Мы созданы из high passion [Ред. – бури страсти]. И Бог сидит в голове ребенка, который всегда из хаоса создает этот мир

 

Михаил Громов (математик, лауреат Абелевской премии «за революционный вклад в геометрию», 72 года)

 

ГОГОЛЬFEST’15 стартовал. И, на этот раз, «взрослая» визуальная программа расширила свои границы. Один из представленных проектов под названием «Что я видел» – это экспозиция детских работ харьковской арт-группировки «Aza Nizi Maza». Это тот редкий случай (если не единичный в художественной жизни, во всяком случае Киева), когда территория экспонирования работ состоявшихся авторов включает в себя не менее профессиональное творчество подрастающего поколения.

 

Так Дарья Кольцова (куратор визуальной программы фестиваля) и Николай Коломиец (куратор проекта «Что я видел» и, по совместительству, педагог в «Aza Nizi Maza») работают со стереотипным предубеждением, что «искусство детей и искусство взрослых – это разные и несопоставимые между собой категории». Проект «Что я видел» – попытка этому воспротивится и показать, что детское творчество не менее релевантное. Поскольку, когда речь заходит о решении пластических мотивов или цветовых соотношений, мы имеем дело ни с чем иным, как с гармонизацией живописной поверхности, максимально раскрывающей замысел как юного художника, так и постарше. Более того, если этот художник работает с актуальным социальным-культурным контекстом.

 

На мою просьбу поделиться методом работы с детьми, Николай Коломиец отвечает, что никакого определенного метода нет – необходимо просто прожить эту жизнь. А в процессе – найти такой подход к каждому ребёнку, чтобы превратить творческую деятельность в увлекательное и простое занятие. При этом учитывая, что созданию одной лишь работы предшествует череда набросков, штудий и заготовок. Кроме этого, весь творческий процесс погружен в общение, проговаривание тем будущих работ – сложных для восприятия и по смысловому наполнению. Отсюда в работах из проекта «Что я видел» можно проследить за трансформированными иконографическими сюжетами, мотивами из офортов Гойи и других произведений мирового искусства. Но даже когда в работах появляются традиционные образы, – к примеру, того же Бэтмена, – то изображение в итоге все равно получается оригинальным и ироничным. То есть это случай, когда нечто устоявшиеся поддается сомнению и критически переосмысливается. Так Бэтмен появляется в образе плачущего, постаревшего и с бородой. Бэтмен уже не тот.

 

 

«Что я видел». (Вид экспозиции, ГОГОЛЬFEST, 2015)

 

Поскольку основой деятельности в студии является разыгрывание картины, а само изображение на холсте начинается с фона, постепенно обрастающим героями, то сама экспозиция проекта «Что я видел» заслуживает отдельного внимания, потому что всецело соответствует этой театральности. Пространство состоит не только из детских работ, а дополняется элементами – вырезанными глазами, которые иногда плачут, блуждающими навязчивыми мухами, заполонившими стены. По убеждению Николая Коломийца, детское сознание именно так и работает: по принципу четкого разграничения на черное и белое, чудовищ и красавиц, злодеев и героев. И, если так – подобная выставка может стать такой территорией фантастики. То есть на определенном этапе избыточность провоцирует возникновение новых взаимоотношений между работами и потому – смысловых реакций.

 

Таким образом, «Что я видел» представляет общую реальность последних трёх лет и является своеобразной «антиутопией», поскольку работы детей возникают под влиянием приобретенного ими опыта в условиях настоящего. Это дает все основания конкурировать с проектами художников из соседних залов и позиционировать себя общественно необходимым явлением в художественном процессе.

 

«Что я видел» (Вид экспозиции, ГОГОЛЬFEST, 2015)

 

«Что я видел» (Вид экспозиции, ГОГОЛЬFEST, 2015)

 

Николай, как вы выстраиваете свою работу в процессе занятий с детьми?

Дети есть очень разные. Одни – концентрированы, а другие рисуют, если их мотивировать, например, каким-то их собственным достижением. То есть, перевести деятельность в разряд спорта и продумать ход работы так, чтобы детям было заниматься не трудно и эффективно. Главное, чтобы ребёнок не споткнулся на этом пути, не расстроился. Потому что сразу исчезает этот драйв и азарт. Поэтому у нас очень много в работах коллажности и рисования трафаретов, а моя задача в том, чтобы все время учится подыгрывать ребенку, не влезать в его работу.

 

Также детей всегда необходимо провоцировать на генерирование собственных мыслей. То есть постоянно делать интелектуальную перепасовку, такие мозговые штурмы. Один аргумент – на другой, одну идею – на другую. Так мы создаем напряженное поле осмысления, которое может вывести на какие-то неожиданные вещи. То есть всё может начаться с банальности, которая впоследствии приобретёт совершенно иные оттенки. 

 

При этом не менее важно найти отдельный подход к каждому ребёнку?

Конечно, у них у всех своя ниша и моя задача найти эту нишу. Поскольку, как только ты её отыщешь, то появится совершенно другая степень погружения ребенка в материал и иной уровень работы с образами. Это очень важно, чтобы ребенок работал на своей чувственной территории.

 

Стараетесь ли вы, в то же время, минимизировать свою роль в творческом процессе?

