Кристоф Шлингензиф (Christoph Schlingensief) - многогранный художник нашего времени. Он постоянно провоцировал «консервативный» мир искусства и ломал табу. Максимой Шлингензифа было также бойсовское «Покажи твою рану». Его фильмы, оперы, спектакли, политические акции, ток-шоу, инсталляции не только тематизируют процесс создания и рассказывают о Шлингензифе-человеке - они прежде всего освещают общество и его реальности, не изнуряя себя в формально-эстетских дискурсах.  

Формирование и структурирование общества всегда находились в центре внимания его творчества. Он был активным участником, наблюдателем и одновременно объектом наблюдения и критики. Летом 2010 года Кристоф Шлингензиф умер от рака легких. В Цюрихском театре (Schauspielhaus Zürich), с которым его связывало многолетнее сотрудничество, произошла серия посвященных Кристофу мероприятий, организованная драматургом Роландом Кобергом. Специально для журнала ART UKRAINE Иван Базак взял у Роланда Коберга интервью.

Кристоф Шлингензиф. Король живет во мне (6 каминов и лайтбоксы). 2008

- Как Вы оцениваете художественную деятельность Кристофа Шлингензифа?

- Оглядываясь назад, можно утверждать, что Кристоф Шлингензиф после прихода в театр, точнее к большой сцене, нашел свое истинное художественное «Я». Сначала это не было очевидным. Он игриво обходился со своим мелкобуржуазным происхождением, в выступлениях на сцене часто подчеркивал: «Я сын аптекаря из Оберхаузен!
Оберхаузен - это средней величины город в Рурском угольном регионе Нордрайн-Вестфалии. Однако этот город известен в культурном мире благодаря Обергаузенским дням короткометражного кино (Internationale Kurzfilmtage Oberhausen). Немалое значение имеет кино и для всего этого региона – западногерманское радио и телевидение (WDR) и земля Нордрайн-Вестфалия являются одними из крупнейших инвесторов в немецкой киноиндустрии.

Итак, вырастая среди любителей кино, Кристоф еще сызмальства интересовался этим искусством и пробовал в нем свои силы. Еще ребенком он был членом киноклуба в Оберхаузен. Недавно в цюрихской галерее HAUSER & WIRTH на выставке художника презентовалась небольшая трогательная инсталляция под названием Innocence (англ. «невинность»), частью которой был его первый фильм, снятый им в пятилетнем возрасте. Тогда он, очевидно, сам снял на супервосьмимилиметровую камеру намыливание собственного тела. Этот фрагмент в рамках инсталляции он встроил между двух рентген-снимков - одного со здоровыми легкими и одного с только одним легким. Это своего рода иконостас в миниатюре. В центре - его первый фильм, который дает нам некоторое представление о его невинных детских развлечениях с кино.

Поэтому, прежде чем прийти в театр, Шлингензиф долгое время был режиссером кино. Он безуспешно пытался поступить в Высшую кинематографическую школу в Мюнхене, однако и без специального образования достаточно быстро овладел практикой и отснял в 80-х несколько фильмов. После скандала вокруг фильма «Немецкая резня бензопилой» (Das deutsche Kettensägenmassaker) театр «Фольксбюне» пригласил его попробовать себя на сцене. «Фольксбюне» под управлением Франка Касторфа и главного драматурга Матиаса Лилиенталя имел тогда хороший «нюх» на тех, кто в объединенной ФРГ был способен к провокации или, так сказать, мыслил и творчески работал в ногу со временем.

Кристоф Шлингензиф. Фото: Кармен Бручич

- Кто мог бы сегодня заполнить такого рода «нишу»?..

- Шлингензиф создал собственную «нишу». Он был настоящей «нишей», и, видимо, без него этой «ниши» вообще не было бы. В Германии он единственный мог о себе сказать - и мы также можем это утверждать, - что у него было всеобъемлющее и такое, что переходит границы различных искусств и медиа, понимание искусства и театра. Можно сказать, что он вмешивался во все «ниши» и найденное там сносил в кучу и делал из этих находок что-то свое. Такая его деятельность и жизнь не могут иметь последователей - он был единственным.

