Арт-тур Виктории Бурлаки. Часть первая

Меня зовут Виктория Бурлака, я – куратор и художественный критик. Моя основная деятельность связана с собственным образовательным проектом «Школа современного искусства». Но все больше и больше места в моей жизни стало занимать очень приятное «хобби».

 

Раз уж у меня в жизни есть две страсти – искусство и путешествия, я рискнула соединить их в новом проекте #burlakaarttour. Путешествия с акцентом на искусство, особенно современное, – тема пока в Украине новая, но с потенциалом активного развития. В каждой своей групповой поездке в качестве арт-гида – а их было пока три, на Венецианское биеннале в прошлом году, в Париж этой весной, и в Ниццу, из которого мы вернулись буквально недавно, мне приходится доказывать, насколько важным при погружении в культурную среду является наличие экспертного мнения. Его значимость для людей пока не является совершенно очевидной. Эксперт – это не «аниматор», который отнимает ваше время. Это человек, который глубоко зная интересующий вас предмет, помогает вам выйти на новый уровень его понимания.

 

Арт-тур – времяпрепровождение для очень активных людей, стремящихся насыщаться новыми впечатлениями и знаниями. В путешествиях среднестатистический турист обычно не напрягаясь скользит по верхам, упуская множество возможностей расширить свое видение и понимание мира… В Ницце, к примеру, я была в прошлом сентябре в формате курортного отдыха, но осталось сильное ощущение недосказанности... Зная, какое количество музеев можно посмотреть на Лазурном берегу, я дала себе обещание вернуться, вникнуть и закрыть этот гештальт. И все получилось даже круче, чем можно было ожидать.

 

Живя в Ницце, мы с друзьями каждый день куда-нибудь выезжали: Антиб, Монако, Ванс, Сен-Поль-де-Ванс, Эз, Кап-Ферра, не говоря уже о самой невероятно красивой Ницце – это сердце Лазурного берега… В формате одной статьи я не могу рассказать обо всем, но, конечно же, мне бы хотелось поделиться самыми яркими впечатлениями…

 

Музей модернистского и современного искусства в Ницце – МАМАС.

Это не только увлекательный туристический аттракцион с эффектной панорамой города, открывающейся с крыши – люди обожают здесь фотографироваться, не протолкнешься. Неплохое собрание «нового реализма» 60-х – «мусорного» европейского ответа на глянец американского поп-арта. «В обществе потребления прекрасны только его отходы», – эта фраза Пьера Рестани, идеолога группы, одна из моих любимых в цитатнике. Сезар, Арман, Тэнгли, Виллегле, Христо…

Все фото из личного архива авторки

 

Европейская «мусорность» немного разбавлена «вражеским» поп-артом – Раушенберг, Уорхол. Естественно, здесь есть зал славы уроженца Ниццы Ива Кляйна – музей, собственно, находится на площади его имени. В Ницце любят и ценят наследие Кляйна. Он – действительно уникальная фигура в истории искусства, уникальная по тонкости мышления – этот приверженец «имматериального» искусства был концептуалистом и эстетом-эссенциалистом, мистиком от искусства одновременно. Не случайно он всю жизнь метался между разными эзотерическими учениями и орденами – розенкрейцерами, лучниками святого Себастьяна…

 

В одном из дорогих универмагов я наткнулась на инсталляцию, популярно разъясняющую широкой публике азы этого «эзотерического» творчества… Поначалу, подборка в МАМАС кажется немного скудной, но утешаешь себя тем, что Кляйн есть художник Пустоты. Той, которая есть началом всех форм… Его «Прыжок в Пустоту» и легендарная выставка «Вакуум» – одни из самых поэтичных жестов в истории современного искусства. Пустота – родина художника. Но заигрывания с ней, как правило, заканчиваются плохо. В 1962 году в возрасте 34 лет художник умер от сердечного приступа – его с Ротраут Юккер сын Ив родился в Ницце через пару месяцев после смерти отца.

 

Кляйн был великим новатором, и типология всех его основных «ноу-хау» в МАМАСе представлена: «антропометрии», с отпечатками тел натурщиц, «космогонии» – холсты со следами естественных природных стихий, дождя, пыли, ветра, «огненная живопись» – следы «ожогов» от газовых горелок на холсте. Губковые рельефы, пропитанные неувядающим Интернациональным синим цветом Кляйна – сочетание  синтетической смолы и ультрамарина дает и по сей день сияющий «цвет Космоса». Кляйн называл себя «художником Космоса» – его живописные открытия, ознаменовавшие эпоху нового видения в искусстве, были действительно космического масштаба. Максимальная простота и аскетичность в репрезентации цвета достигнута в монохромах. Чистое присутствие, самодостаточное существование цвета – без контрастов, пространственности и прочих отвлекающих «побочных тем»… Впрочем, иногда Кляйн любил и пошалить, выкрашивая «реди мейды», например, маленькую копию Венеры, в свой запатентованный Интернациональный синий – этакий неодадаистский привет дорисовавшему усы Джоконде Дюшану.

