Выставка «Украинское тело» в Центре визуальной культуры НАУКМА до сих пор так и остается закрытой, несмотря на протестную кампанию ее сторонников и международную поддержку именитых научных деятелей, художников и кураторов.

Участники ЦВК после всех переговоров, открытых экскурсий и экспертных доводов о смысловых значениях представленных работ получили в ответ зашкаливающую реакционностью, облеченную в бюрократию оплеуху украинской цензуры. Сегодняшний итог наших переговоров с властью закончился тем, что деятельность ЦВК, как уже было анонсировано раньше, полностью блокирована. Руководство Киево-Могилянской Академии официально постановило прекратить работу Центра на экстренно проведенном Научном совете. Возглавляет этот  Совет известный своими ультраправыми взглядами ректор Сергей Квит, которому уже сегодня, 27 февраля с 13.00 будет адресована массовая акция университетского и общественного протеста возле стен НаУКМА.

 

Именем чего является порнография?

Политическая изнанка цензуры опять становится видимой благодаря очередному прецеденту, которым стала выставка. «Украинское тело» является образцово-показательным симптомом постсоветского общества, декларативно именующего себя демократическим, тогда как скандальный провал демократии происходит даже в стенах такого прогрессивного научного заведения, каким является Киево-Могилянская Академия. Общую причину можно свести к противостоянию позиций между левым Центром визуальной культуры, организовавшим выставку, и правым административным корпусом, включающим ректора Сергея Квита, интересы националистической партии «Свобода» и церковные застройки территории Академии. Если добавить сюда открытое личное неприятие С. Квитом директора ЦВК, уже давно возведенное в степень внутреннего конфликта, то причин для оправдания авторитарных актов цензуры со стороны чиновника можно найти предостаточно.

Таким образом, независимо от наших гражданских прав и прав критического искусства на автономию, политика цензуры разворачивается во всех плоскостях дисциплинарного украинского общества. То, что это стены международной научно-исследовательской институции, ничего не значит, ведь гонка за порнографией продолжается. А вместе с ней продолжается и выживание неугодных левых интеллектуалов из университета и помещения ЦВК.

Для того, чтобы преодолеть символический порядок цензуры, выйти из воображаемых отношений индивидуумов с реальными условиями их существования, нужно произвести определенную работу мысли, позволяющую отличить современное ангажированное искусство от порнографии и вообще разобраться в современных формах художественной критики. Однако ни С. Квит, ни ему подобные судьи, сами признающиеся, что ничего не понимают в «этом» искусстве, до сих пор не хотят увидеть между выставленными художественными работами и коммерческой порнографической продукцией никакой разницы. Что, в свою очередь, только способствует дальнейшему поддержанию народных масс идеологической правоты государственной «зачистки», закончившейся на сегодняшний день нелегитимным закрытием всего научно-исследовательского центра. И для меня совершенно очевидно, почему эту разницу никто из чиновников так и не хочет понять, несмотря на все приложенные с нашей стороны усилия.

 

Порнография украинской политики

Вопрос о праве на современное искусство является одним из самых травматичных для всех постсоветских государственных режимов. Перечитывая книгу Михаила Рыклина «Свастика, крест, звезда. Произведение искусства в эпоху управляемой демократии» о процессе над московской выставкой «Осторожно, религия» 2004-2005 годов, на лицо один и тот же вывод.  На смену социально-критической функции искусства всегда готово прийти насилие, претендующее на универсальную терапию массово-воспроизводящихся травм. Если искусство осмеливается сегодня ставить под сомнение властный дискурс в его ключевых пунктах (религия, мораль, экономика), оно неизбежно столкнется с закрытием, увольнением, политическим преследованием или тюремным сроком. Громкое дело Володарского, которого за перформанс/акцию протеста против Национальной экспертной комиссии по морали отправили в колонию, также является здесь показательной отправной точкой, которую за прошедшее с осени 2009 года время дополнили другие закрытые выставки современного искусства, запрещенные к прокату многочисленные зарубежные фильмы и остальные «аморальные» артефакты.

Показательной является и сама стратегия действий этой цензурирующей власти. Вместо того, чтобы разрешить нам провести открытую конференцию с участниками, арт-критиками и правозащитниками, Сергей Квит прятался за ширмы камер и репортеров, попросту превращающих все в фарс. Не соглашаясь на открытые дебаты с участниками выставки, цензура делает ставку на журналистов развлекательных телеканалов. Никита Кадан как один из художников выставки был вынужден согласиться на утренний прямой эфир с С. Квитом в теле-шоу «Завтрак с TV-I», после чего мы все лишний раз убедились, как и для чего работают государственные СМИ. Не говоря уже о всех тех интервью, которые впустую давала автор статьи, пытаясь объяснить смысл осужденных в порнографии работ Анатолия Белова и Николая Ридного.

