С одной стороны, она — представительница украинской диаспоры, ведь родилась и выросла в США в семье украинских эмигрантов. С другой стороны, она с аллергией воспринимает лицемерие и показную благотворительность тамошнего украинства. Долгое время ее работы вводили диаспору в ступор. Как ее знаменитый Imitation Marriage: иллюзия брака между диаспорой и Украиной. Или Pandora's Parcel to Ukraine («Посылка Пандоры в Украину», 1993, Национальная галерея Канады в Оттаве). Но это было давно, до того, как Наталка Гусар впервые приехала в Украину. Здесь она почувствовала настоящее, место, где коренится душа. С тех пор ее вечной темой стала украинская боль. Иногда гротескная, иногда трогательная, иногда ироничная, иногда страшная.

Социальное дно. Художник — сталкер и целитель. Он снимает с нагноенных ран социальных проблем старательно наложенный бандаж и пускает к ним свежий воздух искусства. Ее работы — чистый поток сознания: Наталка только со временем понимает, что хотела сказать этими причудливыми образами и аллюзиями, которыми картины насыщены, как крепкая соляная рапа.

Парадокс: самобытная, яркая, с удивительным выразительным и афористическим художественным языком, украинская художница Наталка Гусар, о которой на Западе написано множество статей и сняты фильмы, в украинской арт-среде остается terra incognita. Впрочем, это очень по-нашему, по-украински. Лидия Лихач и ее «Родовид-галерея» уже начали исправлять ситуацию: не так давно в Украине был издан альбом Наталки Гусар «Аптечка». «Art Ukraine» продолжает начатый процесс.

 

Наталка Гусар в своей студии. Фото из архива художницы

- Вас хорошо знают за рубежом, однако в Украине, которой посвящено Ваше творчество, Вы вообще не фигурируете в художественном контексте. Почему так?

- Я не могу сказать, что рисую для Украины. Рисуешь, прежде всего, для того, чтобы объяснить себе нечто важное. Что касается Украины ... Это как будто ты в кого-то влюблен и всю жизнь пишешь ему письмо, но не отсылаешь. Думаю, в Украине по каким-то причинам просто не видели того, что я делаю. Я бы хотела провести здесь не просто выставку, а большую ретроспективу, потому что все мои работы — это, в принципе, один сюжет, который длится уже 35 лет. Замысел есть, но организовать выставку достаточно сложно, поскольку главные мои работы — в музейных собраниях, и расписание выставок в Канаде заключено надолго вперед. В любом случае я бы хотела, чтобы это была престижная площадка — в коммерческой галерее я выставляться не хочу: продажа работ меня в данном случае совершенно не интересует. Просто хочу, чтобы Украина наконец-то увидела мои работы. И книга — это первый шаг к украинскому зрителю.

- В Ваших «диаспорных» работах больше гротеска, а в «украинских» — боли.

- То, что я делаю, всегда было своеобразным социальным зеркалом. Я открываю душу, чтобы Украина в ней увидела себя. Интересно, что на Западе мою работу хорошо понимают, но боли не чувствуют. Поскольку это не их боль. У них другое понимание, чем то, которое могло бы быть в Украине. Когда мои картины были посвящены диаспоре, я руководствовалась чувством юмора, а как только начала рисовать Украину, то прекратила смеяться.

Наталка Гусар. Имитация брака. Масло на обложке книги. 1999. 17 x 11 см

- Зато смеются те, кто здесь живет, потому что изнутри все выглядит проще, а зачастую и забавнее. Может, стоит переехать в Украину?

- Я думала об этом. Однако когда смотришь на все вблизи, теряется острота ощущения. Поэтому для меня как для художника эта дистанция важна.

- А Вам не кажется, что в любом случае Вы отражаете лишь свое субъективное видение?

- Кажется. Но я — это также Украина. Меня интересует рана, та, которую в повседневной жизни не видишь или предпочитаешь не замечать, но которую хорошо видно свежим глазом. Украина бездонная, и рана бездонная.

- Диаспора — также рана?

- Да, потому что это люди, оторванные от родной почвы, вырванные с корнем. И они пытаются себя найти, прижиться в чужой почве. Собственно, это и обо мне тоже.

- Интересная работа «Мадонна из Миссиссаги» ...

- В этой работе я нарисовала себя как Мадонну, а маленький человечек — это словно «Божье дитя». Такой карманный человечек ... Диаспора была шокирована этой картиной. Миссиссага — пригород Торонто, где живут богачи. Согласно украинским реалиям картина называлась бы «Мадонна из Конча-Заспы». В этой работе есть игра и с социальными, и с ментальными, и с религиозными штампами. Кстати, эта же Мадонна из Миссиссаги в другой работе становится богатой дамой, и на нее работают бедные девушки из Украины, помогают устроить пир. В спальне гости сняли свои меха, и девушки их примеряют. Самое печальное, что эти девушки очень хотят быть такими, как эта дама ... Мои работы о диаспоре часто гротескные и трагикомические. Меня часто упрекали, за то, что я насмехаюсь над диаспорой, но сейчас, думаю, диаспора гордится тем, что я являюсь ее частью. Впрочем, я рисую, опять же, не для диаспоры — просто она является частью жизни, требующей зеркала. А в него никто смотреть не хочет.

- Ваши картины объединены в циклы, они дополняют, развивают друг друга, у многих есть общие персонажи или сюжетная линия. А как Вы их продаете отдельно?

- На самом деле их очень легко продать отдельно, но я серии не продаю.

