Современное искусство и документальный театр имеют несколько сходных черт. Одна из них - проблематизация социального, другая - поиск новых культурных кодов. Кроме того, кураторские практики (ныне едва ли не самый успешный вариант репрезентации современного искусства) в процессе выстраивания смыслов все больше напоминают практику режиссерскую - т.е. не просто расположение того или иного объекта в пространстве и даже не только работу со временем восприятия искусства зрителем, но и драматургию проекта.

Статья из ART UKRAINE № 6-1(25-26) декабрь 2011 - февраль 2012. Рубрика ИНТЕРВЬЮ

 

Михаил Угаров. Фото: Владимир Виноградов

Лариса Венедиктова Хотелось бы поговорить для начала о спектакле «Двое в твоем доме», который я посмотрела на фестивале “Краковские театральные реминисценции” и который удивил меня своей актуальностью, и не только социальной, но и актуальностью для меня лично..

Тут неожиданный, возможно, вопрос, который возник у меня в связи с вашим спектаклем. Как вы относитесь к Стокгольмскому синдрому как к феномену современной жизни?

Михаил Угаров Я отношусь отрицательно. Такое отношение пришло ко мне в результате работы над этим материалом. То есть, это не была изначальная мысль – дай-ка я разоблачу Стокгольмский синдром, нет, я к нему относился как все, ну, есть такой феномен. Но когда мы работали, то стало вдруг мне понятно, что это все неправда. Подозрительно, что все полиции мира одобряют эту модель поведения, все платные психологи, которые, кстати, работают вместе с полицией, со спасателями, все это вызывает подозрения. И когда мы просмотрели линию поведения жены Некляева Ольги, то поняли, что это оно и есть. Больше того, наверное, вы знаете в России журналистку Ольгу Романову**, она мужа вытащила из тюрьмы. Мы с ней очень дружим, она нам помогала делать спектакль про Магнитского, организовала клуб женщин, у которых сидят мужья по экономическим преступлениям, и рассчитывает она на женщин. Оказалось, что женщины более мужественны в этих ситуациях, чем мужчины. Для меня это была очень интересная мысль и наблюдение.

Фрагменты спектакля Михаила Угарова "Облом Off"

- Они, наверное, менее подвержены вот этому упорядочиванию поведения...

- Да, это с одной стороны, с другой стороны, если посмотреть  историю России и Украины, мужское население очень выбраковывалось. Каждая война уничтожала наиболее смелых, храбрых, репрессии уничтожали. Оставались конформисты. И это скопилось, скопилось.. Если у меня дед конформист, отец конформист, ну и я, и сын конформист. Будешь конформистом  - выживешь, будешь героем – погибнешь. До мужчины это подсознательно дошло, и теперь это такое уязвимое звено в обществе – мужчины. Но, из мужской солидарности, скажу, что они в этом не виноваты.

- Если вернуться к спектаклю.. У Вас в спектакле Некляева играет не актер...

- Да, это не актер, это драматург, и это было специально придумано, можно было найти актера, но мне хотелось найти именно вот такого человека. Во-первых, это черта документального театра, это - свидетельствование, свидетельский театр. Во-вторых, Максим Курочкин, конечно, не Некляев, но они близки по профессии и Максим косвенно может свидетельствовать от имени Некляева об этой истории.

- Во время спектакля я себя поймала на том, что верю этому конкретному человеку, тому, что он говорит. При том, что, по ряду причин, я не очень хороший зритель... Этот момент меня очень заинтриговал, такое свое восприятие, когда веришь тому, что человек говорит со сцены.

- Такого героя играть, в общем-то, некому. Если его играет актер, это уже знак лжи и обмана. Когда мы делали спектакль про Сергея Магнитского «1.18»***, у меня поначалу была идея, что он должен быть на сцене, его все-таки должен играть актер. Но, в итоге, мы пришли к тому, что его не должно быть на сцене, он должен остаться за кадром. И тогда – меньше лжи. Это уже тенденция... Я не знаю, куда это нас приведет, мы так скоро можем остаться без актеров.

Фрагменты спектакля Михаила Угарова "Облом Off"

- Может, и хорошо?

- Может, и хорошо..

- Я довольно долго работала в театре и, собственно, занималась тем, чтобы отучить актеров от актерствования, от исполнения роли, от отделенности себя самого от слов, произносимых на сцене.

