Одесский художник, скрывающийся под ником apl315 в Киеве известен уже несколько лет. 23-х летний граффитист много лет работает на улице, но внимание украинских и российских искусствоведов и арт-диллеров он привлек своими экспрессивными произведениями на холсте. Одна из таких работ - «Украина», размещена на обложке нынешнего номера ART UKRAINE.

Граффити-художник, соединивший актуальную эстетику street-art’а и буйство украинской Новой волны конца 80-х, безусловно, является одним из наиболее интересных представителей молодого украинского искусства. apl315 не получил профессионального образования и не принадлежит ни к одному из художественных сообществ и ни к одной столичной тусовке стрит-артистов. Он сам по себе, и именно эта его подчеркнутая маргинальность, в соединении с незаурядными художественными способностями, выделяет его из толпы и заставляет верить в будущее художественного проекта по имени apl315.

 

– Почему ты прячешь своё лицо?

– Потому что занимаюсь делами, не угодными большинству людей, и хотя большинство меня не особо волнует, больничка нынче дорого стоит.

– Ты начинал как стрит-художник, то есть работал исключительно на улице. Как давно ты стал выставляться в галереях и центрах современного искусства?

– Все началось с 2006 года, когда меня пригласили в  Москву  на граффити-фестиваль, который был приурочен к открытию Винзавода. Так я познакомился с российским куратором Колей Палажченко, более известным как Спайдер, и он начал меня понемногу раскручивать.                              

– Почему ты, помимо уличного искусства, стал делать работы на холсте?

– С каждым днем все больше и больше новых идей и вещей возникает, и многие из этих вещей работают исключительно в определённых условиях. Холст и галерейное пространство - это одно из таких мест, а, к примеру, мусорник на улице с брутальными надписями -  это другое...

– Ты часто выставляешься в галереях современного искусства?

– Ну, я бы не сказал, что  часто, но в прошлом году у меня было  три персональные выставки в Питере, Варшаве и Берлине, и несколько коллективных.

 

– А как давно ты вообще занимаешься граффити?

– Лет десять, или чуть больше. Самые первые мои работы были сделаны в конце 90-х. Это уже была вторая волна увлечения граффити в Украине  ( первая прошла практически незамеченной). После развала Союза мы были под колпаком:  ни Интернета, ничего такого еще не было, поэтому, что такое граффити, какими красками это надо делать - вообще никто у нас не знал. Естественно, первые очаги интереса к этой культуре появились в пограничных зонах: на границе с Польшей, Венгрией, там, где доступ к информации был проще.

– А ты сам как узнал, что такое граффити?

– Я всегда рисовал, но мне не хватало информации. И вот, был такой журнал – Ехtreme. Он, в общем-то, ничего особенного из себя не представлял, но это было на тот момент единственное издание в нашей стране, где раз в месяц выделяли одну страничку под фотографии работ граффити. Причём, все было в микроскопическом формате,  рассмотреть в подробностях, к примеру, американское граффити на всю стену пятиэтажного дома, естественно, было практически нереально. Но, тем не менее, наши ребята увидели, как можно красить, и это помогало делать что-то самим. То есть, страна была реально дикой в этом отношении. Но в результате такой недоинформированности наша граффити-культура сильно отличается от, например, русской или белорусской: у нас совсем другая траектория развития, кардинально иная сцена.

– А в Украине много людей сегодня занимается street-art’ом?

– Ну, это то же самое, что сказать «много ли художников в Украине?». Кого ни спроси – каждый художник, а кто из них действительно достоин так называться – вот это действительно вопрос. В Киеве сейчас, наверное, толпы молодежи считают себя граффитчиками – это модно, это мейнстрим, это связанно еще и со street fashion и грамотной работой маркетологов, продвигающих стрит-культуру и связанные с ней продукты потребления. Некоторые компании, которые производят одежду в уличном стиле, даже открывают галереи  в Европе, в которых выставляют работы наиболее актуальных граффитчиков.

 

– А граффити вообще может существовать в галерее?  Насколько это вообще этически приемлемый формат для уличного искусства?

