25 июля перед открытием проекта «Великое и Величественное» в Мыстецком Арсенале была закрашена работа Владимира Кузнецова, и это событие спровоцировало серьезный конфликт в отечественном сообществе. Инициатива самозащиты трудящихся искусства призвала украинское и международное художественное сообщество к бойкоту Мыстецкого Арсенала и «всех его структур». В частности, инициаторы бойкота, в число которых входит большинство художников и кураторов арт-групп «Р.Э.П.» и «Худрада», отправили открытое письмо с таким призывом куратору дискуссионной платформы второй киевской биеннале Борису Гройсу (на которое он ответил в интервью Алисе Ложкиной).

 

В свою очередь, художница Мария Павленко выступила с открытым письмом к ИСТИ, в котором задала ряд актуальных вопросов, в частности, о том, является ли адекватным и конструктивным решение узкой художественной группировки призывать к бойкоту Арсенала и потенциально биеннале современного искусства. Также она призвала «бойкотировать бойкот», предложенный ИСТИ.

 

Мы обратились к ряду украинских художников с просьбой прокомментировать ситуацию и предложить свое решение проблемы.

А завтра, 8 октября, в Мыстецком Арсенале состоится «Ассамблея творческих работников», на которой будут обсуждаться вопросы полномочности и ответственности институции, цензуры и вандализма, свободы художественного жеста и кураторского выбора.

 

Василий Цаголов (художник)

Представители художественного сообщества – «Р.Э.П.» и «Худрада», - которые приватизировали статус недовольных и обиженных, отчасти правы. Правы в том, что защищали права художника. Но время прошло, и я – тоже в определенной мере участник этого конфликта (работу Василия Цаголова сняли с выставки – прим. ред.) - уже забыл про этот прецедент, и давно живу чем-то другим. Они же (члены ИСТИ – прим. ред.) до сих пор пытаются извлечь дивиденды из этого скандала. Но я считаю, что нельзя на одном скандале бесконечно делать имя. Выразили недовольство, раскричали – и достаточно. Сейчас надо придумывать другой скандал или не заниматься скандалами, а заниматься чем-то более важным.

Что касается позиции Маши Павленко, то я не удивлен: кто-то до сих пор занимается одним скандалом, а кто-то пытается их позицию опровергнуть. Но это уже не стоит выеденного яйца, это не тема Pussy Riot, которая долго еще будет «болеть», и то время от времени. А в случае с выставкой в Арсенале вспоминать нечего. Как сказал Олег Кулик: «ну, что у вас там в Киеве булькнуло?» Что-то булькнуло…

Знаете, Заболотная - не самый плохой вариант директора Арсенала, потому что на ее место вдруг может прийти человек, которому все, чем она занималась, даже за версту не надо будет. У нас когда-то не было Арсенала, маломальского арт-рынка, а когда-то вообще ни одной галереи не было, я помню это время. Только когда появился фонд Сороса, начались хоть какие-то признаки жизни. Не скажу, что это лучше, чем то, что происходит сейчас. Если у них (ИСТИ – прим. ред.) тоска по этим временам, то они могут ехать в Сирию, где ничего нельзя. Или в Россию, это ближе и проще, там тоже ничего нельзя. Нужно занять какую-то конструктивную позицию и сделать так, чтобы подобных актов цензуры у нас не было.

 

Художник Владимир Кузнецов, чья работа была закрашена перед открытием выставки «Великое и величественное», ответил коротко: «А что тут разбираться? Совершено преступление, преступник этого не признает, диалога не начинает. Я дал вопросы Арсеналу. Пока нет ответа, какие могут быть вопросы сотрудничества? Ну не делать же биеннале на преступной основе ... С другой стороны, хорошо, что Маша написала. Это показывает внимание к бойкоту. Бойкот – это маленькое дело в направлении решения ситуации и это важно».

 

Один из организаторов «Инициативы» Никита Кадан (художник) в ответ на просьбу дать комментарий для ART UKRAINE опубликовал его в блоге ИСТИ (полную версию можно прочитать здесь):

«Участники выставки оказались неспособны поддержать художника снятием работ и таким образом подтвердили что мол, хорошо, наказывайте нас за дерзость, если того заслужим, ничего не поделаешь, работаем дальше. А те, кто могли бы снять, отказались от участия задолго до открытия выставки. Отсутствие солидарности (нет, солидарность не является смешным словом из советских книжек, это скорее совершенно прагматическое средство отстаивания прав для тех, у кого нет власти) стало явным симптомом бедности, закрытости и общего чувства безнадежности на украинской художественной сцене. Куда идти? – да некуда. Вот, остается Арсенал, наша главная институция, какая уж есть.

