Александр Гнилицкий. «Бюстгальтер матери»

Алиса Ложкина, главный редактор ART UKRAINE

18.03.2015

«Бюстгальтер матери» - программный текст одного из самых ярких представителей поколения новой украинской волны – покойного Александра Гнилицкого. Гнилицкий - безусловный патриарх украинского современного искусства и сегодня у всех на слуху его гениальные живописные работы, во многом определившие облик эпохи постсоветского раскрепощения отечественной художественной системы. Однако при всей ценности живописного наследия Гнилицкого, его вклад в современное искусство далеко не ограничивается станковыми работами. К сожалению, в ситуации вопиющего отсутствия в нашей стране полноценного музея современного искусства и продолжающегося дефицита механизмов памяти наследие даже самых знаменитых современных художников продолжает существовать в формах, скорее, апокрифических. Сегодня мало кто вспоминает этапные выставочные проекты начала-середины 90-х, когда украинские художники начинали активно экспериментировать с новыми медиа и необычными материалами и делали работы, которые зачастую намного опережали свое время. Тогда, в начале 90-х художники часто обращались к теме посткатастрофического существования на обломках империи и великой идеи. И сегодня с сожалением мы вынуждены признавать, что постапокалипсис так и не выветрился из нашего воздуха.

По сей день все мы обречены существовать в каком-то чудовищном разломе памяти, а тексты двадцатилетней давности до сих пор читаются как сверхактуальные пророчества о воронке, которая в 90-х казалась открыжкой совка, а по факту оказалась «шуткой», затянувшейся на два с лишним десятилетия. Именно это странное ощущение перманентной реактуализации классики раз от раза толкает нас возвращаться к нулевому километру – то есть, эпохе, когда наша страна формально лишь только обрела независимость.

Поколению сквота на ул. Парижской коммуны посчастливилось глотнуть воздуха утопии, когда всего на несколько лет – с 1990 по 1994-й гг. обычный заброшенный дом на нынешней улице Михайловской превратился в богемный парадиз и аванпост нового искусства. Публикуемый текст Александра Гнилицкого относится к самому последнему периоду существования легендарного Паркома и, поэтому дышит неизбывным предчувствием конца Belle époque и грядущего расставания. Post coitus tristi – так можно определить жанр этого послесловия к героическому этапу украинской новой волны.

Текст «Бюстгальтер матери» был написан для каталога знакового кураторского проекта 1994 года «Пространство Культурной Революции». Сам проект до сих пор не утратил своей актуальности и кажется, в нынешней общественной ситуации звучал бы как нельзя кстати. Главною осью выставки был длинный забор выжжено красного цвета, выстроенный на последнем этаже Украинского дома. Зрители не имели возможности полноценно осматривать выставку. Они могли лишь заглянуть за забор краем глаза через маленькие отверстия, куда были вставлены театральные бинокли с отдаляющей оптикой. Гнилицкий показывал в проекте очень веселый «кулибинский» кинетический проект – в выставочной советской витрине были размещены огромные самодвижущиеся за счет особых механизмов яйца.

Гнилицкий – один из наиболее разноплановых украинских художников, экспериментировавший практически во всех мыслимых жанрах современного искусства и применявший невероятное количество технологических выдумок. Однако отдельным пластом в его наследии идет Письмо – поэзия, дневники, авторские тексты. Архив Гнилицкого – это большущие папки, в которых – целый мир. Трогательные рукописные листы, исписанные плотным почерком, перемежающиеся забавными рисунками и случайными записями… Все они несут на себе печать уже ставшей историей эпохи, когда еще не вошли в обиход средства электронной коммуникации. Записки Гнилицкого не имеют какого-то общего посыла, они чарующе, по-восточному пустотны, вернее, полны этой пустотой и отсылают к традиции дзенской поэзии. В 2003 году в киевской галерее Марата Гельмана проходила единственная прижизненная выставка архивных записок Александра Гнилицкого. Позволим себе напоследок небольшую автоцитату:

«Необыкновенный лаконизм роднит тексты Гнилицкого с восточной живописной традицией, фокусирующейся не на предмете, а на настроении, им вызываемом.

Сочетание текстов и живописных набросков вызывает ассоциации с пушкинской манерой перемежать собственные и чужие произведения всевозможными вставками и иллюстрациями; с текстуально-живописными экспериментами ранних авангардистов. Эта сумбурность, сиюминутность неизбежно отсылает к жанру "рисунка на полях" - рефлекторной регистрации случайных эмоций и впечатлений. Таким образом, произведения оказываются "маргинальными" в буквальном смысле слова (от англ. margins - поля), они ускользают от навязчивого Смысла за грань повествования, обретая относительный суверенитет и желанную пустотность» (из текста к проекту А.Гнилицкого «Ценные бумаги», галерея М.Гельмана в Киеве, 2003)

Алиса Ложкина, главный редактор ART UKRAINE

Александр Ройтбурд, Александр Гнилицкий и Валерия Трубина на открытии выставки «Лето», Киев, ЦДХ, июнь 1992

Александр Гнилицкий «Покажи свое», кинетическая скульптура, 1998

Александр Гнилицкий

Бюстгальтер матери.

а) Конфуций и Парижская Коммуна.

б) Коллективизм и Капитализм.

в) Удушение Капитализмом коллективной идеи счастья.

г) Коллективное бессознательное и радикальный индивидуализм.