- Вы часто изображаете типажи, лица которых или уже несут печать порока, или находятся на пути к потере нравственной чистоты. Наиболее ярко это видно на контрасте: вот мальчик работы наивного художника середины ХХ века, в глазах которого свет и чистота, и рядом — современный портрет его социально неблагополучного сверстника, в глазах которого — пустота. Является ли, по Вашему мнению, моральное опустошение молодежи бичом современной Украине?

- Возможно ... Но я ни в коем случае не хочу никого осуждать. Эти типажи — порочные, но они одновременно и жертвы. Действительно, я вижу явления или тенденции, но такова уж, видно, моя задача — недаром же я рисую свое альтер эго в двух ипостасях — медсестры и стюардессы.

- С медсестрой понятно, а почему стюардесса?

- Стюардесса — проводник. В данном случае проводник с одной реальности в другую. Как по мне, это две метафоры художника — врач и проводник, сталкер. Кстати, когда-то в молодости я работала стюардессой — поспорила со своим мужем, что пройду кастинг, — и прошла. Летала где-то с полгода ...

- Вы пишете много портретов, довольно необычных ...

- Мне это интересно с живописной точки зрения — таких портретов я никогда не видела. Думаю, если бы кто-то сделал нечто подобное, то я бы уже этого не делала.

- Откуда берете свои типажи?

- Смотрю, наблюдаю ... Охочусь за душами. Обычно у меня фигурируют собирательные образы, которые я пытаюсь понять. Скажем, на лице у девушки — татуировка ...

- Она же — петриковская роспись ...

- Да, и она же — болезненная сыпь. Фольклор — как болезненная сыпь ... Я подсознательно ищу метафоры, которых ни у кого еще не видела.

- Картина «Суд» — это украинская сюрреализм ...

- «Судьей» у меня выступает старая женщина, которая на бытовых весах взвешивает «грехи». В очереди на взвешивание длиннющая вереница дорогих автомобилей и их хозяев. В Канаде эти метафоры трудно объяснить. Что это за бабка, которая на улице взвешивает прохожих?.. Там такого никто никогда не видел. Это чисто украинский «колорит».

Наталка Гусар. Посылка Пандоры в Украину. 1993. Холст, масло. 224 х 274 см

- Кстати, ваши персонажи часто обуты в разную обувь. Почему?

- Ответ очень прост: я не могу решить, в каких именно туфлях должна быть героиня, поэтому рисую и те, и те. Если бы я точно знала, что это значит, то этого бы не рисовала. Потом начинаю размышлять: к чему это? Меня всегда привлекают большие сложные работы, поскольку в малых я заранее вижу результат, а это неинтересно. Рисую так, будто плыву в тоннеле: на ощупь. А когда увижу свет, значит вырисовывается окончательный сюжет. И всегда рисую так, будто у меня есть целая фабрика по производству красок, а времени столько, будто сижу в тюрьме, и самое ценное в жизни — мое полотно. Работу могу писать годами, возвращаясь к ней, каждый раз что-то меняю. Самой интересно, сколько полотно выдержит моих эмоций.

- Критик Ежи Онух провел параллель между Вами и Василием Цаголовым. Вы видели его работы?

- Нет, не приходилось. Я мало кого знаю из украинских художников, поскольку, к сожалению, не состою в контексте украинского искусства. Хотела бы знать больше. Сижу в своей норке, рисую. Могу сказать, что меня очень заинтересовала наивная украинская живопись. Она такая свежая, безобидная, непосредственная.

- А что такое для Вас contemporary?

- Contemporary — это я, я живу сейчас. Соответственно, то, что я делаю, есть contemporary, даже если я рисую икону. Я ни в коем случае не хочу критиковать или поучать, тем более, что слишком мало знаю украинских художников, но то, что я видела, нередко вызывает ощущение, что все это я уже видела когда-то в художественных журналах. То есть contemporary в Украине такое же, как contemporary в Торонто или Нью-Йорке. Но так не должно быть, потому что украинские художники выросли не в Торонто или Нью-Йорке, у их искусства иные корни. Складывается впечатление, что их вдохновение пришло с Запада или что они хотят быть похожими на их западных коллег.

Наталка Гусар. Мадонна из Мисисаги. 1987. Холст, масло. 203 x 203 см

- Кто из художников Вам близок по мировоззрению?

- Паула Рего. Однажды я проехала 12 часов на машине, чтобы посмотреть ее выставку, которая проходила в Вашингтоне. Ее типажи очень португальские. Смотрю на ее работы и понимаю, что этого никто другой, кроме нее, не мог бы нарисовать. Очень люблю также американского художника Эрика Фишла. Он умеет показать и боль, и правду. Темы и окраски специфические, а ценности — универсальные. На самом деле хорошего искусства много. Я бы не хотела никого оценивать. Думаю, единственное, чего художник не должен делать ни при каких обстоятельствах, это пытаться кому-то угодить — будь то куратор или коллекционер, или мама с папой. Я никогда не думаю о том, чего они хотят, только о том, в чем, на мой взгляд, люди нуждаются, чтобы меняться.

- У нас много сетуют на устаревшую систему образования в художественных вузах — там не учат быть современным художником. Как стать contemporary artist?

- Можно учить на contemporary artist, но нельзя научить. Есть, конечно, определенная формула. Я в Канаде преподаю курс «Критический ответ на фигуративизм в contemporary». Студентов учу, что, прежде всего, надо иметь хорошую идею (theory), а также ее обоснование (statement). Говорю им: если у вас нет идеи, если вам нечего сказать, то вы не можете рисовать. