В Щербенко Арт Центре открылась выставка Алины Максименко «Титры». О времени, тонких чувствах и ассоциациях из детства мы поговорили с художницей, попытавшейся разложить время на абстрактные и весьма конкретные образы.

Как современному человеку не потерять способность видеть тонкое в окружающем мире?

Мне сложно ответить на этот вопрос. Он, скорее, должен быть адресован куратору, который знает художника, может описать его работы. Говорить о себе в категории тонкого будет нескромным и несколько странным. Я живу, как живу. Вижу мир именно так, а не иначе. Возвращение в свою студию из любого другого пространства, насыщенного чужими людьми – совершенное для меня спасение. Я открываю двери, чувствую запах краски, вижу недописанные холсты, и понимаю, что всё это здорово. Это мой воздух, то, чем я живу, чем готова делиться.  

 

Тут и далее – фотографии Константина Рудешко с выставки

 

Выставка «Титры» состоит из живописи и видео-арта. Почему вы выбираете именно такое сочетание медиа уже довольно долгий период творчества?

 

Не могу сказать, что я сознательно концентрируюсь на таком сочетании или ставлю перед собой задачу использовать  конкретные медиа. Но, рассказывая свою историю, я подбираю те слова, которые будут этой истории адекватны. В живописи мне притягательна и необходима пространственная недосказанность. Сравнивая с поэзией, я стараюсь не называть предмет, а описывать его, давать возможность зрителю Образ соотнести с собой. Видео же дает недосказанность повествовательную, литературную. Это две нити, которые мне нужны, чтобы  плести свой рассказ дальше. С одной стороны, медиа, как и любой технический ход, – это средство. С другой − идея, лично у меня, проходящая через руки.

 

Я не могу сказать и, честно говоря, не верю, что могу взять готовую идею и сконструировать ее в материале. Ведь какие-то жизненно-важные для работы вещи возникают именно в медитативном, ритуальном перебирании материала. Тогда появляется то, что невозможно продумать. И, опять же, иллюстрируя идею, художник может столкнуться с проблемой «не ожившей» работы. Когда есть идея, есть визуальный ряд, но что-то самое главное должно еще случиться, чтобы работа состоялась. Мне вспомнилась книга Ролана Барта «Cameralucida», которую он посвятил своей матери. В ней есть понятие «пунктум», которым автор определяет способность фотографии тронуть зрителя, наполнить ее жизнью, дать зацепку, которая позволит произведению стать настоящим, соотносимым с реальностью, пусть даже субъективной. Ты наблюдаешь, как в работу входит жизнь, происходит что-то невероятное. Рождение даже самой маленькой и невзрачной работы – это чудо.

 

 

Еще не видя выставку полностью, я думала над тем, что абстрактную живопись, к которой вы в «Титрах» приблизились вплотную, часто сравнивали с музыкой, например, сам Кандинский. Хотела поговорить о тональности проекта. Но оказалось, что музыка здесь и так присутствует…

 

Да, видео – это запись окончания концерта Владимира Тарасова. Его же словами я бы и сказала о  звуке  на этой выставке. Владимир отметил, что это «дребезжание энергии после концерта». Лучше я не сформулирую. К сожалению, определять словом мне сложнее, чем, скажем, цветом, светом и всем, что касается визуального мира.

Я рассказываю о титрах. Что такое титры? Это финал чего-либо, возможно, выступления музыкантов, возможно, целой эпохи (тень ее заметна в коридоре Союза художников, в кадрах из моего видео). История уже рассказана, пространство начинает меняться,  распадается на какие-то составляющие. Это не взрыв, как щелчок в нашем привычном понимании, а растянувшаяся, застывшая пауза. Безвременье.

