О труде художника

На размышления о «перегретой» ситуации в современном украинском искусстве меня натолкнул тот факт, что за последние несколько месяцев мне уже дважды довелось встретиться с противоположными взглядами влиятельных и уважаемых художников на их собственный труд. И ни один из этих подходов не может быть продуктивным при нынешних обстоятельствах...


Первый случай произошел летом 2011 года в Донецке. На пресс-конференции в ЦСИ «ИЗОЛЯЦИЯ» по случаю открытия выставки «1040 метров под землей» я спросила Цая Гоцяна и Павла Макова (который тогда участвовал в разговоре), должны ли перед современным художником стоять определенные цели и задачи и если да, то какие именно. Несмотря на видимые различия художественных платформ, Павел Маков и Цай Гоцян были солидарны. Они сошлись во мнении, что художником руководит только вдохновение и стремление получить fun в процессе созидания, а потому ни о каких целях или задачах говорить нельзя.

Слышать это мне было довольно странно, учитывая, что я работаю в вузе, который ежегодно получает и удовлетворяет государственный заказ на подготовку профессиональных художников. Для меня очевидно, что любая профессиональная деятельность связана с выполнением определенных общественных задач; для профессионала – электрика ли, филолога, авиаконструктора или врача — не отменяются ни творческий порыв, ни вдохновение, ни удовлетворение от выполненной работы, но ничто из вышеперечисленного никогда не может быть профессиональной самоцелью. Почему же тогда мы так органично считаем художника исключением? Ответ кроется в бытовом отождествлении искусства и творчества, которое распространяется и на профессиональную среду. Однако когда речь идет об искусстве, в частности имеющем автономный статус в системе культуры и не связанном с необходимостью обслуживать культ или быть рупором пропаганды, — мы так или иначе должны определиться с целями и задачами, которые на него возлагаются.

Одной из этих целей, вне всякого сомнения, является критическое осмысление процессов, происходящих в нашем обществе. Именно на такой позиции находится немало молодых украинских художников, которые поднимают в своих проектах социально важные темы, что не может не вызывать одобрения критически настроенных мыслящих личностей из художественной и околохудожественной среды.

Действительно, сложно не согласиться, что стимулировать развитие критического мышления у своих сограждан и создавать резонанс, провоцируя общественную дисуссию вокруг важных для современного человека тем, – вполне достойные задачи как для отдельного художника, так и для искусства в целом.

Потому позиция молодых артистов могла бы быть вполне адекватным ответом на вопрос о целях и задачах художника в современной Украине, если бы не одно чрезвычайно характерное для нашего времени обстоятельство, проявившееся в «Трудовой выставке» кураторского объединения «Худрада», которую еще можно увидеть до 2 декабря в помещении Центра визуальной культуры при Киево-Могилянской академии. Это обстоятельство — серьезная опасность для художественной практики утратить коммуникативный аспект, который был и остается для искусства базовым.

Николай Олейников. Работник спит?

Всю интригу выставки кураторы построили вокруг тезиса, что капиталистическое общество сместило труд в сферу невидимого, лишив его прежнего престижа и статусности. Новый общественный строй принес труд в жертву товару, который сам стал идолом. Иллюстрируя эту мысль, художники объединили в выставочном пространстве две параллельные тематические линии: первая рассматривает обесценивание труда рабочего, другая — тематизирует труд художника. Их сосуществование в рамках одного проекта фактически ставит знак равенства между трудом рабочего и трудом художника, что а) довольно цинично в условиях существования арт-рынка и б) совершенно ни к чему ни рабочим, ни художникам, ведь ничего не доказывает. Это и есть вторая точка зрения, с упоминания которых я начала свой рассказ.

В кураторском тексте не без пафоса заявлено: «Труд художника, которому посвящена отдельная тематическая линия выставки, разорвет оковы сна и позволит трудящемуся выступить одновременно в роли того, кто созерцает труд».

Для того чтобы понять, что никакого разрыва оков сна на выставке не случится, даже не обязательно на нее ходить — достаточно дочитать пресс-релиз до конца, где указано время работы ЦВК: «В будни с 10.00 до 18.00».

Евгения Белорусец. Рай в отдельно взятом селе. 2011

В целом же подход к искусству, который реализуют художники в этой выставке, фактически ставя искусство в один ряд с трудом рабочего, — довольно странен. Он игнорирует весь путь, пройденный искусством за последние пару тысячелетий, от ремесленничества до производства смыслов, что, собственно, и позволяет искусству сегодня занимать именно ту критическую позицию, которую так пестуют участники «Худрады». 

