Одни успокоились, другие вспыхнули: отношение художников к Первой Мировой войне

«Футуристы-поэты, художники, скульпторы и музыканты Италии! Пока длится война — оставим стихи, кисти, резцы и оркестры! Красные каникулы гения начались! Ничто сегодня не восхищает так, как страшные симфонии шрапнели и безумные скульптуры, которые наша воодушевленная артиллерия ваяет из масс врага» — цитата из довольно известной книги отца футуризма Филиппо Маринетти «Война — единственная гигиена мира» 1915 года. Казалось бы, как можно восхвалять войну? Ведь нормальный человек никогда не займет такую позицию.

 

Видимо, не зря футуризм считают предтечей фашизма. И правда, Муссолини использовал некоторые пункты футуристической идеологии. Но это были сугубо те пункты, которые были выгодны ему в качестве националистической пропаганды. Правда и в том, что футуристы, с их призывами к созданию великой Италии, может и невольно, но помогли Муссолини на первых порах становления итальянского фашизма. В последующем, фашистами были вычеркнуты все «духовные» аспекты идеологии футуристов, оставив лишь те, которые были направлены на военные цели. Все желания футуристов относительно уничтожения старого искусства, классицизма, традиций, музеев, библиотек, а также создания нового свободного рисунка и стиха были отброшены, на смену пришла жажда Муссолини восстановить Римскую империю, почтение к академическому искусству, старым мастерам, латыни и строгим школам.

 

Футуристическая выставка «0,10»


Точно так, шли нога в ногу большевизм и русский футуризм. И те, и другие хотели разрушить прошлое, создав мир, работающий по их законам. «Фабрика была неиссякаемым источником политических идей большевиков, но она также была вдохновением футуристического искусства», — писал итальянский литературный критик Дж. Преццолини еще в 1923 году.  

 

И итальянские, и русские футуристы стремились к свободе мысли, идей и новому мышлению, желали избавиться от политического, социального, а главное духовного рабства. Но в итоге и те, и другие были обмануты политикой, и исчезли как направления в искусстве.

 

Но не только футуристы грешили прославлением войны. В самом начале, в 1914 году, большинство из художников поддерживали военные действия. Но почему? К примеру, Франц Марк высказывался так: «Ради очищения ведется война и проливается больная кровь». И снова «очищение», и снова попахивает как минимум милитаризмом. Но здесь другое, Марк, как и многие из художников придерживающихся подобного мнения, были не столь патриотичны, сколь антибуржуазны. Они считали, что после войны будет разрушен старый буржуазный мир, вместе с ним разрушены старая культура и искусство. В 1914 году они не воспринимали войну, как то, что неизбежно ведет к смерти и разрушению, они понимали её в метафорическом смысле, считая что война приведёт к уходу от «материализма» и обратит всех к «духовному». Противоречивое отношение к войне развело Франца Марка с художниками «Синего всадника», а именно с Клее и Кандинским. Марк успел разочароваться в войне, но все же в 1916 году в возрасте 36 лет был убит осколком снаряда под Верденом.

 

Контраст между новым и старым. Адольф Гитлер, 1914

Но пострадали и те, кто никогда не воспевал войну. Август Маке умер еще в самом начале войны, будучи 27-летним. Жорж Брак и Андре Массон были тяжело ранены. Андре Бретону, который был санитаром, а потом и психологом, работая с теми кто сходил с ума от бойни и бомбежек, пришлось сталкиваться с горем и страданиями ежедневно. Хотя во время войны произошла его встреча с Гийомом Аполлинером, который познакомил его с Филиппом Супо, впоследствии оба существенно повлияли на его творчество. Сам Аполлинер был ранен в голову осколком снаряда, перенес трепанацию черепа, а через два года, в 1918, ослабленный после операции, умер от испанского гриппа. Уже к 1915 году многие из тех, кто считал войну «очищением» изменили свое мнение.

 

Отто Дикс и Макс Бекманн сознательно пошли воевать ради новых ощущений и переживаний, они считали, что война даст им толчек для творчества.

