Легендарный многолетний главред российского Vogue, одна из самых стильных и влиятельных женщин в мировой fashion-журналистике, гостья весенних Kiev Fashion Days Алена Долецкая поделилась с Алисой Ложкиной своим видением взаимоотношений современного искусства и fashion-журналистики, а также футурологическими прогнозами на будущее человечества без моды.

 

Статья из ART UKRAINE № 4(23) 2011 июль-август. Рубрика ART & FASHION

- Темой нынешнего номера ART UKRAINE стало взаимопроникновение моды и современного искусства. Сегодня «модные коллаборации» художников и ведущих fashion-брендов стали вполне привычным делом. Такаши Мураками делает большие проекты для Louis Vuitton, многие другие художники также сотрудничают с крупными модными домами. В ведущих мировых музеях все чаще открываются выставки, посвященные истории костюма и модному авангарду ХХ-ХХI вв. Насколько этот симбиоз органичен, насколько он будет плодотворным и насколько глубоко это взаимопроникновение?

 - Вектор движения моды в сторону искусства мне вполне понятен. В моде есть нечто неуловимо общее с современностью. Она отражает основной принцип современного общества - калейдоскопичность. Каждый следующий показ бескомпромиссно аннулирует итоги предыдущего - таков коварный закон нашей сферы. Искусство же живет по совсем другим законам. Оно рождается сегодня, но впоследствии становится дороже или наоборот - пропадает навсегда. Произведение искусства - явление уникальное, подвергающееся коммерциализации только с одной стороны. А мода - не уникальна, потому что она построена на тираже и утилитарности. Именно через эти свои качества, а также через некоторую усталость материала мода сближается с искусством, начинает пытаться выскочить за пределы блузок, юбок и пальто.

 

- Но и современному художнику не так просто выскочить за рамки заданного заранее формата полотно-масло, инсталляция, фотография и т. п. 

- Не скажите. Казалось бы, да, преодолеть эти рамки действительно сложно, но когда смотришь некоторые актуальные выставки, то понимаешь, что там нет ни холста, ни масла, ни чего-либо еще, что мы привыкли ассоциировать с художественным форматом, а эффект искусства все равно достигается... Моде гораздо больше лет, чем актуальному искусству. И ей очень хочется свежего воздуха. Этот воздух в разные времена дизайнеры получали из разных источников. Если вспомнить Ива Сен-Лорана, то он, к примеру, черпал свое вдохновение в театре, бесконечно рисовал театральные костюмы, а затем посреди своей звездной карьеры обратился к творчеству Жоана Миро и других крупных модернистов, своих современников. Эти художники обычно вдохновляли его лишь на одну коллекцию, а потом он и вовсе вернулся к традиционной моде.

Сейчас художники часто говорят о том, что черпают вдохновение прямо на улице. В моде такое раскрепощение произошло лишь несколько лет назад, в любом случае, именно тогда дизайнеры моды начали в этом открыто признаваться. И именно тогда и произошел этот скачок в современном искусстве. Особых успехов, кстати, на этом поприще добился Марк Джейкобс. Вообще, англичане начали  активно работать с современными художниками, и мне кажется, это вполне естественное сотрудничество. Очень плодотворное, но не факт, что долгоиграющее.

 

- В искусстве ХХ века произошел отход от классических форм. То есть современное искусство - это не обязательно картина, даже не обязательно фотография или объект, это скорее отношения, чем форма. Возможно ли в моде подобное раскрепощение, мыслим ли отход от формата блузки-юбки-кардигана и проч.?

 - Ну, в моде всегда есть место для эксперимента. Первым на моей памяти это серьезно сделал Гальяно, который сказал: «Я создам вам платье из 600 металлических пластин». 

- Да, но от этого оно не перестало быть платьем.

 - Правильно, мы с этого и начали. Мода очень ограничена в своих возможностях. Но если все же помечтать и проникнуться пафосом футуристических кинокартин: в какой-то момент человек все равно совсем расслабится, плюнет на моду и будет ходить в прозрачном кубе.

- Совсем недавно была ужасно популярна игра «Second Life» - в ней человек создавал своего виртуального двойника и жил обыденной, но виртуальной жизнью. Это увлечение как-то поутихло в связи с тем, что в параллельной реальности особо нечего было делать, кроме как виртуально продавать или покупать всякую ерунду. Однако это был по-своему важный социологический эксперимент, ведь, как выяснилось, современный человек склонен навязывать своему виртуальному двойнику, аватару, все свои консьюмеристские стереотипы из реальной жизни. Очевидно, возможна и такая мода - для аватаров. Будет ли это модой в современном смысле этого слова? Насколько это изменит индустрию? Ведь уже сейчас эта отрасль набирает обороты, она крепко связана с развитием компьютерного программирования, что, по сути, заменяет швейную машинку и труд закройщиков.

 - Совершенно верно, сегодня мы наблюдаем бум всевозможных «иллюстраторов-фотошопов». Тем не менее, чтобы создать нечто действительно стоящее, все равно необходимо знакомство с азами графики и классическими принципами построения образа. И даже если человек создает себе аватар, у которого вместо ног и рук будет длинный хвост, этот аватар все равно необходимо во что-то одеть. В Vogue мы как-то на редколлегии, наверное, перегревшись, дошли до того, что подумали: как было бы замечательно, если бы люди, как норки, были покрыты шерсткой - нежной, мягкой, чтобы ее можно было красить или оставлять без изменений. И мода для людей-норок была бы чем-то совершенно другим. Понимаете, на эту тему человек будет фантазировать бесконечно долго. Другое дело, пока мы просто фантазируем, такие дизайнеры, как, например, Прада, уже сегодня воплощают в жизнь самые невероятные футуристические идеи.