Но даже в таких условиях, при крайнем дефиците взаимоподдержки, продолжить сотрудничать с Арсеналом как будто ничего не произошло, сейчас уже затруднительно. По крайней мере, если признавать, что художественный процесс имеет и этическое измерение. Что художники не есть лишь бездумные певчие птицы, пусть и в клетке у жестокого хозяина.

Ощущение катастрофы не может бесконечно накапливаться под спудом. Нужен какой-то качественный переход, разрыв с прошлым, какой-то выход на новый уровень. Без этапа борьбы взаимодействие с Арсеналом станет чистой и самоочевидной непристойностью. Если победа над самим цензором не видится реальной, а борьба с ним кажется поэтому бесцельной, то можно найти врага не столь угрожающей комплекции. Например, начать бороться с “тоталитарной сектой шантажистов”, которая не является ни “представителем” кого-либо внешнего по отношению к ней, ни “защитником” кого-либо, кто ее не просил об этом, – а строит свою деятельность на обращении к общим профессиональным и этическим категориями. Представьте, – есть некий сколько угодно одинокий работник искусства (речь может идти о кураторе, критике, о разных людях, “имеющих отношение”), который занимается самозащитой и указывает на критерии, общие для него и для других работников. Этот работник – пример, подопытный кролик, частный случай, демонстрирущий общие процессы.

Но вот такой самозащищающийся работник, имеющий наглость указывать на обстоятельства, в которых находится не он один, и становится “шантажистом”, “деструктивным эгоистом”, необыкновенно удобным врагом. Он не замажет вас краской, не лишит возможных выставок и продаж, не выставит за порог “нашей главной институции”. Вы боретесь против него и за будущее “украинской арт-сцены”, – а заодно и за интересы начальства Арсенала. Что ж, так сложилось, – но вы ведь все равно критичны к жесту Заболотной, правда?

“Бойкот бойкота” является упражнением в риторике самооправдания. А самооправдание становится вынужденным заместителем самозащиты.

Также “бойкот бойкота” является глупостью – поскольку сохранение status quo предполагает право Арсенала на дальнейшие действия в том же духе. И никто не знает, кто же будет наказан “за дерзость” следующим. Конечно, если быть благонамеренным и не дерзить, то вроде бы и не должны наказывать. Но кто знает, какое начальство заявится в Арсенал следующий раз, и какие приступы усердия это вызовет. Представляете, – если не Янукович, а Путин? Или если не Митрополит Киевский, а Патриарх Московский? Может случайно достаться и кому-то благонамеренному.

Впрочем, возможно, украинская художественная сцена достойна своего Арсенала. Власть, знающая, как реагировать на “дерзость некоторых художников”, поддерживается “бойкотом бойкота” другими художниками. Обращение массового недовольства (а массовым оно становится на глазах) на протестующих, на тех, кто подрывает нынешнее нищее благополучие, укрепит кресло, начавшее было шататься. Скоро вернется уверенный тон в отдающем приказы голосе.

Поспособствовать изменениям в процессе диалога с институцией? – и мне бы этого хотелось. Но дело в том, что институция уже твердо знает, что со стороны художника “это был продуманный пиар-шаг и коммерциализация собственного имени”, что “это был коварный, заранее продуманный шаг по отношению к "Мыстецкому Арсеналу" с целью дальнейшей спекуляции в свою пользу”. Да, именно это я и имею в виду – персональная убежденность одной чиновницы и является “знанием”, которым обладает Арсенал. И эта убежденность основана на том, что “виновата жертва”.

Конечно, можно приходить и доказывать, что все было совсем иначе, что сочетание страха и вседозволенности привело к катастрофе, что стоит одуматься, признать ошибку, дать гарантии, что такое не повторится. Но надо помнить, что никакого равноправного диалога здесь нет и близко. Что могут нанять маляров, чтоб замазать тебя черным, нанять статусного мудреца-”туала”, чтобы он изящно опроверг тебя, а если не поможет – нанять охранников, чтоб вышвырнули тебя вон. Но я все равно собираюсь пойти на дискуссию и говорить – не опираясь на признание Арсеналом моего права на речь. Говорить как идиот с улицы, припершийся в приличное место, как никто, как каждый. И лишь в таком качестве я имею возможность быть там услышанным.

Высказывание, произведенное во “взаимовыгодном сотрудничестве” с Арсеналом и на его территории, обесценено изначально, – не устаю повторять это. Ты говоришь, когда тебе дали слово, – а находящемуся рядом с тобой затыкают в это время рот. И твоя речь, пусть она и будет критической, оправдывает право на насилие самим фактом своей официальности, своего признания. Нет, если бы эта институция, будь она сколько угодно “провластной”, “капиталистической” и даже “клерикальной”, знала, что границы твоего высказывания, даже “оппозиционного”, неприкосновенны, – то ты мог бы работать через принцип автономной критики. Мол, я здесь, я на территории собственного высказывания, вам меня не достать. Но они взяли и достали, без лишних внутренних терзаний. Жестокость невинности. Теперь они говорят “Приходите к нам снова. Мы не считаем, что мы неправы, не считаем, что была цензура, но вы можете снова попробовать, – авось на этот раз не заметим, не накажем, не закрасим”.