 

Были и те, кто отстранился от войны. Марсель Дюшан, Ханс Арп, Роберт Делоне и Вильгельм Лембрук уехали за рубеж. Арп писал: «В омерзении от резни Мировой войны 1914 года, мы посвятили всех себя изящным искусствам. Несмотря на отголоски отдаленных взрывов, мы, со всей нашей энергией, пели, рисовали, клеили и писали стихи. Мы искали простого искусства, чтобы излечить человека от безумия нашего времени и нового порядка, чтобы восстановить баланс между раем и адом». Вместе с ним в Швейцарию съехались и другие основатели дадаизма. По сути, цюрихская ветка дады считала, что она возникла пред ужасом войны и именно война заставила её  отрицать какой-либо смысл в этом мире. Они хотели забыть о суровой реальности и окунуться в новый мир, мир случайностей. Дюшан же, тем временем, покоряет Америку шокируя её «Фонтаном». Джорджо де Кирико дабы не воевать, отправился в Феррару в военный психиатрический госпиталь, где познакомился и подружился с Карло Каррой, основав движение метафизической живописи.

Любовники (Автопортрет с Валли). Эгон Шиле, 1914-1915

 

Одни успокоились, другие вспыхнули. Поражение в Первой мировой войне, последовавший за ней кризис из-за репараций требуемых Францией и Бельгией, голод, смута, отречение кайзера Вильгельма II, Ноябрьская революция, убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта, а также установление Веймарской республики — события, произошедшие всего за два года. Тогда-то и появились берлинские дадаисты. Они выступали против буржуазии, против капитализма, против Веймарской республики, их взгляды были порою крайне левыми, некоторые даже вступили в Коммунистическую партию Германии, а порою анархичными. И всё же у них была своя политика и своя религия. Даже к пацифистам некоторые из них относились с презрением, объясняя это тем, что те желают нереального, голого идеала мира. Рихард Хюльзенбек в 1918 году выступил с такой речью: «Мы были за войну, и дадаизм, еще и сегодня за войну. Вещи должны сталкиваться друг с другом: того, что происходит, еще мало — все далеко не так сурово и жестоко, как оно должно быть». Что же это, еще один шизик? Вероятно, либо же это он нарочно избрал такую тактику, пропитанную нигилизмом, пытаясь шокировать, избавившись от всяких общепризнанных моральных ценностей, преподнося всё самое мерзкое и циничное. Это некий эксперимент, предполагающий поднятие щекотливых тем, нарочно соглашаясь с самым грязным, дабы вызвать возмущение, разжечь злобу, заставить публику «шевелить мозгами». Это и есть язык дада. 

 

Рынок в Миньо. Соня Делоне1915


Устраиваемые дадаистами вечера предполагали, что они будут говорить людям только правду, тем самым оскорбляя их: «Мы издевались над всем, для нас не было ничего святого, мы просто плевали на все, и это было дада. Не мистицизм, не коммунизм, не анархизм. Все эти направления имели свои программы. Мы же были полными, абсолютными нигилистами, нашим символом было Ничто, вакуум, дыра», — писал Гросс. Стихи, состоящие из непонятных звуков, причудливые наряды, странные сценки, всё это казалось сумасшествием. Но это было дада.

 

Это были течения, объединённые мировоззрением и движимыми идеями, а воплощением могла служить любая форма, будь-то живопись, коллаж, фотография, фотомонтаж, карикатура, выступление, памфлет, листовка, стихи, реди-мейд, либо же синтез этих форм. Провокационный дух художников того времени в значительной степени определялся общественными и политическими реалиями. Какими бы психами они ни были, их надо рассматривать в контексте истории и в первую очередь с точки зрения их искусства, которое уже перестало быть лишь предметом, а стало образом жизни и мышления.

 

Разрез последней веймарской культурной эпохи пивных животов Германии, сделанный кухонным ножом ДадаХанна Хёх