 

Девушка с обложки Vogue и Elle тоже может стать выдающейся современной художницей, одной из самых ярких феминисток в искусстве. Больше всего в МАМАС меня впечатлили сильные драматичные работы Ники де Сен-Фалль – я впервые увидела их в таком количестве и прониклась её историей. В 20 лет она попадает в психлечебницу с диагнозом шизофрения, где ей была приписана арт-терапия. С этого момента  стали появляться на свет ее странные ассамбляжи из веток из больничного сада, ниток, детских игрушек. Что далеко не случайно – ее душевная боль из детства, из семьи. Брат и сестра художницы покончили жизнь самоубийством, но она выжила – осуществила побег в искусство…

 

К своим «мусорным» объектам она привязывала мешочки с краской и расстреливала их из ружья. Терапевтический перформанс расстрела реальности художница называла «Тиром». Родилась Ники в 1930-м году в семье французского аристократа и американки, педофила и садистки. В детстве пережила инцест, что заставило ее всю последующую жизнь размышлять над подавляющей, «поглощающей» мужчину и одновременно подавляемой ролью женщины. «Все матери мучают своих детей – меня мучала моя, я делаю то же самое», – чтобы прервать этот порочный круг, Ники отказалась от опеки над двумя детьми от первого брака, стала женой Жана Тэнгли, и с головой ушла в искусство. «Я не в силах изменить мир, но я могу сделать его лучше с помощью моих веселых Нан», – говорила художница. «Нана» в переводе с французского – «бабенка», звучит не без самоуничижения.

 

Она делала нелепых, толстых веселых клоунесс, легко и весело парящих в воздухе – странная, пародийная квинтэссенция женственности… Самая известная ее «Нана» – это скандальный гигантский объект в виде лежащей женщины, который она сделала в Moderna Musset в 1966-м. Между  ног «Наны» находился вход во внутренние помещения, где располагались бар и дискотека – несмотря на сложную жизнь, с чувством юмора у художницы все было в порядке. Жила и работала Ники с максимальной самоотдачей – умерла в 2002-м от болезни легких, вызванной отравлением токсичными веществами, которые она использовала при изготовлении своих объектов.

 

Музей Пикассо в Антибе

«Я могу рисовать, как Рафаэль, но мне понадобится вся жизнь, чтобы научиться рисовать, как ребенок…» В музее Пикассо в Антибе, я поняла, за что люблю его творчество – за ту практически настоящую детскость, которая просыпалась в художнике далеко не всегда, а лишь в счастливые периоды жизни. Пикассо, по сути своей, драматичен, трагичен, надрывен. Но светлые промежутки все же случались, вот как здесь, в Антибе в 1945-1946-м – полный штиль, идиллия, нимфы и фавны, играющие на свирели, архаическая «Радость жизни»… Так, кстати, одну из самых знаменитых картин Пикассо назвали уже впоследствии, авторское название – «Антиб». Ну и чего же жизни не радоваться, когда она дает тебе так много – солнце, море, любовь, творчество.

 

В 1943-1953-м женой Пикассо была Франсуаза Жило, на 40 лет его моложе. Она подарила мужу двоих детей – Палому и Клода. Не желая быть брошенной – а такая участь закономерно постигала всех остальных женщин художника – она ушла от него сама и написала откровенные мемуары «Моя жизнь с Пикассо». Но сразу после войны их отношения еще были безоблачными. Сами гении места настраивали мастера на идиллический, архаический лад – оно имеет многовековую историю, начавшуюся как раз в античности. Замок генуэзского рода Гримальди, где сейчас расположен музей, был построен в ХII веке (Гримальди жили в нем вплоть до начала ХVII века) на месте акрополя греческого города Антиполис, при его постройке использовались камни с развалин древнеримских и древнегреческих построек. Впоследствии, название «Антиполис» – «город напротив» – город напротив Никеи, Ниццы, сократилось до просто «Антиб».

