Илья Будрайтскис: «2011 год стал моментом возвращения революции в словарь актуальной политики»

6-8 апреля в Мыстецком Арсенале в рамках Первой киевской международной биеннале современного искусства Arsenale 2012 состоится конференция с участием Зигмунда Баумана, Бориса Будена, Ильи Будрайсткиса, Артема Магуна, Геральда Раунига, Славомира Сераковского, Оксаны Тимофеевой, Себастьяна Чихоцького, Василия Черепанина.


Илья Будрайтскис - историк, художественный критик, социальный активист. В 1996-1999 годах он был участником «Школы современного искусства» Авдея Тер-Оганяна. Он участвовал как куратор и участник в многочисленных проектах, таких как «Возвращение памяти» (Таллин, KUMU, 2007), «Прогрессивная ностальгия» (Прато, Италия, 2007), «68.08. Политика на улицах» (Москва, «Фабрика», 2008). 

Каждое коренное изменение существующего положения вещей становилось практически неразрешимой проблемой для историков. Окончательно подводя черту под Старым порядком и провозглашая себя началом новой эры, революция - французская или русская - даже терпя поражение, никогда не желала становиться частью прошлого. Индивидуальная и коллективная политическая воля, выраженная в революции, оказывалась настолько сильной, что передавалась ее потомкам, вынужденным вновь занимать уже обозначенные места по обе стороны баррикад. Историку оставалось или принять участие в этой незавершенной битве, или, подобно Франсуа Фурье, настаивать на историзации революции, тем самым дезавуируя ее как точку разрыва и заставляя сомневаться в революционной смене как таковой. Сегодня все указывает на то, что феномен революции может вновь стать нашим настоящим. Когда мы сможем начать отсчет нового времени? И стоит ли его начинать?

Олесь Гергун Почему тема революции?

 Илья Будрайтскис 2011 год стал моментом возвращения революции в словарь актуальной политики. Революция, которую мы привыкли воспринимать как нечто имеющее отношение исключительно к прошлому, к традиции, пусть и
продолжающей оказывать влияние на современность, сегодня переносится в область политического действия, свидетелями и участниками которого становится наше поколение.

-  Революции бывают разными в зависимости от политического месседжа. Какой месседж революций, о которых говорите Вы?

 - Проблема в том, что политическое содержание революций всегда начинает описываться к моменту их завершения. Для того чтобы определить послание революции, происходящей в настоящий момент, чаще всего прибегают к сопоставлению ее с какой-либо из революций прошлого. Именно от подобных апелляций к арсеналу прошедших революций ведут свое происхождение любые классификации – революции "политические" и "социальные", "пролетарские" и "буржуазные". Настоящее революции, еще не принадлежащее истории, требует не определений, но политической воли и интуиции, которым нельзя найти прочной опоры в уже свершившемся.


- Считаете ли Вы, что революция - это способ прийти к "концу истории"?

 - Революция предстает в истории всегда как уникальное событие, как точка разрыва между Старым порядком и новым положением вещей, которое она устанавливает. Но это состоявшееся событие, отменив прошлое, само не желает становиться прошлым. Революционное событие - как живое напоминание, как момент утверждения новых институтов и культуры продолжает оставаться нашим настоящим на протяжении долгих
десятилетий после своего формального завершения. Так, историк Франсуа Фюре утверждает, что Великая Французская революция начинает становится историей лишь во второй половине ХХ века. Насколько справедливо это утверждение? И когда мы можем, например, говорить о завершении русской революции? Более того, когда революция окончательно становится всего лишь частью истории, которую мы в состоянии беспристрастно познавать и анализировать, можем ли мы констатировать завершение истории как
процесса, в котором принимаем участие мы сами?

- Что Вы думаете о нескончаемой, перманентной революции? Соотносится ли она каким-то образом с идеей эволюции?

- Революция как процесс социальной трансформации вообще неразличима по отношению к эволюции. Так, историки небезосновательно называют революционным и переход от поздней античности к ранним феодальным отношениям (где колоссальные миграции периода Великого переселения народов были принципиальным революционизирующим фактором). Революционный характер имела, как считают многие, и эпоха первичного накопления капитала, так впечатляюще описанная Марксом в 24-й главе его главной книги. И то, и другое было точкой разрыва со старым, сопровождавшегося страшным насилием. Но творцы этих трансформаций не воспринимали себя как сознательных субъектов истории, как учреждающих новый порядок революционеров. Однако без революционеров революция никогда займет свое уникальное место в  человеческой истории и останется лишь безличным "объективным процессом", в котором нельзя найти ничего, что могло бы вдохновить нас сегодня.

- Собственно, когда начинается история революций?

- Это зависит прежде всего от того, как мы сами определяем свое положение. Если революция это стихия, не имеющая к нам ровно никакого отношения, то лучше подождать завершения бури, чтобы затем спокойно сесть за письменный стол и умертвить собственное воспоминание о ней, превратив ее во "всего лишь" историю.

 

Олесь Гергун