Самое удивительное, что отдельные работы, экспонируемые на выставке, — не будучи встроенными в эту сомнительную логику аналогий, довольно интересны и имеют достаточный уровень художественной убедительности, чтобы адекватно донести заложенный в них смысл.

Например, документация хрестоматийного перформанса хорватского художника Младена Стилиновича «Художник за работой» (1978) переносит акцент в работе художника из плоскости материального производства в плоскость производства интеллектуального. Евгения Белорусец пронзительно передает состояние безысходности украинского гастарбайтера, жизнь которого вынужденно проходит мимо. Лада Наконечная через реальную стоимость художественного произведения сравнивает символическую ценность акта труда в Украине и Швейцарии. Анна Звягинцева демистифицирует труд художника.

Младен Стилинович. Художник за работой. 1978

В пользу актуальности темы свидетельствует то, что на выставке присутствуют работы не только украинских художников, но их коллег из России, Швейцарии, Словакии, которые также обращаются к вопросу труда.

Однако все эти произведения, смонтированные в один визуальный ряд (особенно если не учитывать аккомпанемент текстов), производят скомканное впечатление и оставляют без ответа важнейшие вопросы. Например, о том, для кого вообще эта выставка и ради чего она, собственно, делается. Разумеется, не для самих рабочих, иначе художники искали бы встречи с ними, как это в начале ХХ века делали авангардисты Родченко, Лисицкий, Татлин, столь ценимые современными левыми активистами.

Евгения Белорусец. Рай в отдельно взятом селе. 2011

Авангардные художники были увлечены утопической идеей максимально демократического искусства, которое было бы понятным и доступным всем без исключения людям, независимо от уровня образования и культурного развития, которое должно было пронизывать жизнь на всех уровнях и, наконец, само стало бы формой жизни. Тогда художник пребывал рядом с рабочим, на передовой строительства нового мира, который невозможно представить без труда людей за станком. Современный мир — постиндустриальный — строится по совершенно иным законам, с которыми трудно не считаться. И как бы отдельным художникам ни был близок пафос художественной жизни 10-20-х годов прошлого века — нельзя игнорировать исторические обстоятельства, в которых мы оказались.

Справедливости ради отмечу, что кураторы «Трудовой выставки» этого и не делают — они выбирают для себя уютную и неширокую платформу критического сообщества, сознательно обращаясь исключительно к лево-ориентированной среде, где, впрочем, и без художественных высказываний всё знают о статусе труда в капиталистическом обществе.

Печально, но за высокопарным слогом, отсылающим к страстным речам дней минувших, сама выставка тихо шепчет только о ностальгической очарованности трудом да критикует его невыносимые условия, о которых любой украинский рабочий расскажет гораздо доходчивее. Все это обсуждается узким кругом, в котором обсуждение и гаснет. Ничего не произошло, но по факту результат засчитан. Все это наводит на мысль, что, несмотря на самозасвидетельствованную архаичность названия, дух нашего времени в выставке все-таки есть, и выражается он в том, что ее кураторов более чем устраивает, если они не будут услышаны теми, кому якобы адресовано их высказывание. Так же как в ситуации с социальными сетями, авторам не нужна коммуникация — трансляции оказывается вполне достаточно.

 

 

Ольга Балашова

Первый случай произошел летом 2011 года в Донецке. На пресс-конференции в ЦСИ «ИЗОЛЯЦИЯ» по случаю открытия выставки «1040 метров под землей» я спросила Цая Гоцяна и Павла Макова (который тогда участвовал в разговоре), должны ли перед современным художником стоять определенные цели и задачи и если да, то какие именно. Несмотря на видимые различия художественных платформ, Павел Маков и Цай Гоцян были солидарны. Они сошлись во мнении, что художником руководит только вдохновение и стремление получить fun в процессе созидания, а потому ни о каких целях или задачах говорить нельзя.

 

Слышать это мне было довольно странно, учитывая, что я работаю в вузе, который ежегодно получает и удовлетворяет государственный заказ на подготовку профессиональных художников. Для меня очевидно, что любая профессиональная деятельность связана с выполнением определенных общественных задач, для профессионала – электрика ли, филолога, авиаконструктора или врача — не отменяются ни творческий порыв, ни вдохновение, ни удовлетворение от выполненной работы, но ничто из вышеперечисленного никогда не может быть профессиональной самоцелью. Почему же тогда мы так органично считаем художника исключением? Ответ кроется в бытовом отождествлении искусства и творчества, которое распространяется и на профессиональную среду. Однако когда речь идет об искусстве, в частности имеющем автономный статус в системе культуры и не связанном с необходимостью обслуживать культ или быть рупором пропаганды, — мы так или иначе должны определиться с целями и задачами, которые на него возлагаются.