Мы работаем с той точки зрения, чтобы максимально этот процесс упростить и разбить на такие понятные этапы, чтобы ребенок мог это делать без наших рук. В данном случае, моя функция состоит в том, чтобы не вмешиваться, но чтобы при этом картина получилась профессиональной и ритмически, и по цвету. Поэтому все время мы с Машей (Ред. – Мария Коломиец) эти навыки, как преподаватели, совершенствуем. Думаем, что предложить ребенку. Поскольку очень важно не навязать, а направить хорошей идеей; это происходит это в результате обоюдного размышления. Мы перебираем, выбираем, вставляем картину или наоборот, отказываемся от неё. Берем одну систему отношений, а потом – другую. Поскольку каждый раз они нуждаются в новом ходе. Есть такая работа, к примеру, «Соглядатай» Макса Зубенко (10 лет). Так вот она начиналась еще до всех драматических событий в стране, однако уже по её завершению она стала очень злободневной.

 

«Соглядатай». Макс Зубенко (10 лет)

 

Расскажите о ней.

Мальчик сказал, что хочет рисовать челябинский метеорит, который пролетел. И мы начали рисовать метеорит. Но сразу появился вопрос: «А над чем он летит?». Ответ: «Над островом». Потом нужно было решить, чем наполнять остров. Я нашел примеры домов, а мальчик выбрал то, что ему интересно. Это были не просто дома, а заводская труба, какой-то ангар. В общем все это было похоже на каких-то трансформеров. И вот он сидел и очень долго рисовал. В итоге были десятки рисунков, которые мы потом скомпоновали. Так получился метеорит над неким индустриальным пейзажем. И когда появилось это свечение, эта яркая полоса, этот темный фон и вот этот индустриальный пейзаж…В общем, стало очевидно, что это картина получилась не про челябинский метеорит, а про наше настоящее. Потом же художник начал вводить в картину человека, который смотрит на все происходящее. Это очень двойственно получилось. Поскольку вот человек стоит и смотрит. Но как он смотрит? С сожалением? Или он пришел нападать? Тут это уже не понятно и оставляет место для размышлений. Это такая, как написал Борис (Ред. Борис Филоненко – автор текстов, вошедших в экспозицию), «буря, которая не травмирует».

 

А вот на одной из работ изображен Данте и Вергилий на фоне украинского флага. Как так получилось?

А украинский флаг мальчик нарисовал как раз, когда происходили революционные события в стране. Мы, по правде, сначала даже смутились, что мол, Миша, давай объясняй, что к чему, поскольку будут вопросы (смеется). Он и сказал. Объяснение было следующее: «На картине изображена часть ада под Украиной». То есть мальчик предположил, что ад тоже имеет свою географию. Есть ад, например, Украины, а есть ад и у какой-то другой страны. Эта мысль у ребенка о разделение райский и адских зон просто удивительна.

 

 

«Божественная комедия». Миша Степанищенко (9 лет)

 

А литературная составляющая в работах? Она не менее впечатляет.

Да. Во-первых, наша первая студия называлась «Пушкинский въезд» и нас очень радовало это сюрреалистическое название. Оно сделало Пушкина постоянным персонажем нашей студии.

Потом…Часто бывает, что изображение подводится к литературе. У меня даже есть идея: из таких работ, наполненных текстами, сделать целую выставку. Также во время творческого процесса мы придумываем стихи, часто – коллективно. То есть со своей стороны я просто слежу, чтобы рифмы и ритмы были удачными, и иногда получаются невероятные вещи. Например, вот стих Валеры:

 

Раз Железный Человек

Ел железный чебурек.

Поломал железный зуб,

Очень зол он стал и груб.

 

Треснул дерево рукой -

Руку изогнул дугой.

Повалился на забор -

Важный поломал прибор.

 

В ярости он камень пнул -

В пятке дырочку проткнул.

Диким рёвом заорал -

челюсть медную сломал.

 

Ты, Железный человек,

Добрым становись и кротким,

А не то закончишь век

Замыканием коротким!

 

Прекрасно. А что для вас кажется наиболее интересным и важным в вашей работе?

Сама идея использовать детское творчество очень давняя, стоит только вспомнить историю искусства прошлого века. Но чтобы заниматься этим с детьми непосредственно, чтобы эта пластика была стопроцентно искренней и без всякой имитации, то я такого не видел. Это для меня бесконечно интересно.

 

Кроме того, важно сделать эту пластику нужной в контексте всего современного искусства. И мне кажется, что это также необходимо с воспитательной точки зрения. Поскольку для детей это большая радость знать, что они востребованы, что они потрудятся и получатся свой резонанс. Я вообще не понимаю, почему большинство студий этого не делают. Куда они работают? В стол? Или они так работают, что это нельзя показывать?

Я считаю, что это большая удача, что мы этим занимается.

 

«Видение». Настя Коломиец (11 лет), Даша Коломиец (8 лет)

 

Об авторе

 

Екатерина Носко – филолог, искусствовед. Сотрудница арт-центра Я Галерея. Колумнист, с 2014 г. проявляет себя в культурной журналистике. В сфере исследований – крымская школа живописи ХХ-ХХI столетий и современное искусство.

 

Екатерина Носко