Выставка Адама Никлевича, – американского скульптора польского происхождения, автора объектов-химер, – в полтавской галерее Jump подводит нас к не оригинальной, но весьма плодотворной мысли о важности метакультурного контекста. Его признание в любви к Гоголю еще раз напоминает о том, какими тонкими, но прочными нитями связаны все «-измы» и умонастроения в современном искусстве, и как одно вырастает из другого – так, что одно без другого существовать уже не может…Одна из новых инсталляций Никлевича называется Соnnected. Он выстраивает свою систему не очевидных, не хрестоматийных взаимосвязей сквозь время и пространство, подчеркивая точки соприкосновения культур.

 

72. Здесь и далее – работы художника

 

Sailor

 

Baked

 

Five Colors

 

Lucha Libre

 

Rigorous

 

Tabula Rasa

 

Так что, не Гоголь-Фестом единым мы выражаем свой пиетет одному из отцов-основателей абсурдистского направления не только в литературе, но шире – в культуре, искусстве, восприятии реальности. Эксцентричная проза Гоголя – ярчайший пример «психотического дискурса». Помимо традиционной народной демонологии, она состоит из сугубо личной «истории болезни» – сдвигов и сбоев нормального восприятия. Предметы и части тел, – все эти шинели, носы и свитки, – оживают и обладают собственной волей, подводящей к мысли о магической природе происходящего. А тут уже и до сюрреализма рукой подать. Гоголя с полным правом можно считать одним из его предтеч. Сюрреальность во всех ее проявлениях – база современного искусства. Совершенная сюрреалистами психоаналитическая революция, – открытие высшей, то есть, на самом деле, низшей реальности бессознательного, – одно из наиболее значимых в истории современного искусства. Сюрреализм толка Миро ходил тропами загадочной иррациональной первобытной вселенной, где вдруг исчезли обычные причинно-следственные связи и обрел силу принцип магического всеединства. Плюс, конечно же, интригу усиливает Магриттовская загадка образа – его абсолютного несоответствия реальному прототипу. Эта параллельная вселенная высшего порядка задолго до ее коллективного и официального открытия благополучно прокрадывалась в творчество гениальных одиночек. Вероятно, в признании именно этой неканонической роли Гоголя как ретранслятора бессознательного и состоит процедура «сдувания пыли» с его идеологически причесанного образа…Не зря точкой отсчета в своей Гоголиаде, состоящей из неслучайных совпадений, Никлевич считает участие в американской выставке «Пост-Гоголь» в 2010-м, а приглашение в Полтаву, на родину писателя, он воспринял как явный знак творческой судьбы.

 

Diver

 

Babel Tower

 

Calle Lunga

 

Hipster

 

Monument To Borshcht

 

Ritual

 

Tabula Rasa

 

Thinker

 

В зазеркалье и у Гоголя, и у Никлевича, могущественна не только мысль, но и, прежде всего, объект. Выдвижение объекта на первые роли – это тоже, по сути, колоссальный вклад сюрреализма в актуальное миропонимание. Дюшановскую тенденцию ready made, – профанного объекта, стремительно вторгшегося в сакральную сферу искусства, – сделал тотально распространенной именно сюрреализм. Но сюрреалистский объект, –  вспомним «Телефон-Омар» или «Венеру с ящиками» Дали, – не настолько прост. Это не жест, который декларативно меняет полюсность среды, предъявляя не-искусство как искусство. Он идет гораздо дальше в магической трансформации реальности, в превращении ее в сон наяву. Мыслится как бесконечный источник ассоциаций и ключ к содержанию бессознательного. Именно от этого «преображения» – превращения  реальной вещи в свой собственный образ – началась эволюция объекта в современном искусстве, прошедшая этапы поп-арта, нового реализма, арте-повера… Он уже не предъявляется как агрессивный символ обыденного, вытесняющий «устаревшее» романтическое содержание искусства. Наоборот, сам изнутри он подрывает агрессивную обыденность. Объекты Никлевича напоминают объекты Клаэса Ольденбурга, так же завороженного предметной средой, – с их радикальным отказом от обычных функций в пользу функций символических. Художник использует принцип обратной имитации – в результате возникает фальш-среда, объекты-перевертыши, совмещающие несовместимые реальности, внешнюю и внутреннюю. «Встреча зонтика и швейной машинки на анатомическом столе…» – этому пресловутому основанию сюрреалистской поэтики все-таки не суждено устареть. В визуальном воплощении это выглядит всегда свежо и ново. Предметная среда, созданная скульптором, начинает жить своей галлюцинаторной жизнью. На старом прикроватном коврике вздувается океанская волна. Ножки стула опираются на надувные шары. Тарелка и свеча повисают на обратной стороне столешницы. Комично выглядит фигура дайвера из пчел, напоминающих ракушки. Металлическое ведро с водой чудесным образом проткнуто ножом. Траектория движения ложки борща над тарелкой выстроена как пошаговая «раскадровка»… Во всех этих остроумных опусах Никлевич действительно выступает как достойный приемник славной традиции создания собственной, – многомерной и непрозрачной, – реальности, заставляющей нас усомниться в том, что якобы кажется очевидным…

 

Knife On The Water

 

Babel Tower

 

Connected

 

Lucha

 

Onuce

 

Sometime Last January I Woke Up

 

Thinker

 

Tiesa

 

Wave 1

 

«Зелёный лук»

 

***

Виктория Бурлака – куратор проектов «Галерея на Институтской» и «Школа современного искусства». Автор собственной рубрики «Уикенд с искусством» в ART UKRAINE.