4 февраля в PinchukArtCentre открылась выставка Beauty известного британского художник Гэри Хьюма. 

Всемирно известный британский художник Гэри Хьюм, участник так называемого движения Young British Artists, представляет в Киеве свою персональную выставку Beauty. О том, может ли красота быть камертоном в современном искусстве, о новом поколении художников, а также о том, почему он живет между Лондоном и Нью-Йорком, Гэри Хьюм рассказал в интервью журналу ART UKRAINE.

Гэри Хьюм. Фото: Максим Белоусов

- Мистер Хьюм, это ваш первый визит в Киев?  

- Нет, я в Киеве уже в третий раз. Впервые я приехал сюда около 15 лет назад, чтобы прочитать лекцию об искусстве в Центре Сороса. Это был очень короткий визит – я приехал всего на один уикенд, и не успел толком ничего рассмотреть. Я прочел лекцию, мы немного пообщались с украинскими художниками, выпили шампанского, и я уехал. Так что в первый раз никаких особых впечатлений не сложилось.

Второй раз я приехал в Киев, когда планировал свою выставку в PinchukArtCentre. Знаете, когда работаешь над проектом, находишься в основном на рабочих площадках, в самолетах и гостиницах. Это ведь только звучит так, что ты «путешествуешь по всему миру» - на деле ты путешествуешь по самолетам и гостиницам… А сейчас я в третий раз в Украине, чтобы представить свою выставку Beauty.

Бикини (салон). 2009. Глянцевая краска, алюминий, 95х250 см. Фото: Todd-White Art Photography

Экспозиция в PinchukArtCentre. Фото: Максим Белоусов

- Что касается названия выставки: вы часто используете слово «красота» применительно к искусству. Между тем, сегодня этому понятию все сложнее дать определение, из-за чего оно, так сказать, перестало быть актуальным. Однако у вас, судя по всему, особые отношения с красотой.  

- Меня действительно очень интересует красота. Красота в моем понимании – это нечто преходящее, нечто временное. Глядя на что-то красивое, ты знаешь, что оно не будет таким вечно: красивый цветок, красивый закат, красивая женщина. У всего этого есть свое время: все расцветает, и все увядает. Красота – это то, что живет в моменте.

Понятие красоты давно волнует меня – я обращаюсь к нему, думаю о нем, говорю о красоте уже не один год. Так что, когда встал вопрос о названии проекта, Экхард Шнайдер (куратор PinchukArtCentre) предложил слово «Beauty».

Бикини (двухместный номер 1). 2009. Глянцевая краска, алюминий, 89х72 см. Фото: Todd-White Art Photography

- Как по-вашему, может ли красота сегодня быть значимым критерием в современном искусстве? Возможно, это и есть тот камертон, к которому следует вернуться, с которым стоит сверяться? 

- Это сложный вопрос. Всегда сложно определить – поэтому это и есть современное искусство. Понятия «нравится» или «не нравится» - это же очень субъективные вещи. Допустим, я скажу, что это красиво, а вы найдете, что это отвратительно.

Что касается того, может ли красота быть камертоном для искусства – однозначно не для всего искусства. Всему искусству целиком это не важно. Но лично для меня важно, чтобы мои работы передавали эту моментальную, проходящую красоту.

 

- Какие работы вошли в проект Beauty, и какие чувства они у вас вызывают? 

- Это очень разные работы, и все они инспирированы разными вещами. Есть те, о которых сказали бы, что они жестоки: «Гэри Хьюм – жестокий художник» (смеется). Какие-то – более позитивные. Если попытаться представить работы этого проекта образно, то мне приходит в голову фраза: «cool headed, warm hearted» (холодное голова, горячее сердце). Мне кажется, это интересное сочетание.

Бикини (двухместный номер с отдельными кроватями 1 Кровать в проходе). 2009. Глянцевая краска, алюминий, 109х70 см. Фото: Todd-White ArtPhotography

- Известно, что вы начинали как ассистент кинорежиссера. Как произошел ваш профессиональный переход от кино к арту? Или оба эти жанра в равной степени являются для вас искусством?  

- Я действительно какое-то время работал в сфере кино. Я был ассистентом режиссера по документальной части. Такие люди действительно знают предмет, с которым работают. Они знают о нем всю правду. И я видел, что в фильме это выглядит неправдиво. И говорил себе: «Это неправда». Я должен был либо молчать, либо что-то делать…

 

- А для вас важно говорить правду в жизни и в искусстве? 

- Несомненно. В этом и смысл. Все пройдет, но если моя работа – ложь, какой тогда смысл в этом всем? Конечно, я должен быть правдив в работе.

 

Колесо, которое пропускает. 2005. Глянцевая краска, алюминий, диам. 182 см. Фото: Стивен Вайт

- Вы принадлежите к легендарному поколению Young British Artists. Каково это было – быть еще совсем молодым художником, и одновременно надеждой своего поколения? Охарактеризуйте, пожалуйста, феномен Young British Artists, как вы его для себя определяете.  

