История о дряхлеющем мире и границах искусства

Существуют ли сейчас границы в искусстве? Больше чем когда-либо! Но сегодняшние границы имеют выразительную и отличительную особенность – гибкость. Многие из современных художников перемещаются с места на место как физически, так и профессионально: быть привязанным к одному единственному занятию, скажем скульптуре, означает нанести непоправимый урон своей карьере. Поэтому многие «путешествуют»: вчера они занимались инсталляцией, сегодня снимают видео-арт, а завтра пишут маслом городской пейзаж. Но большинство «движется», даже если физически или предметно они остаются на месте. Например, догмат о том, что современное искусство – актуальное априори, привязывает художника к локомотиву социальных и политических изменений. Даже если он работает в одном направлении, скажем, стрит-арта, в своем предметном поиске для каждой новой работы он проникает в «незнакомые места»: темы, истории, ситуации, биографии и покидает их со скоростью, намного превосходящей возможности академических курсов и, в целом, художественного образования. Но везде он остается гостем, нигде не задерживается настолько, чтобы почувствовать себя как дома – обрести мастерство. Поверхностное присутствие «разного» превращает каждую галерею или музей современного в некую фиктивную потребительскую сцену. И мастерство — уже не помеха: чтобы обрести его, хватит и нажатия кнопки play.


На поминках у границы

 Жанровых границ больше не существует, как не существует и очевидных «свободных мест» - творческого коридора. Само понятие «предела» требует программного пересмотра. Когда время, потраченное на создание произведения можно, в принципе, сократить до нескольких минут, так что в одну художественную карьеру «втискивается» бесконечное множество «арт-проектов» и «арт-объектов», и когда время для овладения той или иной художественной «практикой», похоже, можно сжать до недельной резиденции, так что может означать идея «предела»? 

В свете нынешней глобализации; вследствие экономической, социальной и культурной интеграции капитал, когда деньги, товары и другие ресурсы, необходимые для того, чтобы «дело делалось», чтобы сделать еще больше денег и вещей — движется быстро. Достаточно быстро, чтобы все время на шаг опережать любое государственное образование или художественную институцию, способные остановить его движение или направить по другому маршруту. В этом случае сокращение времени перемещения до нуля порождает новое качество: полную ликвидацию стилевых и жанровых ограничений или, точнее, «полное преодоление их гравитации». Более того, путешествия художника нередко выходят за рамки, собственно, поля искусства. Привязка к настоящему, современные технологии и электронные медиа роднят деятельность художника с журналистикой, политическим активизмом, прикладной социологией, этнографией и визуальной антропологией. Происходит это поскольку продукт его деятельности на сегодня не столько произведение искусства, сколько идея, концепт. Все, что способно перемещаться со скоростью электронного сигнала, практически освобождается от ограничений, связанных с территорией дисциплин, послужившей отправной точкой, конечным пунктом или маршрутом движения. В свете этих особенностей харьковский арт-критик, Олег Коваль, предлагает объединить проекты, реализованные на подобном междисциплинарьи и ориентацией на идейный посыл одним интегративным понятием: уже не современное искусство, но «концептология».

Постепенно во всем мире отменяются въездные визы, но не паспортный контроль. Последний все еще нужен — возможно, больше, чем когда-либо, — чтобы устранить неразбериху, которая может возникнуть из-за отмены виз: отделить тех, ради чьего удобства и беспрепятственного передвижения и были отменены визы, от тех, кто должен был остаться дома, кому вообще не следует путешествовать. Нынешнее сочетание ликвидации въездных виз с усилением иммиграционного контроля глубоко символично. Его можно рассматривать как метафорический образ формирующейся новой художественной иерархии. Это прямо указывает на то, что сегодня почетное место среди факторов размещения в этой иерархии занимает доступ к «глобальной мобильности».

Критерием, в соответствии с которым современное искусство делится на «высокое» и «низкое», является степень мобильности — свобода выбора местонахождения, понимаемого как в буквальном смысле, так и в смысле дисциплинарной ориентации. Одно из различий между «верхами» и «низами» заключается в том, что первые могут оставить далеко позади, покинуть последних, но не наоборот. В институтах современных искусства установился «апартеид по секторам»: те, кто может себе это позволить, покидают традиционные и убогие занятия, к которым «прикованы» другие. В Европе и Штатах этот процесс уже завершился, в Москве и Киеве — набирает обороты.

Миры, сложившиеся у каждого из двух полюсов — на вершине и в основании возникающей иерархии мобильности, — резко отличаются друг от друга и все меньше связаны друг с другом. В первом мире, мире глобальной мобильности, пространство утратило свои сдерживающие свойства и легко преодолевается как в его «реальной», так и в «дисциплинарной» ипостасях. Во втором мире — мире «прикрепленных к цеху», тех, кому запрещено передвигаться — реальное пространство быстро сжимается.

Теперь – остановившееся время

При сжатии пространства останавливается и время. Обитатели первого мира живут во времени, пространство для них ничего не значит, ведь любое расстояние они способны преодолеть за очень короткое время. Обитатели второго мира, мира «реализма», напротив, живут в пространстве, тяжелом, вязком, неприкасаемом, которое связывает время и не допускает людей к контролю над ним. Их время пустынно, в их времени «никогда ничего не происходит». Для жителей первого мира — мира синтетического искусства, арт-менеджеров и кураторов — государственные границы открыты, подобно тому, как не существует их для товаров, капитала и финансов. Первые путешествуют, куда пожелают, получают от путешествия немалое удовольствие (особенно, если летают частным самолетам). Таким образом, одни колесят по миру, без оглядки, тогда как другие смотрят, как мир проплывает мимо.

Естественно, заданная полярность весьма условна. Между двумя противоположностями пролегает иерархическая чреда сословий, детерминированная доступом к институциям современного искусства и глобальной мобильности. Да и сам междисциплинарный диалог нисколько не умаляет значения искусства в деятельности «концептолога». Если социальная ориентированность вместе с политическим акционизмом и преобладают в тематике современного искусства, то это скорее свидетельствует о тенденции «эстетизации этического», нежели эмансипации последним поля искусства. А что касается межжанрового синтеза, то его головокружительные масштабы в недалеком будущем, возможно, сменяться стратегией уплотнения и ограничения и мы еще станем свидетелями ренессанса границ – времени, когда пограничье обретет статус моветона, а «концепто-продакшен» останется в ушедшем дне, тогда как новый день потребует прекрасно-писца, размышлений о высоких материях, об игре света и тени, о загадках улыбки и т.п. Настанет ли этот день, зависит, наверняка, от нас самих и нашего желания обрести душевный покой или покончить с определенностью раз и навсегда. Согласитесь, ситуация выбора между двумя крайностями, как минимум, неприятна! Вероятно, мы должны располагать возможностью выбора третьего  - альтернативного - пути. Альтернатива всегда есть, вернее она должна быть! И в этом мораль моей басни.

 

 

Дмитрий Заец