Российский куратор и искусствовед, редактор отдела "Искусство" портала Openspace.ru, Екатерина Деготь в Киеве бывает довольно часто. В прошлом году именно она прокурировала знаковую выставку украинского искусства "Якщо" в Перми. Еще  Екатерина Деготь не пропускает практически ни одного вернисажа в PinchukArtCentre, близко дружит со многими киевскими художниками, так что, об украинских проблемах и перипетиях знает не понаслышке. Ее "взгляд со стороны" и критические суждения о современном отечественном искусстве всегда остры и интересны, хотя, безусловно, не всем приятны.

 

— В прошлом году вы курировали в Пермском музее современного искусства масштабную выставку украинского искусства, которая, по оценкам экспертов, стала одним из главных отечественных арт-событий 2010 года. Каковы, по вашим наблюдениям, основные тенденции в молодом украинском искусстве и чем это поколение отличается от так называемой "Новой волны" (или поколения Парижской коммуны) и других предшественников?  

— Я не очень верю в разнообразие тенденций где бы то ни было – как правило, в любой обозримой стране с преобладающим местным населением (т.е. в отличие от города Берлина или города Нью-Йорка, например) мы сейчас имеем дело с некоей прогрессивной группой, которая не представляет какую-то одну узкую тенденцию, а просто находится, так сказать, на мировом уровне. И еще обычно есть люди, которые идут по пути аутсайдеров, - и когда они это делают осознанно и очень персонально, это получается замечательно, как в случае Стаса Волязловского, которого я очень ценю. Если же они это делают неосознанно и думают, что их «тенденция» и есть правильная, а остальные сбились с пути истинного, – вот тут получается проблема.

Что касается «прогрессивной тенденции», то это и есть тот круг молодых художников в Украине, который я знаю, который мне интересен и близок, - этот тот самый круг, который когда-то входил в первый Р.Э.П. или был близок к нему; теперь эти художники работают в основном самостоятельно, что и правильно, появились новые фигуры не только в Киеве (SOSка и т.п.), то есть идет нормальный процесс. Типичная фигура такого художника такова: он или она имеет профессиональное, хотя и консервативное образование живописца или скульптора, которое использует как прочную основу  (в отличие от России, где образование не может быть названо консервативным, - оно реакционно; оно только мешает в большинстве случаев, и многие художники по-прежнему самоучки); не принадлежит к какому-либо опознаваемому направлению; занимается проектами в совершенно разных медиа, отдавая предпочтение видео, урбанистическим интервенциям, исследовательским проектам, в рамках чего это может быть также живопись, графика, фотография или коллаж, но ничто из этого не фетишизировано как техника. Его или ее произведения имеют и личный, и поэтический, и политический смысл, но при этом политическим и социальным активизмом как художественным проектом эти люди не занимаются, отделяя свои политические убеждения от своих художественных проектов (что мне представляется правильным). Они активно пользуются системой европейской поддержки искусства (гранты и резиденции), а у себя на родине (и иногда в России) пытаются поддержать себя через галереи, - и, к сожалению, иногда вынуждены компрометировать себя производством коммерческих работ (хотя ныне все меньше и меньше, к счастью).

 

Самое главное, что институционально, дискурсивно и эстетически они чувствуют себя совершенно равноправной частью международного искусства, и способны эту систему критиковать, что мне кажется особенно важным. Все это, надо сказать, нормально и даже банально для европейского художника, но совсем не похоже на ситуацию молодого художника в России, который в той или иной мере всегда заложник диких и неадекватных российских частнокапиталистических институций. Украинская ситуация кажется мне гораздо более позитивной. Единственное, что я бы посоветовала молодым художникам, - это больше укореняться в европейской ситуации и, проще говоря, как можно больше ездить на различные резиденции и т.п., а не ограничиваться комфортной галерейной карьерой живописца или скульптора, которая после сорока лет окажется разбитым, хотя и позолоченным, корытом, - проблема, с которой сталкивается старшее поколение.

 

Что касается этого старшего поколения и круга т.н. «Парижской коммуны», то там ситуация была совсем другой по объективным критериям: этот круг еще не мог быть частью мирового искусства, это было искусство молодежного крыла позднего Союза художников с его вынужденной фигуративностью, не пройденным до конца модернизмом и очень сильной фиксацией на «гуманистических ценностях» и эзоповом языке. Одной из важнейших тем этого искусства как раз была утопическая принадлежность некоему мировому культурному контексту, а вовсе не реальная принадлежность интернациональной арт-сцене, куда это искусство как единый феномен так и не встроилось. Живопись украинской «новой волны» – это традиция советской художественной интеллигенции, искусство либеральных ценностей, и, к сожалению, закономерно, что оно так опьянилось воспеваемым либералами рынком. Но это о явлении в целом, которое работающей традицией, с моей точки зрения, быть не может. А у отдельных художников остается, естественно, возможность реализовать плодотворный путь аутсайдера, о котором я говорила.

 

— Было ли что-то важное, что вы вынесли из прошлогоднего украинского проекта в Перми?

 

— В процессе подготовки я для себя открыла много интересных работ и хороших художников. А с теми, кого я уже знала, было приятно поработать в Перми, - они сильно встряхнули местный контекст, это было очень здорово. Молодые украинские художники произвели большое впечатление и на московских журналистов, и на местных зрителей.