Репетиции спектакля "Церковь страха перед незнакомым во мне". 2008. Рурское Триенале - 2008. Фото: Ясна Босняк

- А что Вы думаете про Джонатана Миза, который, кроме изобразительного искусства, активен также в театре?

- Такое совмещение всегда существовало - художников приглашают работать для театра, делать сценографию. Джонатан Миз показал себя как режиссер или же тот, кто создает целые перформативные вечера. Я бы сказал, что Кристоф Шлингензиф с Джонатаном Мизом близки по духу. Однако Джонатан Миз гораздо углубленный в себя и концептуально ограниченный. Особенностью Кристоф Шлингензиф было то, что он осознавал себя как медиум. Он был медиумом, который делал возможным встречу искусств, и сцена оказалась очень хорошим местом для того, чтобы свести в одно различные художественные медиа; одновременно под «сценой» можно понимать как театральную или оперную, так и публичную сцену - улицу.

Репетиции спектакля "Церковь страха перед незнакомым во мне". 2008. Рурское Триенале - 2008. Фото: Ясна Босняк

- Можно ли считать проект «Пожалуйста, любите Австрию», реализованный в рамках Венского театрального фестиваля, а также другие политические акции за попытку основания театром партии?..

- Думаю, что сам Кристоф Шлингензиф не беспокоился об этих категоризациях. Для него важно было, чтобы всегда была организация, которая бы делала его труд. А был ли это театр, музей, арт-менеджер, или павильон, ему было безразлично. Он хотя и тематизировал условия продуцирования (как говорит пословица: «пилил сук, на котором сидел»), однако никогда не задумывался над вопросами, это искусство, театр, или политика.

Эльфриде Елинек в одном эссе написала, что для нее Кристоф Шлингензиф в действительности художник, занимающийся театром. Это ее видение. Но стирание границ, конечно, было очень важной задачей в его работе. Несмотря ни на что, он снова и снова возвращался в театр. Если вспомнить период, когда он занимался акционизмом, основав собственное направление искусства «Атта-Атта»: сцена или конфронтации с общественностью были для него всегда исходным пунктом. Его политические акции также преимущественно начинались в театре. Во время первых театральных спектаклей он приглашал публику выйти с ним на улицу. Тогда он и бросил тот известный призыв «Убейте Гельмута Коля!», когда в своего рода самоагитации как некий предводитель он захватил публику и, как крысолов из сказки Братьев Гримм, заманивал ходить за ним, а потом скандировать в метро: «Убейте Гельмута Коля!» Решающим шагом в его понимании театра, несомненно, было то, что он покинул сцену как «экран» и разговаривал с публикой и использовал театр как место для собраний.

Роланд Коберг. Фото: Иван Базак

- Мог бы Кристоф Шлингензиф стать обычным режиссером государственного / муниципального театра?
- В Цюрихе состоялась единственная историческая попытка Кристофа Шлингензифа сделать «правильную» постановку. Это был «Гамлет». Но и в этом случае следует добавить, что его, наконец, интересовало отношение к предшественникам, к духу предков. В случае цюрихского Гамлета это был дух нацистской эпохи, дух актера и режиссера Густава Грюндгенса. Но это «налаживания отношения к» он реализовал не только с Грюндгенсом, но также, например, с режиссером Петером Цадеком. Он делал попытки реинсценизации - в понимании практического обучения - известных постановок, цитируя их. В спектакле «Росмерсгольм» по Генрику Ибсену есть замечательная сцена, в которой актриса «Фольксбюне» Софи Роис играет актрису берлинской «Шаубюне» Ангелу Винклер (Речь идет о знаменитой постановке Цадека в венском Бургтеатр. Премьера состоялась в 2001 году. Постановка получила три «Нестрои» («Нестрой» - престижная театральная награда в Австрии) - И.Б.) и с трогательной нежностью и актерской чувствительностью бегает по сцене и пытается ухаживать за цветами. Это напоминало пародию, однако было серьезной попыткой привлечь внимание мастеров искусства к своему «мировому театру». Такая одновременность была, бесспорно, его большим достижением в театральной работе.