Поэтому отказ сотрудничать, отказ от получения санкции на высказывание – это защита содержания высказывания. Внешняя, а не “потенциально включенная” позиция делает разговор с Арсеналом осмысленным».

 

Александр Ройтбурд (художник)

Никто об этом публично не говорил, но на той злополучной выставке «Великое и Величественное» я хотел показать свою работу «Поклонение святому сердцу». Однако Соловьев, сославшись на какие-то пожелания и видения Заболотной, сказал, что эта работа не может быть показана, зато могут быть показаны натюрморты, на что я с не очень большой радостью согласился, чтобы не создавать скандала и не подставлять Соловьева. В связи с этим у меня вопрос: если они (ИСТИ – прим. ред.) так активно защищали права Кузнецова и Цаголова, то защитите и мои права! Кстати, от Цаголова я не слышал ни разу, чтобы он требовал бойкота Арсенала. Естественно, он был очень недоволен тем, что его работу не взяли, и я его понимаю, я тоже недоволен. Но одно дело - не во всем соглашаться с институцией и ее критиковать, а другое – институцию похоронить. Я сам не во всем доволен Арсеналом, но убивать его не нужно. Мне есть что сказать Заболотной, я считаю, что Арсенал может и должен стал площадкой, форумом для современного искусства, это одна из его миссий. Все те претензии, которые выдвигают этой институции художники из Инициативы, не должны ее разрушить. На Западе такие претензии являются вполне закономерными – там такая зажравшаяся государственная система. Здесь же это фактически институция, которая пытается выжить несмотря на свой государственный статус, ценой титанических усилий, и потому нуждается в поддержке художественного сообщества. А недостатки надо вместе исправлять.

Меня уже давно интересует, почему несколько человек, самоназвавшихся комитетом защиты каких-то трудящихся, считают себя вправе в своих карьерных целях жоглировать интересами украинского художественного сообщества? Почему «тоталитарная секта» шантажирует взрослых кураторов и функционеров, пытаясь превратить укрсучартсцену в выжженную пустыню, чтоб потом сказать добрым дядям на чистом западе: «Вы видите, как там у нас х**во? Пожалейте нас, мы боремся с режимом вандалов и мракобесов, во всей противной Украине только мы хорошие, а кто не с нами - те коллаборационисты и пособники реакционного режима». Общественные инициативы – это такая модная тема. Большинство художников из числа тех, что входят в ИСТИ, раскручены на международном уровне. Но не на рынке, а на арене художественных институций, которые дают им гранты, а в этой системе (я сам в ней когда-то работал) существует определенная «феня», конъюнктура. Когда эти художники – как правило, левого толка, - начинают говорить о защите трудящихся, срабатывает рефлекс собаки Павлова: «Это ж свои! Они трудящихся защищают!» Распространение такой информации в этой среде происходит механически. А тот факт, что Заболотная является трудящейся в тысячу раз больше, чем 90 процентов членов этого профсоюза, никого не волнует, поскольку: а) она представляет институцию, б) институция находится на финансировании государства. В данном случае я считаю, что правомерно выступить в защиту трудящейся Натальи Заболотной. Хотя, оговорюсь, среди членов этой инициативы есть отличные художники, талантливые и интересные. Но кто большинство людей, состоящих в ИСТИ, я понятия не имею, и боюсь, что если получу исчерпывающую информацию по этому поводу, она только усилит мое разочарование.

 

Александр Соловьев (куратор)

С выставкой «Великое и Величественное» вышло нехорошо, да, но это же не значит, что всю жизнь человек, спровоцировавший до открытия выставки «Казус Кузнецова», должен каяться, стоя на коленях или биться об стену? Надо искать решения - как действовать дальше. Получилось некое затмение: этот поступок Заболотной не был системным, никто ее к этому «сверху» не принуждал, и то, что они (члены ИСТИ – прим. ред.) пишут в своем письме про сговор с церковью - это чушь. Это была нормальная межмузейная выставка. Другой вопрос: получилась ли она и могла бы получиться в другом виде, если бы не гриф 1025? Да, это был сложный прецедент, были и церемонимейстерские перехлесты в сторону угождения официозу, но это не значит, что это стоит называть какой-то конспирологией, доктриной, стремлением все клерикализовать. В конце концов, напыщенный протокол не растянулся навечно, а несановитый зритель смог за два месяца беспрепятственно и основательно ознакомиться с выставкой. Очень жаль, конечно, что без «Страшного суда» Кузнецова…

