Отражая время: несколько эссе о художниках «после войны» ч.1

Что объединяет художников послевоенного времени? Ведь наконец настал тот час, когда искусство перестало быть лишь «красивостью», способы выражения стали существенно шире, и зарождение кураторства заметно меняло дело, и ещё много «и». Одни делают перформансы, другие инсталляцию, третьи придумывают новые методы в живописи, но все были объединены идеей переосмысления понятия «искусство». К тому же художники состоявшиеся к середине-концу 60-х, в условиях новой, уже холодной войны и иных реалий, каждый своим путём, будь-то провокация, высмеивание, новая философия или идеология, обращали внимание зрителей на несовершенство сложившейся социальной и политической обстановки. 

 

Отражая время  

 

         “Понимаете, когда я вижу по телевидению, как убивают людей во Вьетнаме, я не могу играть, как играли сто лет назад. В школе меня учили отражать своим искусством время. Я пыталась отражать его по-старому. Я играла в традиционном оркестре. Сидела среди других виолончелистов в очень уважаемом коллективе и умирала от тоски. А в зале сидела благополучная публика в вечерних костюмах и слушала давно известные вещи, которые их никак не волновали. Я должна была играть по-новому. Ведь сейчас двадцатый век. Я слишком много знаю по сравнению с Бетховеном, чтобы играть по-старому», - так рассуждала Шарлотта Мурмэн, давая интервью Генриху Боровику. Эта женщина, чей подход к искусству весьма схож с подходом Джона Кейджа, именовала себя директором ежегодного фестиваля авангардистского искусства. Ей посчастливилось работать с основателем видеоарта, американо-корейским художником Нам Джун Пайком.

 

Шарлотта вспоминала, как в одном из номеров против войны во Вьетнаме, они с Пайком создали человеческую виолончель. Пайк натягивал двумя руками и держал у себя за спиной струну, а Шарлотта тем временем водила по ней смычком. Мурмэн уточнила, что действие это длилось пятнадцать с половиной минут. В интервью Герниху Боровику Мурмэн пояснила: «Играя на Пайке, я тем самым демонстрирую, как мы, американцы, угнетаем вьетнамцев». И хоть Пайк и не вьетнамец, а кореец, это не имеет значения. «Кто сказал, что музыка — это только те звуки, которые можно извлечь, водя смычком по струне? А крик? А звук пишущей машинки? А полицейская сирена? Кто сказал, что это не музыка? Кто сказал, что виолончель должна быть всегда той самой формы, которая была изобретена четыреста лет назад? Кто?!» - взывала Шарлотта к пониманию. Это было время протестов против войны, время конфликтов между чёрными и белыми, между богатыми и бедными, время хиппи, время минитменов, ку-клукс-клана, время громких убийств, таких как выстрелы в Джона Кеннеди, позже Роберта Кеннеди, а также лидера за права чернокожих в США Мартина Лютера Кинга, время нового искусства. 

          

Шарлотта Мурмэн и Нам Джун Пайк

 


Жир и войлок

 

         Он считал, что главной задачей художника, является работа с обществом. Дело художника должно заключаться в том, чтобы подобно скульптору работающему с материалом, вылепить новое общество, новую модель государства, политических отношений и новые социальные связи. Бывало и так, что вместо того, чтобы выставлять свои работы, он выставлял себя будто экспоната выставки и просто говорил, подобно шаману он лечил искалеченные души. Нет, это не было схоже на высмеивание дадаистов над буржуазией, человеческой тупостью и другими пороками, это иной подход, искреннее желание помочь. По его мнению, разделение на «правых» и «левых» устарело, что надо уничтожить систему парламентской демократии, а также систему партий, так как в итоге любой член, любой партии перестаёт представлять интересы народа и представляет интересы своей партии. Он — Йозеф Бойс, был весьма озабочен социально-политической проблематикой. Об этом говорят и его работы.

 

         Бойс довольно быстро распрощался с «флюксусом», видимо потому что он был для них «слишком». Не известно, правдива ли вся эта история с Крымом, или же это выдумка самого Бойса, но факт в том, что она стала основой всего его творческого пути. Зимой 1943, когда он уже был пилотом бомбардировщика, его самолёт был сбит над Крымом. 8 дней его выхаживали татары, которые от обморожения обмазывали его животным жиром и заматывали в войлок, также художник помнит во рту вкус мёда. Этот момент стал для него перерождением, немца склонило в сторону гуманизма, пацифизма и полного изменения философии жизни. Соответственно изменилось и его искусство. Он вновь хотел пережить это перерождение, состояние на грани жизни и смерти. Для этого, в одной из акций, он 8 часов пролежал завёрнутый в войлок. В войлок также были завёрнуты 2 тушки зайцев. В инсталляции присутствовали медь, как проводник, и микрофон, передающий звуки дыхания, сердцебиения и бормотания Бойса.

 

Касательно мёртвых зайцев, то они тоже были излюбленным атрибутом Бойса. В 1965 году в акции «Как объяснить смысл картины мёртвому зайцу», Бойс, голова которого была покрыта мёдом и посыпана золотой пудрой, напоминающая маску шамана, общается с мёртвым зайцем, ходит по комнате и безмолвно рассказывает ему о картинах. В 1969 он выставил фольксваген из которого, будто стая волков выехали санки на каждых из которых лежал рулон войлока, что напоминало скорую помощь с медикаментами.