 

В 1925-м замок был выкуплен городом, там располагался историко-археологический музей, где Пикассо предложили устроить свою мастерскую. Прожив здесь пару лет, он оставил все, что было сделано, в дар городу. И этот дар бесценен – огромное количество рисунков, керамики, живопись, которая действительно настраивает на волну «радости жизни» – пасторальные сцены, козочки, совенок, прирученный им в это время, натюрморты с морскими гадами. И все это в чудесной «инфантильной» манере. «Каждый ребенок – художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста…»

 

Foundation Maeght. Выставка Яна Фабра «My nation – the imagination».

Открытая для публичного показа, фундация Эйме и Маргарет Maeght появилась в Сан-Поль-де-Вансе в 1961-м году. Выстроена по проекту Жозе Луиса Серта – он же спроектировал Фонд Хуана Миро в Барселоне. Количество художников, находящихся в этой коллекции, впечатляет, но в постоянной экспозиции выставлено не так уж много, только неоспоримые шедевры – Миро, Джакометти, Колдер, Шагал, Боннар, Тапиэс… Основная достопримечательность – завораживающий лабиринт Хуана Миро, которым художник занимался в течение 20 лет, с 1961-го по 1981-й. Лабиринт – это ландшафтный террасный парк с 250-ю скульптурами и объектами среди средиземноморских пиний и оглушительного стрекотания цикад. Таких громких цикад я больше не встречала нигде – ну и лабиринт, естественно, тоже не оставляет равнодушным. Но, как “ненормальный” любитель актуального искусства, я обратила внимание на более свежий контент – экспозицию Фабра.

 

Скульптура Яна Фабра – цитата «Пьеты» Микеланджело, шокировала публику на Венецианской биеннале в 2011 году. Это своеобразная метафора современной цивилизации, которую художник не устает критиковать, как он сам говорит, в духе черного юмора Джеймса Энсора – религиозный символ жертвы и вечной жизни здесь превращается в свою противоположность. Богоматерь становится смертью, а тело художника у нее на руках уподобляется телу Христа. Ключевая деталь – повисшая рука художника продолжает держать мозг. Тонкий намек на то, что западная цивилизация была и остается картезианской.

 

«Слава Богу, я атеист», – как-то пошутил художник. Место веры занимает всемогущее рацио, мозг – наше все, наша вселенная. Скульптор без устали ваяет мозги в мраморе и в металле со всевозможными религиозными, мифологическими, масонскими аксессуарами – крестом, перекрещенными болтами, черепахами. Мозг, точнее, то, что в нем происходит, становится главным доказательством существования. «Думаю, следовательно, существую» – вся выставка кажется посвящением Декарту. Не обошлось, конечно, и без горячо любимых художником насекомых. И мраморные мозги, усеяны бабочками, и тельце художника на руках у его госпожи – по нему активно ползут личинки и порхают насекомые.

 

 

В личном мифе Фабра прописано, что свой первый эстетический опыт он получил в детстве, разбив палатку в саду и наблюдая за жизнью насекомых. Жизнь эта хоть и коротка, но состоят из нескольких любопытных стадий, метаморфоз. Именно метаморфозы во всех своих проявлениях – от физиологических, до социальных – завораживают художника. Он подчеркивает тот факт, что приходится внуком знаменитому Жану-Анри Фабру, «Гомеру от энтомологии».

 

Тема энтомологии продолжает звучать и в том, что публике он известен прежде всего как автор произведений из зеленых надкрылий таиландских жуков-златок.  В 2002 по заказу бельгийской королевы Паолы в Зеркальном зале королевского дворца в Брюсселе он создал из них инсталляцию «Небо восхищения». Когда заканчиваются жуки, Фабр переходит на чучела животных, которые тоже окружали его с детства, вкрадчиво подводя зрителя к мысли, что «смерть – очень позитивная почва, она дает возможность смотреть на происходящие вещи позитивно…» На самом деле, это, на первый взгляд эксцентричное жизненное credo Яна Фабра, высказанное им когда-то «Украинской правде», вполне в духе классического искусства и барочной традиции vanitas. Фабру, опять таки, с детства отец прививал любовь к Рубенсу, пышность форм у которого вуалирует призрачность, мимолетность бытия. Так сказать, всегда предполагается следующая стадия метаморфоз тела и сознания.

