Биография Михаила Будиловского не лишена неожиданных поворотов: успешный, востребованный архитектор на пике карьеры покидает родную страну, уезжая в США, где может рассчитывать разве что на статус никому не известного иммигранта. Однако талант Михаила заметили, и архитектор получил возможность дальше развивать карьеру во всемирно известном чикагском бюро «Murphy / Jahn Architects». Между тем в Советском Союзе имя Будиловского было вычеркнуто и из истории архитектуры в целом, и из списков авторов проектов, в разработке которых он принимал участие.

Корпус факультета физики КНУ им.Тараса Шевченко

Статья из печатной версии журнала ART UKRAINE №3-5 (34-36) за июнь-сентябрь 2013 года. Тема номера: “Архитектура советского неомодернизма”

Михаил Будиловский - ученик выдающегося архитектора Иосифа Каракиса, чей жизненный путь был не менее драматичным. Когда 1951 Каракиса обвинили в космополитизме и уволили с должности преподавателя Киевского инженерно-строительного института, Будиловский организовал сбор подписей под «письмом тринадцати», вошедшего в историю как публичное обращение студентов в поддержку своего преподавателя.

За время работы в институте «Киевпроект» (1953-1978) Будиловский реализовал несколько крупных проектов: здание музыкально-хореографического училища в Киеве на Сырце (1966), новый комплекс Киевского университета им. Тараса Шевченко (1972-1974), здание Республиканской детской библиотеки в Киеве на Нивках (1975-1978).

Современники Михаила вспоминают, что в тот период он был кумиром архитекторов начинающих с «Киевпроекта», целенаправленным и энергичным человеком: успевал контролировать рабочий процесс на стройплощадке, корректировать работу мастерской и умело рисовать перспективы для демонстраций на худсоветах.

Эмиграции архитектора предшествовала трагедия в его семье. Единственный сын Михаила и Светланы Будиловских, студент ленинградского вуза, погиб в результате неисправности отопительной системы общежития. Забрав урну с прахом сына, Будиловская вернулись в Киев и вскоре выехали в США. Там архитектору удалось устроиться в технический отдел бюро «Murphy / JahnArchitects», известного сооружением аэропортов, стадионов и небоскребов; один из самых известных проектов компании, реализованных в Европе, - берлинский «Сони-Центр».

В «Murphy / Jahn Architects» Будиловский работал только над презентациями проектов, а техническую часть работы выполняли другие компании по результатам тендеров. Благодаря мастерству в разработке эскизов архитектор получил особое уважение Хельмута Яна, который передал один из цветных эскизов Михаила в музей Чикагского института искусств. 

 

Михаил Будиловский

Михаил Будиловский:

Каракис

Мы мало знали о конструктивизме в России. Но среди наших преподавателей было несколько заметных конструктивистов, вынужденных покинуть практику и преподавать. Среди них - Северов и Каракис резко выделялись на фоне так называемых молодых выдвиженцев своей культурой и богатейшими познаниями в области искусства. На лекции Каракиса стекался весь институт, а к молодым мало кто приходил. Он даже внешностью отличался - элегантный, интеллигентный. 

Письмо тринадцати

Неприятностей из-за письма не было. Но после окончания института меня распределили в Куйбышевоблсельпроект, несмотря на то, что я был очень ярким студентом. Фактически это означало конец карьеры. Председателем государственной комиссии на защите был Анатолий Добровольский, который очень удивился такому распределению и пообещал меня вытащить. Я не слишком в это поверил. Но через два месяца я получил от него копию письма в Министерство сельского хозяйства РСФСР с просьбой отпустить меня, а взамен взять к себе двоих других выпускников. Ответа не было, и через несколько месяцев пришло второе письмо с похожим содержанием, написанное председателем Госстроя УССР Орловым. На него тоже не отреагировали, и через полгода Добровольский написал: «Бросай все, приезжай в Киев». Я приехал, он познакомил меня с директором «Киевпроекта» Николаем Шило. Меня направили в четвертую мастерскую, которой заведовал Вадим Ладный, там я проработал двадцать пять лет. 

Киевское государственное музыкально-хореографическое училище на Сырце, 1966

Киевское государственное музыкально-хореографическое училище на Сырце, 1966

Я проектировал школу и концертный зал в классическом стиле: ионические колонны, портики. Но вышло постановление ЦКП «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», и, не дожидаясь приказа, я начал разрабатывать чертежи в более модернистском стиле. Музыкальная школа и сейчас выглядит современно. Недавно я наткнулся в интернете на статью об упадке памятников модернистской архитектуры и увидел, что они с ней сделали! Масштабное остекление без дополнительных рам заменили на маленькие окна, что придало зданию архаический вид.

Концертный зал перекрасили в зеленый - получилось ужасно. Комплекс, задуманный как одно целое - музыкальная школа, хореографическое училище, общежитие, репетиционные классы, концертный зал - теперь раздроблен, никто не контролирует самовольные изменения. В Америке даже чтобы перекрасить частный дом, надо получить разрешение всего села. 

