В рамках международной ярмарки современного искусства АRT KYIV contemporary, которая сейчас проходит в Мыстецком Арсенале, состоялась встреча со специальным гостем этого события Эриком Булатовым. С исторической фигурой, представителем отечественного соц-арта, давно эмигрировавшим на Запад и ныне живущим в Париже, побеседовала Елизавета Бабенко. Об аскетическом режиме восприятия современного искусства, дикости его рыночных условий и о том, где художник планирует показывать свою следующую большую ретроспективу, читайте в нашем материале.

 

Эрик Булатов в Мыстецком Арсенале. 2012. Фото: Максим Белоусов

 

Елизавета Бабенко Эрик Владимирович, насколько же трудно мне было увести вас из непрерывного графика просмотров, организованных Арсеналом, в этот разговор, после которого мы все спешим посмотреть биографический фильм о вас, снятый в Италии. Насколько я знаю, вы вовсе не много путешествуете и ведете довольно аскетичный в социальном плане образ жизни?

Эрик Булатов Да, вы правы. Я приехал сюда, наверно, по той же причине, что и в Москву в 2006 году. Мне все-таки интересно, как же развивается искусство в наших странах. Я веду довольно закрытый образ жизни в Париже и редко куда выезжаю из своей мастерской. Не вижу в этом большого смысла для себя. Я работаю с утра до ночи, как и раньше, хотя тогда тоже не очень-то ездил на разные биеннале и встречи. Ну, а теперь и подавно. Мне важнее моя внутренняя работа

Эрик Булатов. Свобода. 1992

- Да, слышу это с удовольствием. Вы имеете в виду свою прошлую ретроспективу в Третьяковке ?

- Да-да.

 

- Значит, вы тоже не являетесь поклонником арт-сообщества и так называемого «туризма» от мира современного искусства? А вы ведь могли бы себе позволить не выходить из круговорота приглашений на всевозможные дискуссии, показы и т.п.?

- Да, но я никогда не чувствовал себя частью этого арт-сообщества. Оно существует где-то помимо меня. Когда я жил в Нью-Йорке в 90-х, я не могу сказать, что моя жизнь чем-то отличалась от теперешней. В преклонном возрасте это становится еще более очевидным – нет никакой потребности во всех этих встречах, мастер-классах, дискуссиях… О большей части выставок – не моих – не берусь говорить, так как мало что смотрю. Но даже то, что вижу в Париже, меня не радует…

Эрик Булатов. Иду. 1975

- Вот это мне было важно услышать – меня тоже мало что радует, хотя я больше говорю, имея в виду отечественный контекст. Как вам наш внушительный комплекс искусств Арсенала, в котором вы могли сейчас увидеть местную арт-ярмарку с участием некоторых западных галерей?

- Вы знаете, впечатляет. Такое огромное и потенциально очень перспективное место. Правда, я здесь всего на три дня, и без выставки, но смог увидеть экспозицию ваших кураторов.

 

- И как вы ее находите? Возможно, весь эклектичный проект ярмарки в целом – от Вазарели, украинских живописцев вроде Вайсберга и до живописи Дубосарского с видео-инсталляциями Полины Канис?

 

- Я скажу осторожно, оставаясь в рамках корректности ко всем участникам. Мне кажется, что здесь была проделана хорошая экспозиционная работа. Вот мне очень нравится, как все развешано – и особенно то, что участвует так много украинских художников, как молодых, так и старшего поколения живописцев, продолжающих писать маслом.

Эрик Булатов. Закат. 1989

- Не так давно здесь закончилась Первая киевская биеннале современного искусства, в которой у ваших коллег Ильи и Эмилии Кабаковых был большой павильон с ретроспективной инсталляцией, посвященной многим годам их художественной работы. Сейчас им предложили выставить этот проект-итог на фабрике Красный Октябрь в Москве. Видите, чем дороже проведение выставки и масштабнее финансирование, тем важнее становится «возвращать» наследие эпохи, хоть на пару дней…

- (Улыбается) Да, я наблюдаю эту тенденцию. Что ж, и участвую в ней. Но с другой стороны, для меня это шанс как-то включиться в постсоветскую действительность, в противном случае я бы не приехал и не увидел вообще ничего. Мы мало общаемся с Ильей и Эмилией. Здесь много разных причин.

Возможно, я ностальгирую по моментам нашей концептуалистской молодости, но понимаю, что ничто в той же Москве не напоминает о них. Я провожу время в узком кругу своих друзей, в Париже и даже в те редкие случаи, что бываю в Москве. Это незаметные визиты, не публичные. Поэтому я даже не в курсе о деятельности Кабакова, который, как я понимаю, предшествовал мне в этом громадном комплексе искусств в Киеве.

 

- С коммерческой точки зрения вы довольны итогом капитализированной индустрии западного современного искусства, в которую вы, возможно, сами того не желая, оказались встроены?

- О, нет. Конечно, я не доволен. К сожалению, дела обстоят плохо. Интересно с вами об этом поговорить.

 

- Да, потому что с виду ваш социальный престиж очевиден. Его создает очередной аукцион Sotheby, продающий ваши соц-артовские работы вроде «Революция – это перестройка» или «Советский космос», написанные еще с конца 80-х в СССР, за миллионы долларов. В связи с этим я позволила себе немного даже не институцональной критики, а критики рыночной системы индустрии contemporary art’a.

- Согласен. Здесь, конечно, таятся поразительно драматические для меня вещи. Понимаете, этот рынок не имеет отношения ко мне. То есть мои работы, как вы заметили, действительно продаются за какие-то баснословные деньги, но у меня-то нет ни моих работ, ни денег! Я не получаю денег, кроме время от времени какой-то доли в пару процентов. Я даже не знаю, где и как продаются мои работы, какие из них и откуда они поступают на этот рынок – в эти аукционные дома и галереи. Продаю их не я, и ничего с этого не имею. Связями тоже большими не обладаю.

 

- Да, это шокирующая ситуация. Нехотя я к ней и вела нашу беседу. Скажите, но вы не бедствуете в Париже? Как устроена ваша жизнь? Сегодня я считаю свои долгом говорить об изнанке экономики арт-рынка с художниками, даже такими заслуженными, как вы.

- Спасибо! И я понимаю, насколько это оправданная тема. Жаль, что нет времени ее развить. В Париже я живу там же, где и работаю – у меня совмещенная старая квартира с мастерской. Не бедствую, хотя мы с Наталией никогда не могли уделить должного внимания деньгам. Моя жена до сих пор работает – она танцевальный критик.

 

- Моя коллега как-то была у вас в гостях – искусствовед Надя Плунгян из Москвы. Мы с ней предметно смотрели ваш альбом с репродукциями, вспоминая ее визит к вам. Помнится, после долго спорили о вас и о Кабакове

- Да, мы с Наталией помним Надю. Приятно, что так. У нас у самих много споров было на эту тему сравнений.

 

- И напоследок - где и как планируете выставлять свои старые и новые работы? Какие из предыдущих недавних выставок вы бы отметили?

- Да, у меня была хорошо организованная выставка в Музее современного искусства в Женеве. Ну, мы вспомнили с вами Третьяковку – там собралось больше ста моих работ. Тогда еще это было непривычно – выставлять там живого художника. Я сам продумывал и организовывал экспозицию. Сейчас планирую большую выставку, опять же сольную, в Монако, в музее современного искусства. Оказалось, максимально удобное предложение для работы.

 

 

Елизавета Бабенко