Что касается самой Инициативы самозащиты трудящихся художников, то я отвергаю все эти игры в профсоюзы трудящихся искусства; мне сразу тянет 20-ми годами, пролеткультовцами, которые, наследуя «вульгарную социологию» и борясь с ее помощью с кем-то за свое место под солнцем, потом сами же пострадали от государственной тоталитарной машины и подверглись репрессиям. Между художником и институцией всегда сложные отношения. По большому счету, институций как таковых у нас в Украине нет, да и в мире бывают разные стандарты. Современное искусство настолько сложное, что регламентировать все эти отношения невозможно. И договора - не панацея. Большинство «сделок» даже в отлаженном арт-мире осуществляется не в юридической плоскости, а в форме «джентльментских» соглашений. Все эти самоорганизации хороши в секторе идеальной экономики. Хотите быть в секторе реальной экономики - принимайте лузерскую позицию, потому что экономика - вещь рисковая и жестокая. И опять же, по-гамбургскому, – художнику там не место. Ну не конкурентен он! И не беда. Здесь я «консерватор» и солидаризируюсь с Дюшаном, любившим повторять: «Предпочитаю дышать, а не работать». Меня всегда воротило от слова «трудящийся» по отношению к художнику, к искусству. Помню времена, когда ты, имея творческую профессию, должен был непременно где-то числиться, чтобы не загреметь за тунеядство – я был, например, маляром какого-то разряда по горячей сетке. Сейчас мы не можем все эти критерии применять к творчеству. Нужно ли вообще такое объединение, как ИСТИ? Нет, это производственно-трудовая калька... Пускай объединяются на творческой основе, это гораздо важнее, чем взывать с бойкотом к арт-сообществу и кураторам второй Киевской биеннале, которые, кстати, еще официально не объявлены таковыми. Знаете, мне ведь тоже пришлось сделать тяжелый выбор – уволиться из Арсенала, и лишиться в том числе материального достатка, чтобы высказать свою позицию. А кто мои права защищает?

Мыстецкий Арсенал – специфическая, становящаяся институция на фоне спорадически финансируемого строительства и кадрового голода относительно профи от искусства, и даже не институция современного искусства, поэтому избрать объектом нещадной критики такую пока еще «недоинституцию», считаю недостойным занятием для художника. Я не согласен с бойкотом, поскольку в свое время прошел их немало, ни к чему хорошему это не привело. Призывать – «кто не с нами, тот против нас», используя круговую поруку, - попахивает извращенной политической «тронутостью», то есть, ты должен к какому-то лагерю принадлежать обязательно. Ну прямо ленинская «Партийная организация и партийная литература» какая-то! Бойкот - это совершенно не метод. Все в мире обратимо, мир построен на прощении, я не думаю, что нужно проявлять кровожадность и упертость, особенно в наше медийное время, на глазах меняющего критерии самого художественного результата. Должен быть диалог, нужно искать пути примирения и признавать ошибки. После затмения ведь наступает просветление, не так ли?

 

Мария Павленко (художница)

В 2007 году группа «Р.Э.П.» сделала проект под названием «Сообщества». Проект объединил разнообразные художественные сообщества, представляющие украинскую молодую сцену, хотя идейно он скорее разъединил художников на некие замкнутые группы и представил в таком виде зрителю. В этом программном, на мой взгляд, проекте группы «Р.Э.П.» был применен метод «разделяй и властвуй». Пост-тоталитарное общество – идеальный материал для применения данного метода. Оно пронизано страхом, записанным на генетическом уровне. Страхом быть собой, иметь свое мнение, и тем более его высказывать. Страхом быть каким-то не таким, как твое окружение, и отрицать все, что пребывает за пределами твоей зоны комфорта. «Правые» ненавидят «левых», «левые» ненавидят «правых», главное - правильно себя идентифицировать, понять, кого ненавидеть и кого любить.

Мне кажется, пришло время сделать шаг от идеи сообществ к идее общества, как некой единицы, объединенной общими интересами, общими проблемами и целями. В основе такой модели - не противостояние между сообществами, а диалог между членами общества, которые являются частями одного целого.

Этот диалог может быть осуществлен в форме открытых обсуждений. В Facebook-е, в блогах, в журналах ART UKRAINE и Korydor. Поэтому меня очень расстроил отказ «Коридора» напечатать мое открытое письмо и вообще поднять эту тему. Видимо, редакции не интересен выход из конфликта, а интересно лишь критическое осмысление самого конфликта. Это напоминает мне фотографа, снимающего жертв бомбардировки для выставки WorldPressPhoto. Выглядит не очень хорошо, когда влиятельное профильное СМИ занимает такую позицию.

Выход из ситуации - в смене формы мышления, нужно выйти за пределы сообществ и заданных ими программ, быть готовым высказать свое мнение, вступить в диалог с оппонентом, услышать его.