- Возможно, это то, что мы называем «игра первым планом» - быть настоящим, точным, в состоянии покоя – «сижу и сижу». Нулевое состояние, отмена события. Там есть еще интересная задача – найти в человеке загадку, но играть простой протокол физических действий. Это очень трудно - сделать совсем простую вещь. А самая тяжелая задача – выстраивание смыслов в спектакле, дискурс. И еще у нас есть интересная игра – «Про что ты пил кофе?»

- А «про что» вы ехали в Белоруссию, говорить с Некляевым, его женой?

- Там несколько факторов. Всех поразила в России эта история, лукашенковская, мы поняли, что наши власти очень внимательно присматриваются к опыту Лукашенко и, собственно говоря, готовы его использовать, вот он есть, пожалуйста... Нам стало понятно, что надо что-то делать. Ну, и Ева Некляева, дочь Некляева, театральный продюсер, руководитель фестиваля в Хельсинки, обратилась к нам с прямой просьбой – сделайте что-нибудь, помогите, если не спасти, то какой-то шум вокруг этого организовать. На это мы, конечно, откликнулись. Когда поехали в Белоруссию, то привезли очень серьезный материал. У нас не было материала по кагебешникам, потому что категорически отказывались любые структуры вступать в какой-либо диалог. Там много часов записи Некляева, его жены Ольги, все тексты в спектакле документальные, все, что они произносят – это документ. Тогда пришел второй путь: мы взяли актеров и импровизировали с ними сцены кагебешников. То есть в спектакле сочетание сочиненного и подлинного, столкновение двух структур, в общем и неплохо получилось. Нашелся также отставной сотрудник кгб, который в оппозиции теперь к власти, он нас консультировал, рассказывал об их технологиях.

Фрагмент спектакля Михаила Угарова "Облом Off"

- Долго работали над спектаклем?

- С кагебешниками примерно месяц импровизировали разные ситуации. Актеры импровизировали, а мы за ними записывали. Такая была приятная и гармоничная работа. Актеры провели целое расследование, весь Интернет облазили, находили разные потрясающие свидетельства, видео, еще что-то..

- А каких трудностей Вы ожидали от этой работы?

- Актеры же, многие, воспитаны в России так, что они говорят – ну, это политический театр, мы хотим заниматься искусством, а не политикой. Те же, кто участвовал в этой работе, как-то быстро включились и поняли, что это их тоже касается, может, просто актеры попались сознательные. Сейчас они уже имеют вполне жесткую гражданскую позицию.

- То есть в результате этой работы у актеров появилась гражданская позиция?

- Да.

- Это и есть искусство, видимо...

- Да-да, я все время борюсь с этим – нет-нет-нет, мы политикой не занимаемся. А в итоге спектакль не получился политическим, то есть он политический по результату, но на самом деле это кусок жизни семейной пары, можно было сочинить такую историю из жизни тоталитарного общества.

- Я видела рабочий вариант спектакля. В нем что-то изменится?

- Да, мы его заканчиваем. Премьера состоится в ноябре в Хельсинки. Там очень значимый финал, очень серьезный. Ольга возвращает кагебешников обратно (после того, как срок домашнего ареста истек и их выгнали) и говорит, что «сейчас будем мыть помещение». Так вот сейчас человек, занимающийся артхаусным движенческим театром (Александр Андрияшкин), поставил целую историю про то, как они моют дом. Сначала они его физически моют, а потом начинает работать пенный агрегат, и вся сцена заполняется пеной и пузырями – такой большой клиннинг. Это в сущности идеологическое высказывание о том, что неоходимо помыть это общество, это государство. Не только, конечно, белорусское, но и российское..

- ...и украинское...

- Все моют, все убирают, с большим азартом..

- Что бы Вы выделили сами в этом спектакле?

- Самым интересным для меня была все та же история со Стокгольмским синдромом, или - с восстанием женщины. До всего случившегося Ольга Некляева была такая себе серая мышка, домохозяйка, которая не лезла никуда, готовила, стирала. Когда муж оказался в тюрьме кгб, она начала врываться на все пресс-конференции, которые проходили в Минске, кричать с заднего ряда, в ней проснулся какой-то политический деятель. Вот это была тема очень интересная и перспективная.

- А насколько перспективна украинская драматургия, в частности представленная на фестивале «Тиждень актуальної п’єси»?