Что тут примечательно - Сергей Квит знает, как и в каком формате работают СМИ, ведь он сам был журналистом. Именно поэтому удобным для него является использование привычных медиа, которые, как это точно заметил активист «Левой оппозиции» Захар Попович, просто не в состоянии передать пояснения авторов выставки. Журналисты ведущих государственных газет и каналов не могут не то что адекватно передать суть, но даже сами уловить ее в процессе коммуникации. Серьезное критическое или искусствоведческое заявление остается за бортом рекламы и монтажной нарезки, смешиваясь с уже привычным популизмом украинских ультраправых. «Квит с «цветочками» (Квит по-укр. «цветок» - прим. автора) из правых партий и неонацистских организаций выхолостили содержание ангажированного искусства, свели его к уровню «обычного современного искусства…». С этим утверждением Захара Поповича нельзя не согласиться, если учесть, какими манипулятивными целями руководствуется в своей кампании защиты цензуры господин ректор. Солидарный с нами активист студенческого профсоюзного движения «Прямое действие», журналист Андрей Мовчан также отмечает, что взятые вне контекста, растиражированные масс-медиа «порнографические картинки с выставки» понизили протестный градус восприятия проекта, заявляющего о сексуальных и гендерных правах и критикующего законопроекты нынешнего правительства.

Больше всего, кроме серии «Мое порно - мое право» Анатолия Белова, досталось видео-работе Николая Ридного «Рада», на одном из экранов которой показано распростертую вагину, а на другом - отрывок сессии украинского парламента. Так где все-таки порнография – если вы, конечно, можете ее увидеть? Справа или слева? На каком из двух экранов? Что же, то, что творится в Верховной Раде – это не «порно»? Женский половой орган со смешными печенюшками (откровенный стеб художника) - это то, что каким-то образом растлевает молодежные нравы, а то, что делает с нами законодательная власть, не говоря уже о судебной и исполнительной – нет?

То, что происходит в нашей стране от имени «Realpolitik» и есть главное непристойное. Это то, что извращает задачи политики и нарушает все возможные приличия представительской демократии и народных интересов. Для таких цензоров, как Сергей Квит, увидеть порно политики, в которой сам же принимаешь участие - все равно, что умереть на месте от стыда. Особенно когда рядом повешен национальный герб Украинской республики, «Тризуб» Владимира Воротнева, превратившийся в проституированное нацистское клише утраченной духовности, под которым проводятся реформистские грабежи Трудового кодекса, гомофобные законопроекты и сворачивание высшего образования «по Табачнику».

При этом из-за подобной моральной борьбы за чистоту нравов, «традиционные» ценности и запреты на изображения каких-то телесных проявлений меня уже не удивляет, почему многие молодые люди имеют искаженные, спутанные, а иногда и отсутствующие представлениями о сексуальности, поле, гендере и т.п. составляющих светского полового воспитания. Об этом написал на листках своего выставленного арт-бука Анатолий Белов, спустя три дня после чего ославленный Квитом как «извращенец».

Таким образом, порнография – это всего лишь плавающее/пустое означающее, в которое при определенной целесообразности вкладываются угрожающие коннотации, не имеющие с концепцией выставки и научной деятельностью ЦВК ничего общего. Для проведения «расправы» со своими политическими оппонентами в стенах университета «Украинское тело» превратилась в плоскость проекции, на которую в последующем параноидальном повороте машины цензуры может быть списано все что угодно.

 

Запрещено запрещать

Показательным является еще одним аргумент. Центру визуальной культуры было предложено не просто повесить табличку вроде «Осторожно, порнография» на входе (что, как оказалось, также не удовлетворяет цензоров), но вообще перенести, убрать выставку в частную галерею, в какое-нибудь другое пространство, не связанное с политикой. Таким образом, предлагалось нейтрализовать исследовательский топос, само место, из которого раздаются протестные голоса, расчертить карту действий на дозволенные и не дозволенные зоны видимости критического искусства. Однако место является частью художественного высказывания, и то, что выставка открылась перед лицом власти – будь то акция Володарского, имитировавшего половой акт перед Верховным Советом или «Украинское тело», заявляющее о себе в научном учреждении, означает, что адресатом этого высказывания была именно материализованная в данных «государственных идеологических аппаратах» власть. Переносить выставку – все равно, что уничтожить.

Что же касается упреков в привилегированном положении современного искусства, которое остается понятым очень немногими его ценителями, обладающими соответствующим символическим капиталом знаний. Здесь к месту придется замечания Бориса Гройса в эссе «О современном положении художественной критики», далеко не исчерпывающие, но все же отчасти подходящие. Гройс обращает наше внимание на то, что непонятность авангарда начала ХХ века была его сознательной целью, а не провалом в коммуникации. Визуальный язык может использоваться не только как средство обращения, но и как средство ухода от него. И эта стратегия вполне легитимна. «Скорее искусство определяется способностью формировать не только особую сферу общественной активности, но и раскалывать само общество». Это раскалывание, появление новых дифференций и отличных от привычного техник коммуникации не может подвергаться цензурированию и запрету - также, как не может ограничиваться автономный статус искусства или науки.

Самое ответственное в производимой работе такой ангажированной критики то, что если тебя осудят и закроют – значит,  ты «попал в цель», в нерв системы и у тебя появился реальный шанс попытаться изменить ее.

Надеюсь, очевидно, почему выставка не была перенесена и политическое противостояние, которое цензурирующая власть переводит еще и в личное, продолжается именно в пределах непосредственной досягаемости. И дело не в эстетизации политики и не в спорах о том, кто как понимает современное искусство. Дело уже в том, как вместе противостоять режиму цензуры на всех его уровнях.

 

Елизавета Бабенко