Нынешний вид Киевской средней специализированной музыкальной школы-интерната им. Николая Лысенко. Фото: М.Белоусов

Универсам и жилой комплекс на Оболони, 1973-1974

Тогда строились первые универсамы в СССР. Когда Хрущев был в Америке, он увидел продуктовые супермаркеты и решил, что в Союзе надо построить такие же. Руководил торговлей Киева Козлов, до пенсии - командир подводной лодки. Я и говорю ему: «Это же сараи! Посмотри на построенный в 1900-х рынок в Киеве - люди туда приезжают, как на праздник. Посещение универсама должно быть праздником, а не походом в низкий давящий сарай с плоской крышей». Он поддержал меня и через несколько дней получил разрешение на индивидуальный проект.

Спроектировали мы универсам, но строители категорически отказались его строить. Секретарь обкома Ботвин принял решение: «строить два объекта: один по индивидуальному проекту, второй - по типовому. Увидим, который лучше». Мой универсам возвели в течение года, на год раньше типового проекта. Это был первый универсам в Киеве. Потом его привязали на Никольской Борщаговке.

Универсам на оболони. Фрагмент интерьера

Жилой дом на Оболони, также известный как "дом-кукуруза"

На Оболони я еще разрабатывал образцовый микрорайон «Оболонь-2». Композиция комплекса была задумана как группа каскадных жилых домов, ориентированных к озеру. Центральная площадь выделена группой круглых домов высотой 16-28 этажей. Эти дома были возведены методом подъема перекрытий, что позволило отойти от традиционных прямоугольных форм. 

Республиканская детская библиотека в Киеве, 1975-1978

Директором библиотеки была Надежда Кобзарева, женщина высокоинтеллектуальная и необыкновенно энергичная, она умело пробивала советскую бюрократическую броню. В частности, она нашла деньги для художников, которых я пригласил. В библиотеке я придумал комнату сказок, как здание внутри здания - круглое сооружение в центре читального зала. Ольга Рапай создала замечательные рельефы из керамики на тему детских сказок, а также декоративные скульптуры бассейна в вестибюле. 

Библиотека сделана из кирпича. Я хотел сделать её с пустыми швами, чтобы чтобы поверхность кирпичной стены была более выразительной. Но строители не смогли так сделать. Я, приехав на стройку и увидев это, от возмущения толкнул ногой кусок стены и развалил её. Прораб был очень приличным человеком и на слудующий день нашел квалифицированного каменщика который быстро освоил технику  кладки - пустошовка.

Живя в Америке, я наткнулся в одном японском журнале на материал об универсаме и библиотеке, но там были указаны авторы, не имеющие никакого отношения к проекту. 

Новый комплекс Киевского университета им. Шевченко, 1972-1974

Корпус факультета физики КНУ им.Тараса Шевченко

На территории университета был спортивный комплекс - современный, но очень примитивный. ЦК решило его закрыть и построить новый, объявили конкурс. Мы выиграли этот проект, и на момент моего отъезда была завершена первая стадия строительства. Тогда ректором университета и одно время деканом физического факультета был Белый. Он был украинским националистом, но, вместе с тем, очень консервативным. Он не захотел, чтоб университет строили мы и, когда в ЦК рассматривался проект на утверждение, привёз проект, предложенный “Гипроградом”. Но ответственные за презентацию люди из ЦК запретили ему представлять проект. Во время строительства он мало помогал. 

Новый комплекс Киевского университета им. Шевченко, 1972-1974

 
Было как-то совещание по защите от солнца: на корпусах имеются ребра, чтобы сэкономить на кондиционировании. Строители не хотели реализовывать эту солнцезащиту - слишком сложно. Я сказал, что строительство продолжается уже четвертый год, в Мексике в это время успели возвести университет на двадцать две тысячи студентов - уникальное здание, фрески для которой выполнили Диего Ривера и Альфаро Сикейрос, - а мы до сих пор выясняем, делать маленькую балочку для солнцезащиты или нет. Ректор университета Белый пожаловался на меня в ЦК, мол, веду себя не по-советски. Меня вызвали, но я снова наткнулся на приличного человека: он меня выслушал, посмеялся, попросил быть осторожным и отпустил.

Я был молодым, очень агрессивным и активным. Группа у меня была хорошая. Я любил работать с молодёжью, хоть и сам был молод. Время было перестроечное и новое поколение было более модерновым, они больше понимали, чего я от них хочу. Везде успевал -  для человека, любящего свою профессию, это естественно. 

Эмиграция

Обстановка в Союзе с каждым годом становилась всё тяжелее, чувствовалось, что перемены назревают. Основная причина переезда - личная: мой семнадцатилетний сын погиб в Ленинграде. Он занимался в институте Менделеева, был очень талантливым мальчишкой. Сначала поступал в МФТИ в Москве, его туда не приняли, но предложили без экзаменов любой другой вуз РСФСР. К несчастью, под новый год он погиб - для нас это было большой трагедией. Это было толчком к нашему решению. Я понимал, что теряю многое: добиться в архитектруре того уровня, который у меня был в Союзе - годы уйдут! Но такое было состояние, что мы решили уехать. 