- Да, слава Миуччи Прада докатилась и до мира современного искусства, ведь она не просто собирает блестящую коллекцию, а еще и по проекту знаменитого архитектора Рема Коолхааса строит огромный музей современного искусства в Милане.

 - Во-первых, она строит музей современного искусства, во-вторых, то, что она делает в моде, - всегда попытка шага вперед. Она или двигает текстуру тканей в совершенно неожиданном направлении, или ее перерабатывает, вводит в нее какие-то новые элементы, но при всем этом всегда подразумевает живую женщину. И следующий вопрос, который всегда возникает и который интересно обсуждать в контексте современного искусства, - тема красоты. Сколько бы мы ни обсуждали платья из светящихся шаров, сколько бы ни смотрели на аватаров, мы всегда оглядываемся на красивую девушку в облегающих джинсах, замечательной майке и с аккуратной прической.

- В искусстве всех времен наряду с наслаждением красотой присутствует «эстетика безобразного». Насколько она артикулирована в моде?

 - Значительно меньше. Потому что мода - это индустрия, об этом нельзя забывать. Это предполагает размножение. Умножать безобразие, конечно, можно, но вы закончите с банковскими долгами в тюрьме.

- В культуре последних десятилетий доминировал принцип постмодернистского цитирования. Насколько я понимаю, оно присутствует и в современной моде. То есть скорее возвращаются какие-то забытые тренды, чем появляется нечто новое. В искусстве сегодня распространено настроение ожидания «нового авангарда», а насколько эта проблематика актуальна для мира моды?

 - Мы ждем нового авангарда каждые шесть месяцев. Получаем не всегда. Людей, которые могут это делать и делают, - единицы. Среди таких исключений можно назвать Рей Кавакубо, Тома Форда и в какой-то степени Праду. Мода более консервативна, чем кажется. Естественно, между людьми, которые разбираются в моде, идут разговоры об определенном развитии, но в действительности мода отнюдь не развивается столь стремительно.

- И все же - реален ли сегодня действительно авангардный прорыв в моде? Помнится, Коко Шанель взорвала ХХ век, заставив женщин снять корсеты. Возможно ли сегодня нечто подобное?

 - Уже нет, женщины уже все сняли.

- Ну, а если мыслить «от обратного» - не является ли паранджа и вообще восточное отношение к костюму, желание «закрыть» женщину, сигналом о возможности альтернативной чувственности? Является ли исламский вызов вызовом моде?

 - Нет. Паранджа - атрибут национального костюма и религии. Даже если вам весь глянец будет кричать: «Паранджа is cool!» - вы ее не наденете. Уже не раз дизайнеры пробовали играть с паранджой, и это все равно оставалось на уровне интересной провокации.

- Когда я бываю в арабских странах, то с удивлением наблюдаю, что там есть своя очень развитая индустрия этих национальных костюмов. И все это совсем не так примитивно, как кажется нам из просвещенной Европы или ее окрестностей. Возможно, в каком-то смысле эта закрытость делает женщину интереснее и открывает в ней то, что, собственно, убил авангард. Парадокс, но девушку, закутанную в черное, действительно хочется раздеть.

 - Это, наверное, и возбуждает мужчин. В последнем интервью, которое я брала у Миуччи Прада, дизайнер говорила, что сексуальность сейчас совсем неправильно воспринимается. Все эти декольте и сверхоблегающая одежда - вовсе не sexy. Sexy - это как раз наоборот: маленькая школьная блузочка, юбочка трапецией, носочки и т. д.

- Какой образ женщины наиболее полно отражает сегодняшнюю эпоху, как, например, Мэрилин Монро, ставшая символом послевоенного поколения?

 - Этого образа сейчас нет. Он меняется каждые шесть месяцев. В 50-х моду взорвал Кристиан Диор с его new look, он затянул девушкам талию, сказал, что необходимо носить три нижние юбки, и появилась та девушка, в которой мы узнаем своих мам, бабушек. Это был образ всего времени. Так же и во время войны был вполне узнаваемый образ девушки.

 

- Почему же сейчас не возникает такой образ?

- Нет обстоятельств, способствующих его появлению. Но я не понимаю, зачем вам этот образ. Если я задам вам такой же вопрос о современном искусстве, что вы ответите?

 

- В искусстве сегодня имеет место беспрецедентный коммерческий бум на фоне многообразия выразительных средств. Допустимо все, что хорошо продается, а хорошо продается практически все, потому что столетие увлечения модернизмом и постмодерном приучило потребителя к плюрализму.

 - У нас то же самое. Я вам могу сказать, что продажа костюма за 30 тысяч долларов - это такой же взрыв мозга, как продажа работы Густава Климта за 140 миллионов. Кашемировое пальто с отделкой из чистой кожи от Chanel стоит 89 000 евро. У вас это укладывается в голове? У меня - нет.

 

- Современная мода сегодня активно входит в музеи. О чем это говорит? Современное искусство разрослось и инкорпорировало в себя моду или просто идет процесс капитализации костюмов-блузок-юбок и т. п., производители которых хотят продавать их не за 89 тысяч, а за 89 миллионов?

 - Я предполагаю, что речь идет о расширении понятия искусства. Думаю, что люди, открывающие музеи моды, просто хотят оставить зарисовку времени, которая уже скоро нам, а также нашим детям, внукам и правнукам будет очень интересна.

 

 

Алиса Ложкина