 

Ян Фабр – один из самых радикальных современных художников. Дважды побывав в коме, он призывает memento mori, то есть, наслаждаться жизнью. Не скажу, что уж очень симпатизирую всему тому, что он делает – особенно сильное раздражение вызвал перформанс 2012 года со швырянием котов с лестницы. Таковы законы жанра – он  сам себя считает официальным продолжателем театра жестокости Арто. Помимо художественных практик, он широко известен как театральный режиссер, сценарист, хореограф. По собственным словам, он, «рыцарь отчаяния – воин красоты», не эпатирует публику, но пробуждает. Пробуждает к восприятию жестоких истин бытия…

 

 

Капелла Четок или  Капелла Матисса в Вансе

Для меня это был ключевой момент нашего пути – самый сильный эстетический инсайт я пережила именно там. Хотя, поначалу некоторые вещи показались странными и непривычными. Так, меня озадачил некий «иконоборческий» момент. Почему персонажи священной истории у Матисса безлики? Но иконоборчеством здесь, естественно, и не пахнет. Созерцание Бога и тех, кто приближен к нему, должно быть мистическим, мы сами должны увидеть их внутренним взором.

 

Если долго смотреть на эти странные рисунки на фасадах и внутри капеллы Розария, то начинаешь ощущать себя ребенком на руках Бога, ощущать блаженство, легкость и безопасность. Биограф Матисса писал о его встрече со старой женщиной по дороге Сен-Жанне, которая считала, что: „Гораздо лучше, когда у святой девы нет лица; тогда каждый может увидеть ее такой, как хочет “… Поэтому то, Матисс фиксирует только нежный овал лица Богоматери – с лица 12-летней девочки, которая напомнила ему мадонн Эль Греко… На подготовительных эскизах лица есть, затем они исчезают. Почему? Художник почувствовал себя медиумом, через которого проявляется Бесконечное. Безликие фигуры Матисса сравнивают с безликими персонажами Малевича. Чувство Бесконечного Матисс пытался пробудить и в людях, которые сюда приходят. «Верю ли я в Бога? — писал Матисс. — Да, когда работаю. Когда я покорен и скромен, я чувствую, что мне будто кто-то помогает, заставляя создавать вещи, стоящие выше меня».

 

Работа над капеллой четок длилась с 1949-го по 1951-й – в том году она и была освящена. Это крохотная монастырская молельня, 15 метров в длину и 5 метров в высоту, предназначенная не для прихожан, но для уединенной молитвы монахинь. Матисс взял на себя в ней все возможные функции – архитектора, художника, витражиста, мастера по металлу, керамиста. К созданию часовни он подключился из чувства благодарности к Богу и людям – в 1941 году в Лионе, после тяжелой операции, за ним ухаживала доминиканская монахиня Мари-Анж, чуть позже, в Вансе, – монахиня Жак-Мари, потом он встретил доминиканского священника Пьера Кутюрье. Благодаря этим судьбоносным встречам и по Божьей воле родился шедевр.

 

Здесь Бог кроется в деталях – таких как глазурованная сине-белая черепица крыши, которая сливается с облачным небом гор – художник просчитывал даже цвет газона. Простой прямоугольник архитектурного объема венчает нарядный крест-колокол. Внутреннее пространство построено на контрасте витражных окон с «райским древом жизни» и аскетичных рисунков на белой плитке – Богоматерь, Святой Доминик в алтаре, страсти Христовы… Цветной свет преображается в свет духовный. Это не просто «обновленное понимание религиозного искусства», как пишут в учебниках. «Я хочу, чтобы те, что войдут в мою капеллу, почувствовали себя очищенными и сбросившими с себя бремя», – и это очищение красотой действительно происходит…

 

Музей Матисса в Ницце

Не жалуюсь, конечно, но в нынешнем нашем арт-туре было много Пикассо – он «преследовал» нас даже в музее Матисса, эффектном особняке в генуэзском стиле XVII века, расположившемся среди оливковой рощи. Место колоритнейшее, запоминающееся. Матисс жил на Лазурном берегу с 1916-го и до момента своего ухода, даже во вторую мировую, когда его собратья-художники массово эмигрировали в Америку, он не покидал Ниццы. Здесь же и похоронен – стараниями его друга, мэра Ниццы, к закрытому уже на тот момент кладбищу в Симье «дотачали» небольшой кусочек земли… Место постоянной экспозиции в музее Матисса занял странный проект «Матисс & Пикассо. Комедия модели».