- Очень много вертикального в пьесах, построенный вертикальный мир - существование Бога, Ада и я между ними. Весь 20 век этим занимался - иерархией ценностей. Но в наше время все ценности опрокинуты и сейчас мне интересно вот это – повседневная, ежеминутная жизнь человека.

- Но человек при этом еще и думает? Его мысль не создает вертикали?

- Вертикаль должна у меня, как у зрителя, в сознании случиться от восприятия горизонтали. Мне не надо, чтобы за меня режиссер или драматург вертикаль выстраивали. А вообще, я, когда слышу слово вертикаль, то зверею. Вот сколько мы прочитали украинских пьес, в которых действуют ангел и дьявол, я сказал в какой-то момент, что если еще раз увижу, что ангел есть в пьесе, не открою.. Это рудимент вертикального сознания, старый культурный код.

- То есть стоит задача - выработать новые культурные коды?

- Конечно, есть такая задача. Вот, например, аудитория этого фестиваля совершенно явно ищет старый культурный код - люди очень любят говорить – все это уже было, либо радостно говорить, либо с презрением. И ищут - к какой из вертикалей можно приспособить то, что они видят и слышат. И все это выглядит как сборище банальностей. В горизонтали же банальности не выдают себя за что-то другое, за высокую идею и т.д., банальность там остается банальностью, она равна самой себе. И эти конкретности складываются в очень интересное и важное – для понимания человека. Когда мы преподавали в школе кинодокументалистики с Мариной Разбежкиной, то запретили студентам произносить слово «духовность» не потому, что мы такие противники духовности. Мы им сказали – если вы объясните, что вы вкладываете в это слово, тогда употребляйте, ни один студент не мог объяснить емко и конкретно, что он вкладывает в это понятие..

- Разве поиск новых культурных кодов – это не построение новой вертикали? Культура может держаться горизонталью?

- Вся история культуры и искусства развивалась как чередование вертикали и горизонтали. Сейчас время горизонтали, она не разработана, она нуждается в нашем внимании. Время вертикали придет, но не сейчас.

- А как существует Театр.doc?

- Это частный негосударственный театр, автономная некоммерческая организация. У театра есть спонсоры, их несколько, живет театр также на продаже билетов. Но надо сказать, что это явление, которое не требует больших затрат на постановки, актеры в нем с удовольствием работают бесплатно, получают деньги только от продажи билетов. Все к этому готовы, в каком-то смысле система - хорошая вещь. Что хорошего сложилось благодаря сериалам - все снимаются день и ночь, и все охренели, и им в какой-то момент хочется искусства. Они совершенно спокойно приходят и работают, и не спрашивают про гонорар, потому что они сериалами зарабатывают, и режиссеры, и актеры, и драматурги отказываются от гонораров, им интересно, что их в этом театре поставили, к тому же они знают, что у нас нет финансирования. Кстати, было несколько предложений – стать государственным театром, иметь государственное финансирование, мы отказываемся, потому что понятно же – к чему это приводит..

- К стокгольмскому синдрому****?

- ...

 

*Спектакль повествует о нескольких месяцах домашнего ареста белорусского поэта, экс-кандитата в президенты Белоруссии Владимира Некляева, осмелившегося стать кандидатом в президенты и, по этой причине, обвиненного в «массовых беспорядках». Все эти месяцы в его небольшой квартире вместе с ним и его женой Ольгой находятся два сотрудника белорусского КГБ.

** спектакль Театра.doc “1.18” о предсмертном часе погибшего в «Матросской тишине» юриста Сергея Магнитского (час восемнадцать — именно столько, согласно официальной версии, Магнитский провел в агонии на полу камеры, скованный наручниками, после чего тюремный врач констатировал смерть) В финале спектакля звучит отрывок из письма Магнитского, в котором он рассуждает о том, насколько бессмысленна смерть героев шекспировских трагедий

 

*** http://www.gazeta.ru/news/lenta/2011/11/15/n_2096457.shtml

 

**** Cтокгольмский синдром, с точки зрения официальной психологии, является нормальной реакцией человека на сильно травмирующее психику событие. Защитной психической реакцией, узаконенной всеми без исключения юридическими нормами почти всех государств, где главной и несомненной ценностью выступает сохранение физического существования биологической единицы практически любой ценой. В основном это происходит за счет сотрудничества жертвы и захватчика (которым, как известно, может выступать не только террорист, но и государство).

 

Лариса Венедиктова

Фото: Ольга Комиссар