Итак, если поставить себе вопрос, мог бы Шлингензиф стать обычным режиссером муниципального / государственного театра, то я думаю, что нет. Однако после него в режиссуре останется отвага к ретуши, переходу, одновременности. Следует вспомнить, как в начале 90-х он пошел в наступление с медиумом кино на сцене, как он работал с сочетанием дидактических и повествовательных элементов и развил динамику открытия и закрытия, входа в повествование - выхода из него. Это театральные средства, которые, по моему мнению, имеют большое влияние на новое поколение театра и не в последнюю очередь на Франка Касторфа, который его заангажировал. До определенного момента Франк Касторф считался, грубо говоря, новейшим из новейшего, а когда пришел Шлингензиф, некоторые средства, которые применял Франк Касторф, вдруг начали издаваться несколько устаревшими. Следовательно, он пригласил в свой театр того, кто превзошел его самого в эстетическом плане. Тогда это засчитали «Фольксбюне» за высокую заслугу.

Кристоф Шлингензиф. Без названия. Лайтбокс. 2007. Пластик, неоновая лампа, фотография

- И что теперь? Кристофа Шлингензифа нет! Можно ли такие проекты как «Оперное село в Африке» или участие в Венецианской биеннале 2011 реализовать без его участия?

- Кристоф Шлингензиф руководствовался тезисом «Искусство - это жизнь, жизнь - это искусство». Поэтому можно считать, что если нет жизни, то нет и искусства. В театре существует такое выражение: «Актерам грядущие поколения не плетут венков», потому что театр - это медиум скоротечности, он остается только в форме текстов и в видеозаписях среднего качества. Несмотря на это, я верю и надеюсь, что с Кристофом Шлингензифом будет как-то иначе, потому что акустические и кино-материалы – касается ли это чего-то заимствованного или собственной продукции - всегда были частью его постановок. Благодаря, с одной стороны, «врезкам» и лайф-камерам, он наполнил и уплотнил события на сцене, с другой стороны, он также сделал этим консервацию всего, что происходило на сцене. Не в последнюю очередь благодаря возможностям, которые предлагает его веб-страница (www.schlingensief.com - И.Б.), можно проследить по его проектам и постановками способом, который выходит за рамки любой обычной постановки. В его процессе творения искусства не было ничего такого, за чем бы не наблюдали. Результатом, конечно, стал гигантский «аудио-визуально-фильмовый архив», заполненный до отказа.

Что же касается вопроса продолжения его работы: «Мировой театр» Шлингензифа начался с того, что он сам взял на себя ответственность. Он сказал: «Я, сын аптекаря из Оберхаузен, отвечаю за это лично, беру на себя ответственность». Понятие ответственности, кстати, для него было очень важным! С каждым новым проектом он достигал нового уровня: сначала - политический форум, затем партия, далее - государство и церковь. Это, конечно, - всегда новые уровни, новые преодоления себя и своих взглядов на искусство. Итак, всегда был рост, я бы сказал, каждый раз все высшие метафизические сферы.

Кристоф Шлингензиф. Маленькая усыпальница. 2006. Дерево, клетка, 3 автомобильных зеркала, TFT-мониторы, 2 цифровых отпечатка, громкоговорители

Во всем этом шаг к религии необычным зловещим образом был связан со страхом заболеть; во многих его проектах играл роль, например, страх ослепления. А тогда постигла реальная страшная болезнь - рак.

В последние годы он пытался также в определенной степени освободить себя от этой ответственности. Начал рассказывать о собственной судьбе - с одной стороны, очень конкретно, а вместе с тем обобщенно, так что остальные фигуры - другие люди и другие актеры - могли бы выступить в его роли. В проектах «Меа Culpa» (лат. «моя вина») и «Пожалуйста, любите Австрию» уже были двойники Шлингензифа. Он работал над своей заменяемостью - с каким успехом, увидим на примере «Оперного села в Африке» (веб-страница «Оперного села»: http://www.festspielhaus-afrika.com/weblog/?lang=en - И. Б.) С самого начала было понятно, что это очень рискованный замысел, он не знал, сколько ему еще жить. Решающим является вопрос, дух, который стоит за этим проектом, достаточно ли силен, чтобы заполнить вакуум. Если можно надеяться, то потому, что для Шлингензифа важнейшим был дух, или, точнее говоря, потому что он верил в духов, в духов искусства.

С немецкого перевел Василий Лозинский

 

Иван Базак