 

Мои живописные работы не абстрактны. Что-то происходит в каждом кусочке изображения. Возможно, у вас возникает ощущение, узнавание, которое вас как зрителя отсылает к абстракции. Время  удивительно соотносится с изображением. Никто не знает, как оно выглядит, каждый вынашивает свои образы. Я рассматриваю титры  из старого кино, например, Франсуа Трюффо 1950-х годов, которое пережило так много копий, что строки почти не читаемы, бегут расплывчато, сохраняя только общие очертания. Можно лишь угадывать их содержание. Титры становятся  движущейся стеной  из декоративных элементов…

 

 

Но по своей семантике титры должны еще и что-то объяснять…

 

Здесь для меня притягательным является именно парадокс: да, титры по своему назначению должны объяснять, информировать,  но со временем, как и многие другие вещи, они теряют первоначальный смысл. Возможно, на месте утраченного появляется (необходимо, должно появиться) другое, новое звучание. Еще мы иногда говорим, что время стирает с повседневных предметов банальность.  Смысловой парадокс здесь хорош тем, что позволяет рассматривать титры будто бы с  «другой стороны», считывать их как некую завесу, рубеж.

 

Черный, синий, серый – с позиции, например, одного из методов психодиагностики, цветовая палитра очень тревожная, говорящая о внутреннем конфликте. Присутствует ли таковой?

 

Иногда объяснения бывают очень простыми. Мы говорим о кино. Синева старого телевизора через движение фильма, −  она не является тревожной, скорее наоборот − успокаивающей. Мерцание  экрана, отсутствие четкого изображения и ярких цветов – безвременье  предлагает свою палитру. Фильм при этом может обладать драматическим содержанием,  тогда, наверное, и возможен конфликт, о котором вы говорите.

 

Скриншот видео, представленного в рамках выставки

 

Мы вспоминаем старое кино, которое возвращает в детство к искренним эмоциям. Можно ли сказать, что с помощью таких глубоких ассоциаций вы уводите зрителя к чистым ощущениям?

 

Да, совершенно согласна с вашими словами. Есть какая-то общая история, и в ней, безусловно, присутствует постановочность,  театральность. Переживая сильные эмоции, ситуации, человек может сказать, что это было как в кино. Современность со своим темпом, потоком информации, моделями поведения такова, что для живого отклика, непосредственной реакции, остается мало места. В агрессивной среде, перед необходимостью в первую очередь защищаться,  человеку, я думаю, все более хочется вернуться к своему – маленькому, частному, неповторимому, − такому, как уникальная человеческая память, которая вместе с нами рождается и умирает. Там хранится все самое важное, то, к чему необходимо вернуться

 

Для меня ваше творчество неотъемлемо от Киева, но в последнее время, как кажется со стороны, вы отошли от этой темы. Так ли это на самом деле?

 

Всё, что я делаю, как-то связано с Местом, где я живу, с Киевом. Он может быть неузнаваемым на первый взгляд, как, например, в той части видео, где проскакивает коридор из киевского Союза художников. Служебные постсоветские помещения с их духом, цветом и запахом − это ведь тоже часть истории этого Города, и огромная часть. Просто не настолько картинная, и настолько общая, что быстрого узнавания не происходит. Моя совесть чиста – я по-прежнему описываю пространство, к которому искренне привязана, которым дорожу. История продолжается, я снимаю, делаю новые работы:  Житний рынок, старая швейная машина и руки моей соседки Анны Евгеньевны, пролет моего парадного, почтовые ящики − все дорогое, нужное.

 

 

Продолжите, пожалуйста, фразу: то, что нельзя понять, можно…

 

Почувствовать, в первую очередь. Лично мне многие вещи проще понять через работу, руки, как я говорю. Но, опять же, что такое «понять»? Что мы подразумеваем под этим словом, если не идти путем штампов? Мы говорим о том, чтобы принять или соотнести с собой, сконструировать или выдумать заново?.. И пусть наши объяснения будут нелепыми, но правдоподобными, так, чтобы еще кто-то мог почувствовать их своими и согласиться. Вот тогда можно будет сказать «понять», наверное.