В “Киевпроекте” я проработал до последнего дня. Когда уезжал, секретать сказал, что, если решу вернуться, с радостью примут обратно. Мне всегда попадались очень приличные люди. Позже мне написали, что предселатель Горсовета Гусев страшно возмущался, что меня упустили. Я думаю, был ещё один фактор, почему меня быстро вытолкнули. У нас была хорошая квартира на Володарского (ныне Златоустовская - прим.ред.)  и, помню, пришёл какой-то КГБист её смотреть. Очевидно, ему предлагали эту квартиру и он это дело быстренько протолкнул. Думаю, это сыграло роль.

Во время отъезда была интересная история с моими акварелями. Мне предложили показать их в Музее русского искусства, чтобы получить разрешение на вывоз. Разрешение не дали: сделали заключение, что это государственная ценность. Я отобрал около двадцати акварелей и положил в чемодан. Когда мы проходили таможню в Киеве, молодая женщина посмотрела их и положила обратно в чемодан. Я подумал, что она просто не знает о запрете на вывоз. Но затем, пока мы стояли в очереди на получение заключительных документов, она подошла к нам и сказала, что разрешила провезти акварели, которые пойдут основным багажом. И тут же предупредила чтобы мы не пытались провезти другие акварели с ручным багажом, потому что на проверке при переходе границы могут быть огромные нериятности. В Союзе встречалось масса людей, которые, будучи коммунистами, оставались порядочными, честными и человечными.

Америка

 
В Чикаго у моей жены были друзья - знакомые детства. Они помогли нам попасть в Америку и освоиться первое время. К сожалению, они трагически погибли в автокатастрофе.

Сначала было очень трудно. Берёшь чековую книжку и не заешь, что с ней делать - в Союзе их не было. Первые лет пять был тяжелейший период, через десять - освоился, язык уже приличней стал. Хотя я до сих пор его называю  handicap English (“дефектный английский” - прим. ред.) - в пятьдесят один год освоить новый язык трудно. Моя жена младше на десять лет, и её английский в два раза лучше. Она преподаёт игру на фортепиано и со студентами её английский активнее развивался.

Мы живём не в самом Чикаго, а в пригороде в 20 минутах от центра - там нет городской суеты и ритма. Много путешествуем, но в Украину не приезжали ни разу - несколько болезненно. Поддерживали общение с Адой Рыбачук и Володей Мельниченко. Но Ада умерла, а с Володей потеряли связь. Милецкий уехал в Израиль, с ним мы почему-то не общались.

 «Murphy / Jahn Architects»

Когда я начал работать в «Murphy / JahnArchitects», уровень моего английского был почти нулевым. Составить резюме помогли местные, посоветовали не указывать уровня владения языком, потому что на работу не возьмут. Во-первых, без знания языка, во-вторых, на такие позиции попадают не благодаря резюме, а по специальному приглашению.

Надо было как-то выживать, поэтому я написал, что работал чертежником. Три года я разрабатывал рабочие чертежи. Я тогда почти не понимал разговорной речи, но по ситуации мог сориентироваться, что именно нужно чертить. У меня был очень хороший руководитель группы, который помог мне. И это когда уровень безработицы в архитектурной сфере составляет 48%. Такие люди - редкость. Он писал мне на бумажке надписи чертежам, а я их копировал. Так продолжалось около полугода, пока я овладел языком. И он никому ни слова об этом не сказал, что и удержало меня в фирме.

Эскиз, переданный в музей Чикагского института искусств

Разрабатывать чертежи было скучно, и я рисовал эскизы - развлекался. Однажды я так рисовал и вдруг почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной. Обернулся, вижу - высокий худой человек. Я продолжил рисовать. Когда он ушел, я спросил: «Кто это?» - «Хельмут Ян». Пришел домой и говорю Светлане: «Меня выгонят с работы за то, что делал не свое дело». А получилось наоборот: назавтра вызывают меня в приемную вице-президента компании (Хельмут тогда улетел в Европу, где у нас было очень много проектов) и спрашивают, смогу ли я подготовить презентацию одного из конкурсных проектов. Мне дали задание сделать два эскиза. Хельмут просмотрел их, и меня сразу перевели в дизайнерский отдел.

На Западе заказ на проектирование крупных сооружений можно получить преимущественно благодаря соревнованию. Дизайнерская группа - шесть-семь человек - целый год готовила проекты для конкурсов. Презентация здесь имеет огромное значение, ведь от нее процентов на тридцать зависит, утвердят проект или нет. Я был хорошим акварелистом, поэтому презентации мне давались очень легко. Работа над одним проектом длилась два-три месяца, но, как и в Союзе, презентацию делали за последние два-три дня, не выходя из офиса. Так я работал семнадцать лет. Принимал участие во многих крупных проектах: «Сони-Центр» в Берлине, аэропорт в Бангкоке, Мессетурм во Франкфурте и т.д.

Работа была очень интересная. Хельмут - человек требовательный, но ко мне относился достаточно мягко. Наверное, из-за возраста - я был самым старым человеком в фирме. Я ушёл на пенсию в семьдесят лет, но до сих пор слежу за малейшим движением в архитектуре. 

 

Ася Баздырева