- Это было время экономического спада в США. У молодых художников практически не было шансов пробиться в тогдашний крохотный арт-мир. Чудовищно трудно и медленно становились художники частью арт-истеблишмента в то время. Нужно было учиться, делать то, делать это, ждать выставки 5 лет. В общем, это было невыносимо. А мы были молоды, полны энергии, нам хотелось взять власть в свои руки, самим направлять свое развитие. Это было действительно очень веселое время… 

 

- Сейчас, по прошествии 20 лет, вы находитесь на совершенно ином этапе своей карьеры, это уже другое время. Ощущаете ли вы, что времена действительно изменились? По-вашему, появились ли новое поколение художников?  

- Приходят ли новые художники? Конечно, так и должно быть.

Я не ощущаю этого остро, поскольку много времени провожу в своей студии за работой, и не живу бурной социальной жизнью: не пью много и не общаюсь много с молодыми художниками. Они молоды, я человек среднего возраста… С возрастом я все больше и больше ухожу в собственный мир, существующий только в моей студии.

 

- Назрела ли необходимость в этом самом новом поколении в искусстве? 

- Несомненно. На самом деле, она есть всегда.

 

- Расскажите больше о вашем закрытом образе жизни? Как он влияет на вашу работу?  

- Когда я закрываюсь в своей студии, то попадаю в свой мир. Я могу создавать свои работы, реализовывать свои идеи, нисколько не беспокоясь, кто что об этом думает. Я могу увлекаться той или иной проблемой, изучать ту или иную тему, вникать в то, что мне действительно интересно.

Экспозиция в PinchukArtCentre. Фото: Максим Белоусов

- В период с конца 80-х до середины 90-х вы делали ваши знаменитые «больничные двери» в натуральную величину. Чем объясняется такая ваша любовь к этим достаточно специфическим объектам? Что для вас символизируют больничные двери и какова история их появления в вашем творчестве? 

- Это было очень непростое время: из-за государственной политики больницы становились все беднее и беднее. И хотя национальная медицина была бесплатной, в газетах начали появляться рекламные объявления, изображающие человека на муниципальной больничной койке в ужасных условиях, со слоганом «Купи медицинскую страховку!». Меня взволновал этот вопрос, и  тогда я впервые обратился к образу больничной двери. Здесь ведь нет класса, нет социального слоя, не может быть никаких привилегий: вы рождаетесь, и вы умираете. И в обоих случаях вы проходите через эти двери.

 

- Известно, что несколько месяцев в году вы проводите на своей ферме Catskill Mountains в Америке. Вы как-то сказали, что «Америка – это альтернативная жизнь», в отличие от Лондона, где вы постоянно ощущаете конкуренцию и дискомфорт от бешеного ритма жизни.  

- Я в некотором смысле живу две жизни.  В Лондоне моя жизнь очень насыщенна: здесь мои друзья, коллеги, выставки, премьеры, походы в оперу – в общем, активная социальная и профессиональная жизнь. Здесь я ощущаю себя частью арт-рынка, в Лондоне я всегда занят. Конечно, мне это нравится, я сам выбрал такую жизнь.

Но мне также нравится то время, которое мы с моей женой проводим в Америке на нашей ферме. Там у меня тоже совершенно чудесная жизнь: я поднимаюсь в горы, работаю в своей студии, очень много читаю (в Лондоне я всегда заранее составляю списки того, что хотел бы прочесть). 

Мне нравятся оба эти формата. Я просто хочу, чтобы моя жизнь была разной. И ощущаю эту возможность, как привилегию: жить как насыщенной и активной жизнью, так и спокойной и умиротворенной. 

Экспозиция в PinchukArtCentre. Фото: Максим Белоусов

- Известно, что недавно вы погрузились в еще более насыщенный и тщеславный мир – мир моды. В 2010 году вы сделали совместную коллекцию одежды с известным итальянским fashion-брендом Marni – точнее, в этой коллекции в качестве принтов были использованы ваши произведения. Кому принадлежала идея такого сотрудничества: вам или Консуэло Кастильоне?  

- Консуэло просто пришла ко мне в студию и попросила разрешения использовать некоторые мои работы в качестве принтов для коллекции Marni. Я не очень разбираюсь в моде, поэтому я просто спросил у своей жены: «Marni – кто это такие?». Она ответила: «О, они просто отличные». И я согласился.

 

- Как вам, концептуальному художнику, работалось в совершенно непривычном для себя жанре – мода это все же массовое понятие.  

- На самом деле, искусство в данном случае – это как раз то, что сделала Консуэло Кастильоне. Они ведь делают очень непростую одежду – их вещи сами по себе арт-объект. Так что сложные арт-принты вполне в духе этого бренда.

Когда делаешь что-то, чего раньше не делал, важно найти профессионала в этой области и довериться ему. Я доверял Консуэло, она отлично разбирается в этой области. Поэтому наше сотрудничество было таким успешным.

 

- Что вы ощущаете, когда люди ходят по улице в «ваших» майках? 

- Знаете, я еще ни разу такого не видел. Но думаю, это было бы весело. Мне было бы приятно.

 

 

Анастасия Платонова