Елка в Брюсселе, демонтированная в связи с акциями протеста местных христиан и консервативных эстетов

 

Откуда столько радости?

Одна мысль возникла у меня несколько лет назад: невероятное обилие зимних праздников, подарков, всякого детского и сказочного (по крайней мере, их ожидания) должно быть прямо связано c необходимостью человеческого воображения противиться ужасающе-леденящей реальности. Противиться в физиологическом смысле. Ежегодное возникновение хронотопа продолжительного, непрерывного праздника и попытки пережить его (для большей убедительности – коллективно) – это защитный механизм против погодной мерзости, при помощи которого человек снова и снова заставляет себя предпринимать кампанию по масштабному украшательству, как в интимном, семейном, так и в публичном пространстве. Магазинные витрины инсценируют своим покупателям их волшебные мечты, в кафе плотно внедряется треклист топ-20 всевозможных Sillver Bells. Не говоря уже о неизбежном транслировании всё тех же рождественских фильмов, вместе с рекламой Coca-Cola, которая, вместе с грузовым кортежем Санты, «приближается» чуть ли не за четыре месяца до самого праздника. То, что пантеон героев зимних праздников в (пост)православных государствах стал похожим на невнятную амальгаму в стиле постмодернизма, со всеми его снегурочками и сантами – уже не вызывает, вроде бы, не только сопротивления, но и вопросов о целесообразности. Но каким образом в странах (пост)католической традиции, для которых место сосредоточения всей сказочности все-таки Рождество, во главе этого пантеона оказался упитанный дедок на санях – вопрос как раз для Леви-Стросса. 

  

Кто такой Санта и зачем он нам нужен 

После того, как в декабре 1951 перед Дижонским собором группа католических активистов торжественно сожгла образ Санта Клауса – в качестве протеста против оязычивания религиозного праздника, – Клод Леви-Стросс молниеносно отреагировал на это событие. Его детальный анализ значения мифа в современном обществе был опубликован в Les Temps modernes 3 января 1952 года. Похоже на то, что для кое-кого даже новогодние праздники – не повод отдыхать.

Леви-Стросс вменяет популярность этого культурного феномена в заслугу американскому влиянию и улучшению экономических условий жизни во Франции. Кроме этого, Санта Клауса он определяет как божество класса «предков» и только одно отличает его от божества «настоящего» – то, что взрослые в него не верят, хотя и обманывают детей, поддерживая их веру с помощью различных мистификаций. Таким образом, Санта Клаус становится, прежде всего, выражением разного статуса между взрослыми и детьми и, исходя из этого, он примыкает к ряду практик, связанных с ритуалом инициации. Сам праздник Рождества Леви-Стросс рассматривает в совокупности с празднованиями окончания года, фундаментальная структура которых организована вокруг возвращения мертвых и ощущения постоянной угрозы с их стороны. При помощи обмена даров и услуг устанавливается modus vivendi, мертвые уходят и победа жизни воцаряется до следующего года.

 

«The Night before Christmas»: обретение мифологического тела

Структуралистский подход Леви-Стросса оставил Андре Гунтера (профессор Высшей школы социальных наук в Париже, руководитель лаборатории по изучению истории современной визуальности) настроенным весьма скептически.

24 декабря 2012 он опубликовал эссе-исследование в блоге сайта Исследований визуальной культуры, в котором дает комментарий статье Леви-Стросса и свою интерпретацию Санта Клауса, руководствуясь генеалогией его репрезентаций и курьёзной эволюцией между медиа-измерениями – от слова к иллюстрации и кино.

Мифология, связанная с традицией Санты, имеет свой источник. Детская сказка «Визит Святого Николая» или «Ночь перед Рождеством», авторство которой приписывают Клементу Муру (1779-1863), описывает визит эльфа (“He was chubby and plump, a right jolly oldelf”), одетого в меховую одежду, раздающего подарки детям и летающего по небу на санях, запряженных северными оленями. «Ночь перед Рождеством» на протяжении XIX века переиздавалась множество раз и быстро стала одной из наиболее популярных поэм в американской культуре.

Написанная, вероятно, под вдохновением от сказки Мура, в 1821 г. в США была опубликована еще одна поэма, стоящая у истоков литературного развития Санты. Примечательна она, прежде всего, тем, что повествовала о раздаче подарков персонажем, носившим имя «Santeclaus», а также тем, что это издание было дополнено серией иллюстраций. 

В процессе распространения истории про Санта Клауса важнейшую роль сыграла визуальная поддержка этого образа. Наиболее ранней его иллюстрацией считается персонаж, изображенный художником Томасом Настом (1840-1902) для обложки Harper’s Weekly 3 января 1863 года.

Кроме обложки для Харперс Наст создал еще множество других изображений Санты, вдохновленных рассказом Мура.

 

Иллюстрированные детские книги были первыми источниками мифологии, которая изменялась и дополнялась с каждым новым визуальным прочтением этого персонажа. Первым свидетельством его общеизвестности стал фильм “The Night before Christmas”, снятый Эдвином С. Портером в 1905 году.

В 1932 и в 1933 гг. студия Уолта Диснея посвятила истории Санты два мультфильма, добавившие к его визуальному развитию дополнительные элементы.

 

Интервенция Кока-Колы

Согласно Андре Гунтеру, когда компания Кока-Кола в 1931 году начала эксплуатировать образ Санты, он в то время уже плотно сидел в списке культовых икон современников.

Иной позиции придерживается Никола Ладжойя, автор книги с красноречивым названием «Санта-Клаус или Книга о том как “Кока-Кола” сформировала наш мир воображаемого», где автор заявляет, что образ известного нам Санта-Клауса был сызнова создан компанией Кока-Кола, а точнее, художником Хэддоном Сундбломом, в рамках требования обаятельности и семейно-очаговости эффективной рекламы того времени.

Таким образом, Ладжойя опять-таки подчеркивает разрыв мифа, в частности его визуального воплощения, порожденного культуриндустрией, с “исходником” – христианской иконой архиепископа Николая. О перерыве христианской преемственности в образе Санты писал еще Леви-Стросс, а Гунтер, соглашаясь с ним, довел это размышление до конца: Санта не только мало связан с христианской традицией, но и плохо соотносится со структурой древнего религиозного сознания – постоянного возвращения мертвых, традицией приношения даров и т.д.

 

Культуриндустрия и современная драма веры

Санта – продукт недавнего творчества, а не традиционного архетипического порядка человеческого мышления. Светская версия Рождества в качестве продукта автономии культуриндустии распространяется через свободную апроприацию, независимую ни от влияния религии, ни от государства - делает вывод Андре Гунтер. Взлет популярности Санты и мифа, ему сопутствующего, связаны с типичными чертами современного общества: развитием модели нуклеарной семьи в рамках урбанистического пространства, развитием школьного обучения, прогрессом консюмеризма.

По сравнению с остальными системами традиционных верований, светский ритуал Рождества является мифом двойного назначения. С одной стороны, он представляет детскую борьбу с силами воображения, с другой – родительскими мистификациями. Травматический опыт жертвования наивной детской верой становится условием допуска во взрослую жизнь. В то же время эта вера и воля к воображению сохраняет свой след в ностальгии, что и позволяет сказочному сценарию переигрываться каждый год.

 

 

Надежда Ковальчук