режиссер и оператор-документалист. За несколько дней мы сняли около 17 часов материала, который был смонтирован в 45 небольших видеосюжетов общей продолжительностью примерно три с половиной часа.

Требовалось придумать, что и как нужно комментировать, какие эссе необходимо туда написать, определить, что поражает воображение человека, который владеет американскими культурными кодами, с американской точки зрения. В этом помогла антрополог Нэнси Риз, которая хорошо знает Россию. Она была в Москве в 1992-1993 годах и про свои разговоры на кухнях написала книгу, которая так и называется – «Русские разговоры». А в культурно-сензитивном переводе и редактировании помогла Алиса Нахимовская.

Кажется, что результат получился отчасти неожиданным для нас самих. Этот мультимедийный гипертекст - это такой виртуальный мир, новая форма существования документального кино. Пользователь тут сам выбирает, куда ему пойти и что посмотреть. И мы не навязываем ему интерпретации, а даем комментарий, помогая сделать те или иные выводы.

Если обратиться к твоему исследованию, которое касалось людей с ограниченными возможностями, в чем состояла твоя цель?

Когда мы снимали со Славомиром коммунальные квартиры, в одной из них нам встретилась польская девушка, которая, как выяснилось, приехала в Россию в качестве волонтера работать в детский дом в Павловске, куда помещают детей со множественными нарушениями. Меня пригласили на благотворительный спектакль, который ставили волонтеры, а я напросился поснимать и на репетицию. Спектакль был по книге Рубена Давида Гонсалеса Гальего – это такой русский писатель. Он внук секретаря испанской коммунистической партии, но родился в Москве. Его матери сказали, что ребенок умер. На самом же деле у ребенка был ДЦП, и ребенок попал в русский детский дом-интернат для детей-инвалидов, а мать об этом ничего не знала. Испанское имя осталось при нем. Он там выжил, как ни удивительно, и написал книгу о своем опыте – «Белое на черном». Ребята решили поставить спектакль по мотивам этой книги, что мне представлялось невозможным. Но этот текст был для них и для их подопечных абсолютно актуален – он был про их повседневность, про то, что они видят каждый день. После этого я снимал в интернате в Павловске для этой волонтерской организации, для их собственных нужд. Из этого пока что не сложился фильм, но есть несколько публикаций, а моя аспирантка Анна Клепикова, которая работала волонтером в интернате, защитила диссертацию о мире человека, живущего в таком заведении для людей с нарушениями развития.

Ребенок в игровой интерната в Павловске

Где пролегает, на твой взгляд, грань между визуальной антропологией и искусством?

Визуальная антропология – многозначное слово; какие-то его значения отсылают как раз к разновидности киноискусства, такой как рассчитанное на широкую аудиторию «этнографическое» кино. Но на самом деле не стоит радикально разводить науку и искусство. Вот, например, существует ложная дилемма между фильмами художественными и документальными. На самом деле кино бывает игровым и неигровым. А документальный, неигровой характер фильма не исключает его художественности. Исследовательский характер исходных материалов не исключает принадлежности результата одновременно и к сфере искусства. Этой грани нет, это искусственная грань. Многие документальные фильмы абсолютно художественные. Это некий побочный результат антропологического исследования, которому предана форма продукта, являющегося произведением искусства.