– Это зависит от автора, от его подхода к этому делу. Вообще, в большинстве случаев, всем все безразлично, все хотят только нажиться, отжать что-то. Меня, кстати, многие упрекают, что, мол, я зарабатываю на граффити. Это неправда. Я ни разу не нарисовал на холсте граффити, на холсте я делаю совершенно другие работы. Некоторые галеристы мне даже предлагали купить списанный вагон, мол, раскрась его. А я говорю – нет, потому что это так не работает. Я рисую на вагонах, потому что они ездят по всему бывшему СССР, а если этот вагон будет стоять, то и работать мое граффити не будет.

– Ну, если вагон будет стоять, на него будут приходить смотреть люди…

– Нет, это совсем не то. С таким же успехом тогда можно рисовать на холсте или еще на чем-то. Вагон должен ездить, а не стоять, иначе это все - откровенная проституция.

 

– Тебя принимают и в среде граффити-художников, и в галереях современного искусства. А ты себя кем считаешь – стрит-артистом или участником актуальной арт-сцены, т.е. «настоящим» художником? Где ты чувствуешь себя комфортнее: на улице или в галерее?

– Наверное, я себя считаю епнутым гражданином планеты Земля, а, как пел Псой Короленко, «епнутым все можно». А убогие уточнения а ля «граффитчик», «спреер», «напылитель», «стрит-артист» – это для левых людей, которые пытаются быть особо приближенными к каким-либо модно-актуальным молодежным движениям, за счет чего себе можно поднять респект. А комфорт может быть везде: в среде бомжей, в среде богатых «падонков» и т.п... Всегда по-разному.

 

– Кто из украинских художников тебе ближе всего?

– Вообще, я не люблю мир успешных-неуспешных художников. Они все на пафосе: это понты,  постоянное общение с задней мыслью... У меня своя компания аморальных «падонков», которых явно не интересует успех и стабильность.

 

– Самый расхожий вопрос к человеку, занимающемуся граффити, касается отношений с законом. На Западе, кажется, большинство граффитистов имеют проблемы с полицией…

– Всех арестовывали, многих судили, некоторые сидели – это обычная часть жизни райтера, если он занимается какой-то нелегальной деятельностью.

 

– А у нас граффити  - это нелегально?

– Да тут всем все безразлично. Выдерут мобильный, деньги заберут, вот и все. Они просто еще не знают, что на этом можно зарабатывать. За границей дело дошло до того, что немцы, например, вычисляют райтеров по ДНК. То есть, если ты оставил баллон на месте покраски, то через пару дней к тебе могут прийти из больницы, взять анализы и завести дело. Еще очень часто в Европе бывает так, что к компании райтеров прибивается какой-нибудь парень. Он хорошо красит, ходит с ребятами на все акции, год, два, а потом на всех собирается портфолио, и оказывается, что он из полиции. Там есть разные школы, и полицейские вычисляют ребят по стилям, то есть, очень все серьёзно.

– Но ведь, если бы не было этих преследований, было бы не так интересно…

– Многие думают, что все, кто занимается граффити, делают это только ради адреналина. Но это не так. Я, например, крашу улицу, чтобы получить фотографию работы, это мне нравится. Если я крашу вагон,  это вообще серьёзная выставка -  ведь он объездит половину земного шара. Например, недавно мои друзья путешествовали по Ирану и увидели там мой вагон, который я красил в Одессе. То есть, я сейчас сижу, а у меня штук 500-600 вагонов гоняет по всему СНГ, Ирану, Ираку, Китаю и т.д.

 

– Продолжаешь ли ты сейчас делать уличные граффити? Каковы твои последние проекты?

– Все силы и финансы уходят на краску для улицы и на поездки. Каждый день стараюсь что-то делать. Из последних не уличных проектов – большая серия работ для центра современного искусства «Изоляция», который должен открыться в конце сентября в Донецке.

 

– Какое у тебя образование?

– Высшее, я закончил биологический факультет Одесского университета, кафедра беспозвоночных. Также ходил на подготовительные курсы, чтобы поступить в художественное училище.  Позанимался месяца 4 и свалил. Не смог.