д) Калипсол и Экстези (индивидуальное и коллективное).

е) Вперед в историю.

ж) Утопающий хватается за гильотинку.

з) Лучше позор на виду, чем смерть в одиночку.

и) Интерактивный секс и коллективная мастурбация.

к) Астенический синдром детей на свадьбе родителей.

л) Вафление могил.

м) Эстетическое банкрутство.

н) Коллективная смерть через индивидуальное спасение.

о) Индивидуальное спасение через коллективную смерть.

Живое существо с коллективным сознанием (человек, муравей, пчела, рыба, лошадь и др.) всегда смотрит на свой долг перед коллективом через вуаль некоторого противопоставления и даже презрения к себе подобным, иногда доходящего до ненависти. Немного поразмыслив над этим феноменом, нельзя не понять, что это всего лишь часть программы, заложенной в индивидуум тем же ненавидимым им коллективом, из которого последний (т.е. коллектив) всего лишь хладнокровно извлекает свою пользу (вспомним таких отъявленных индивидуалистов, как лорд Байрон, Элвис Пресли, Иван Грозный или последние тираны). Коллектив просто использует их энергию, провоцируя безудержный индивидуализм. По этому поводу очень интересно наблюдать феномены взаимоотношений коллектива творческих индивидуальностей на примере группы художников, объединённых адресом «Парижская коммуна 18а».

Наблюдаемые индивидуумы объединены возрастом, сферой деятельности, средой обитания, поиском рынка для продуктов своей деятельности, экономически сходным уровнем жизни, сексуальным партнерством, некогда существовавшим и мало чем отличавшимся от других групп одной возрастной категории и имевшим традиционный характер («молодецкие блядования» с последующими женитьбами без смешения полов и прочих содомий столь модных в современных субкультурах).

Мы не говорим сейчас об искусстве (как вы и заметили, мы пытаемся на фоне разрушения общей социальной структуры, условно именуемой «социализмом», наблюдать и анализировать существование, а, может быть, и распад небольшой группы людей, искусственно создавших себе нишу в уходящем мире коллективного счастья или коллективного безумия). Люди, которые периодически сходились и расходились во времени, как атомы, и все же продолжающие иметь какие-то общие точки соприкосновения, заставляющие их отталкиваться друг от друга, и подсознательно ищущие сходство, которое заставляет их искать какие-то новые, но все же общие сферы обитания. Или, наоборот, подсознательно отталкивающиеся и сознательно ищущие частную выгоду от общего существования, что, в общем-то, тоже заставляет искать и находить внутренне родство. Ломая голову в самоидентификации и бросаясь вновь в кошмар коллективного безумия поиска и ненахождения истины и вновь скрываясь в несладкое одиночество внутричерепья, в котором нет спасения от коллективного одиночества, я надеюсь в который раз выйти из водоворота раскрытых черепов и слившихся мозговых масс светлым, и радостным, и осознающим неповторимость своей резьбы винтиком, тающем от радости в мощи и блеске энергии творящей неведомый маразм машины. Так страшно противостоять ржавчине на обочине жизни. Так же, как таять терминатором в общей стали.

О, Путь, дай увидеть себя, чтобы познать Великое Между. Именно там, - «между» я смогу балансировать, извлекая радость из иллюзии, любуясь прекрасной голограммой перекрещивающихся и сплетающихся энергий и индивидуальных представлений о неуловимом «нечто», представляя которое каждый отдельный блистает своим фамильным перстнем, осознавая непостижимость иллюстрирования себя несущими печать тщеты инструментами общего соития. Боль, радость и пустота сопутствуют каждой новой попытке объяснить свою непостижимость другим, делающим в тот же момент то же самое, и все же роднящим души тем, которые подозревают в другом то же количество невысказанного и похороненного навсегда за крепкими мясными оболочками. Тихое мясное братство. Гулкое эхо грудных клеток, звенящих в унисон на одной частоте, печально звенит в закатном эфире, созывая рожденных настроенными на одну частоту и электризуя пространство гнетущим томлением. Так рождаются революции. Революции, которые, свершаясь, разрушают иллюзии, разрушают надежды на существование идеи в реальности. Мы знаем это на себе, мы жертвы последней реализованной иллюзии. Как скоро человечество создаст новую иллюзию о счастье, оправясь от горечи невозможности существования последней. Дети Парижской Коммуны, ваша сперма отравлена безверием, ваша сперма бесплодна. Дети Парижской Коммуны, вы не знаете счастья тела, ибо ваш дух устремлен в пустоту. Вы честные азиаты, исполнившие светскую шутку европейцев, воплотившие галантный флирт Просвещения в кровавые роды Революции, принявшие из своего чрева и пережившие смердящее разложение переноска, смрад от гниения которого физически разит ноздри мозга. Как и куда двигаться, если ноги увязли в гниющем теле прекрасной идеи? Солнце капитализма, иссуши труп своего ребенка – Великой Революции. Коридоры времени, похожие на колбасы желудка, перекачивающие дерьмо вчерашнего пира. Время, выдави из себя сладкий кал на грядки новых идей в раю цветов и танцующих каштанов. А?

А.Гнилицкий на открытии выставки Postanastesia, Мюнхен, 1992 , галерея на Лотрингер штрассе. На первом плане картина Гнилицкого «Портрет Франкенштейна». Фото А. Друганова