 

— Какова роль критика в современном искусстве и может ли он/она совмещать свою деятельность с активной ангажированностью в арт-процесс (например, как в вашем случае, в роли куратора)?

— Мне кажется, критик просто обязан быть активно ангажирован в современный процесс – в качестве куратора или в качестве идеолога новых движений. У него или нее должно быть ярко выраженное свое мнение, желание поддерживать определенные группы художников, и он или она, чтобы называться критиком, должны писать некие общие статьи об искусстве, - скорее, чем так называемые рецензии, с моей точки зрения. В противном случае критик в современной ситуации превращается в некую обслуживающую инстанцию, в сервис. И тут уже неважно, обслуживает ли он художника или галерею (когда пишет, например, пресс-релиз, что, по крайней мере в России критики, к сожалению, часто делают) или читателя своего издания (когда информирует его, куда лучше сходить в выходные, чем тоже многие зарабатывают на жизнь, и уже поверили, что это и называется «критик»).  Если критик говорит, что стоит на службе широкой публики, а не искусства, что звучит якобы благородно, то он должен отдавать себе отчет, что в современном мире эта публика занимается потребительством, и критик самой фиксацией на жанре рецензии (которая представляет собой более или менее поэтический пересказ выставки) поддерживает это потребительство. Потребительство публики нужно сознательно ломать, а для этого необходимо выходить за рамки эстетического, но это очень трудно. Единственное исключение, которое я делаю для рецензий, - это рецензии на институциональные проекты (музейные, и, как правило, исторического характера), - об этом обязательно нужно писать, так как это идеология, и это должно быть предметом подробного разбора и критики.

 

— Какие, на ваш взгляд, главные вызовы бросает современный мир современному искусству?

— Главный вызов состоит в том, что современный неолиберальный капитализм сделал все старые авангардные модели поведения бессмысленными, так как включил их в свой арсенал. Критика товара, демонстрация отчуждения, реди-мейд как прием, отказ от искусства, даже институциональная критика, коммунистическая идея самодеятельного творчества вместо искусства как производства материальных объектов, - все присвоено врагом. В результате модель авангардного искусства кажется вообще невозможной – о военном авангарде мы можем говорить, если военные действия все еще идут, но война кажется проигранной, территория полностью оккупирована противником, поэтому можно говорить лишь об «искусстве сопротивления», коды и эстетика которого совершенно неясны, либо вообще о партизанской войне в форме политического активизма. Но действительно ли авангард исчерпан? Посмотрим.

 

— Как вы можете оценить роль Виктора Пинчука и инициируемых им проектов для украинского арт-процесса?

— Роль Пинчука и его центра позитивна прежде всего в том, что они приковывают внимание к Украине, которую все-таки пока не знают. По случаю вручения столь внушительной премии как Future Generation Art Prize в Киев приехали, например, крупные интернациональные кураторы, - и можно надеяться, что они заинтересуются кем-то из украинских художников, что откроет новые перспективы для всей украинской ситуации. У Украины могли бы быть свои молодые международные звезды, которых пока нет (как и у России), хотя они есть и у Болгарии, и у Польши, и у Чехии, - у всех восточноевропейских стран.

Хотя я должна заметить, что в Киеве в дни вручения премии я сама взяла на себя смелость представлять молодых местных художников иностранным кураторам, поскольку мне показалось, что PinchukArtCentre такую задачу перед собой не ставил. Во всяком случае, во время экскурсии в офис г-на Пинчука высоким гостям ту часть, где висят работы украинцев, вообще не показали, - это я ее случайно обнаружила и их туда отвела. Вручение премий номинантам произвело очень двойственное впечатление – с одной стороны, выставка была очень высокого уровня: лучше, чем что-либо, что я когда-либо видела в Пинчук-центре, и, главное, совершенно в другом, нехарактерном для Центра, стиле. Очень интернациональная выставка. Возможно, излишне интернациональная, так как было очевидно, что из нее по той или иной причине оказалась резко исключена Восточная Европа (за исключением румынского художника, который и получил в итоге симпатии как отдельных членов жюри, так и киевской публики). С другой стороны, прогрессивная выставка и прогрессивное жюри сильно контрастировали с набором «менторов», который, что называется, совершенно из другой оперы и к современному живому искусству отношения не имеет, - это скорее урок того, как не надо делать. На всем этом лежит печать чрезвычайно противоречивых тенденций, поэтому трудно сказать, куда пойдет проект Виктора Пинчука, к тому же многое зависит от чисто политических факторов, которые мне трудно оценить. В целом в мой последний приезд в Киев мне показалось, что местная арт-общественность и фонд Виктора Пинчука сильно охладели друг к другу, и что это всех устраивает. PinchukArtCentre все больше отрывается от местного контекста, поскольку видит себя неким анклавом-Гонконгом. Но в этом есть опасность того, что Виктор Пинчук войдет не в систему актуального мирового искусства, а в систему сильных и красивых мира сего, а это не то же самое, это ошибка дверью (хотя он лично, конечно, волен идти куда пожелает). Местный контекст все меньше надеется на фонд Пинчука, меньше интересуется его проектами (хотя, повторяю, последняя выставка номинантов премии была очень качественной) и строит альтернативные способы удовлетворения собственных амбиций, и в этом есть опасность провинциализации. Было бы лучше, если бы PinchukArtCentre и местный арт-мир двинулись навстречу друг другу, но пока я к этому предпосылок не вижу.