 

Почему странный? Его можно было назвать «Матисс VS. Пикассо. Комедия отражений». Речь шла о творческом соперничестве между этими двумя величайшими художниками, которое началось в 1906-м и продолжалось до смерти Матисса в 1954-м. Кураторы искали буквальные параллели мотивов, их зеркальные отражения – Пикассо отражался в Матиссе, а Матисс в Пикассо. Эти неожиданные параллели тем более интересны, что художники были кардинально разными, абсолютными противоположностями: Матисс – «художник счастья», а Пикассо – мастер деструкции и деформации… В качестве основного объекта для сравнения закономерно была избрана Женщина – Модель. Объект желания и объект эстетического любования одновременно. Комедия  взаимоотношений с женщинами у Пикассо, как известно всем, была гораздо более насыщенной, всех его жен и любовниц сразу не вспомнишь поименно. Некоторые исследователи не в шутку обвиняют Пикассо в женоненавистничестве – так яростно и страстно он деформировал тела и разбивал сердца. Его женщины – это странные, «поломанные», опустошенные инопланетные существа…

 

Отношения Матисса к женщине, во всех ее ипостасях, напротив, было созерцательным и трепетным. Несмотря на то, что в молодости он тоже любил изображать соития «нимф и сатиров» – противостояние мужского и женского начала, напора и покорности... Впоследствии нашел свою убедительную формулу – женщина как драгоценный центр прекрасной вселенной, жемчужина в раковине экзотического восточного окружения – следуя  традиции Энгра, Делакруа, Ренуара стал писать «одалисок». К женщинам он был не то, чтобы равнодушен, но видел их, прежде всего, в плоскости искусства. Даже жену, в свое время, предупредил – творчество для него главное, поэтому в медовый месяц они поехали смотреть Тернера в Лондон… До 62-х лет прожил в счастливом браке, пока не встретил роковую Лидию Делекторскую, нанявшуюся к нему в сиделки-секретарши. Жена Матисса, Амели Парейр, сразу и не почувствовала подвоха – белокурая Делекторская была не во вкусе мастера, любившего южных женщин. Жена подала на развод, а остальные 22 года своей жизни Матисс тоже прожил вполне счастливо и гармонично, созерцая красоту во всех ее проявлениях… «Натура всегда остается со мной. Как в любви, все зависит от того, что художник бессознательно проецирует на все то, что видит. Именно это проецирование вдыхает в натуру жизнь в гораздо большей степени, чем присутствие модели перед глазами художника».

 

Выставка Тома Вессельмана «Обещание счастья» в Новом национальном музее Монако (Villa Paloma)

Вилла Палома, расположенная в Ботаническом саду, откуда открывается прекрасный вид на Монако, приютила экспозицию Тома Вессельмана. «Красота – это только обещание счастья» – эту крылатую фразу Стендаля куратор Крис Шарп избрал в качестве эпиграфа к выставке. Творчество автора «Большой американской обнаженной» изобилует соблазнами и обещаниями, которыми художник ловко подсаживал зрителя на крючок – не зря же он, помимо всего прочего, когда-то изучал психологию. Как писал Бодрийар, границы сфер политики, секса, искусства в современном обществе размыты – и этим прекрасно воспользовался манипулятор желанием Вессельман в своем «интимном» варианте поп-арта…

 

Все поп-артисты без зазрения совести эксплуатировали сексуальные ассоциации, но Вессельман в этом плане переплюнул всех эротикой и товарным фетишизмом, явным и подчеркнутым, одно плавно перетекает в другое, одно невозможно без другого. Его безликие женщины (в качестве модели художнику позировала жена, а лицо жены, в отличие от груди и всех прочих соблазнительных мест он изображать себе запретил) – это своего рода товар, привлекающий глянцевостью загара и совершенством форм, а собственно товар обретает качества телесности и чувственности. Разницы между майонезом Нellmann и пенисом у Вассельмана нет – они очень похожи…

 

Честно признаться, его ироничный фетишизм завораживает – особенно в поздних работах, начиная с 1980-х, когда дизайн фетишей смотрится уже вполне современно и соотносится с нашими аппетитами и желаниями. С этого времени художник стал резать лазером по металлу. Женственность у него олицетворяет белье, грудь, кисти рук с ярким лаком; мужественность – ремень, сигарета, фаллос, который он тоже заставляет воспринимать вполне безлично. «Веdroom painting» – это не то, что позволяет опубликовать целомудренный Facebook. Зато, забавно было наблюдать, как среди этих веселых картинок бегают детки в нарядных платьицах – они не понимают, какое счастье им в будущем сулит художник…

 

 

На этом, пожалуй, стоит пока остановиться, все что представляет просто культурологический или исторический интерес, я опускаю в скобки. Следующее арт-путешествие у нас планируется 26 октября в Берлин – и вы вполне сможете присоединиться к нему. Берлин – одна из главных столиц старого и нового искусства, и чуть позже я еще подробно расскажу об основных пунктах программы будущего арт-тура. Пока же вы можете ознакомиться с нею здесь http://www.sca.org.ua/berlin


Желаю всем приятных путешествий! Путешествуйте сами, путешествуйте вместе с нами – это того стоит!