 

Йозеф Бойс «Гомогенная инфильтрация для рояля»

 

Действительно впечатляющим проектом стала «Гомогенная инфильтрация для рояля» 1966 года. Это рояль покрытый войлоком с красным крестом и Бойс, рассказывающий о талидомиде — скандальном снотворном препарате, из-за которого в ряде стран мира у огромного количества женщин принимающих его, родились дети с врождёнными уродствами. Так вот, наиболее распространённым уродством было отсутствие рук или их деформация. Итак, есть рояль закутанный в войлок, который не может издавать звуков, и есть люди, у которых нет рук и которые не способны играть. Некий замкнутый круг. Красный крест символизирует самого Бойса, который хотел стать врачом. Бойс предстаёт как художник-врач, который может изменить мир и общество к лучшему.

 

Бойс создал множество замечательных вещей, но наиболее полно он раскрывается как художник-политик на акции в Западном Берлине после первомайской демонстрации «левых», куда он пришёл с мётлами и уговаривал демонстрантов убрать за собой идеологический мусор, которыми они замусоливали человеческие мозги.

 

«И смех, и грех»

 

Картина повествует о чудовищных болванах руководящих страной и имеющих неограниченные возможности, но при этом способных лишь разрушать. «Ты должен понять, что фторирование — это самый жуткий, чудовищный и опасный план вероломных коммунистов…» Что? Фторирование воды опасно для американцев, а может и всего человечества? «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу» Стэнли Кубрика полон, казалось бы, абсурдных и маразматических моментов, но, как ни печально, они раскрывают истинность происходившего. В то время, в начале 60-х словосочетания «холодная» и «ядерная» войны, «Карибский кризис» были у всех на устах, они пугали, и пугали не только «простых смертных», но и власть имущих.

 

Последние активно и весьма эффективно работали над тем, чтобы вызвать у первых ненависть, у детей капитализма к коммунистам и наоборот. Даже мультики создавались с этой целью, по образцу: волк злой, плохой и изображается коммунистом, а зайчик хороший американец, любящий свою страну. «Великие» люди, одни в США, иные, в СССР обзавелись ядерными ракетами и с нетерпением ждут малейшей агрессии или повода, который можно будет списать на агрессию, дабы испытать свои «игрушки».

 

Кадр из фильма Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу»

 

Вкратце. Американский военнокомандующий Джек Д. Риппер, решил что коммуняки крадут у американцев какие-то «бесценные телесные жидкости» и используют страшный метод фторирования воды, и поэтому во имя спасения своей родины и в качестве миротворческой милости направил на СССР бомбардировщиков с ядерным оружием. Самолёты отозвать невозможно, так как секретный код знает лишь сам Риппер. За круглым столом президент и его свита пытаются выяснить кто виноват в случившемся и что же теперь делать. Их общение смешно и абсурдно, но ведь так оно и было, так оно и есть. О, а эти телефонные переговоры с подвыпившим генсеком! Эти любезности меж главами двух враждующих сверхдержав: «Мне очень жаль, Дмитрий. Я очень сожалею. Хорошо, ты сожалеешь еще больше. Но я тоже очень сожалею. Я сожалею, как и ты, Дмитрий. Не надо говорить, что ты сожалеешь больше, потому что я тоже способен сильно сожалеть. Мы оба очень сожалеем, так? Так…» (Необычайная игра слов, которую у Кубрика заимствовал Вуди Аллен).

 

Далее выясняется, что советы построили секретную машину смерти, которая автоматически срабатывает на ядерную атаку и запускает ответный удар. Эту машину тоже нельзя отключить. Здесь и появляется фигура таинственного доктора Стрейнджлава. Это немец в инвалидной коляске, называющий президента «фюрером» и борющийся со своей непослушной правой рукой, которая будто символизируя прошлое доктора частенько поднимается вверх в приветственном фашистском жесте. По его мнению, машина смерти - это гениальное изобретение. Он предлагает дать возможность выжить избранным людям, которые после катастрофы дадут жизнь новым людям. В его лице неподдельная радость, жажда разрушения, зла. В итоге, Стрейнджлав поднимается с инвалидного кресла и воспевает «Мой фюрер, я могу ходить!».

 

Действительно, зачем думать о людях, если необходимо в первую очередь позаботиться о своих задницах. Как бы ни были мерзки все происходящие события в фильме, на самом деле, правительство и военнокомандующие, зачастую таким образом и решают все насущные дела. А случись такая трагедия, в самом деле, окунулись бы в мечтания о том, как они будут жить в новом мире. Кубрик создал сатиру, «чёрную комедию» о печальных событиях. Он показал всю тупость, эгоизм и ненависть управляющих человеческими судьбами. Это одновременно и смешно, и очень печально. А ещё более трагично то, что фильм актуален и сегодня. «Верхи» бояться лишь за себя, а «низы» столь запуганы, что по большей части они инертны и безынициативны, а то и вовсе слепо верят в то, что их «фюрер» спасёт их. «Доктор Стрейнджлав...» - политическая сатира, повествующая об обоюдной ненависти людей живущих на разных континентах и о тех, кто способен восхищаться машиной смерти и полюбить бомбу.   

 

Продолжение следует.

 

Напомним, что данному тексту передовало исследование "Одни успокоились, другие вспыхнули: отношение художников к Первой Мировой войне" авторства Анастасии Гергелижиу.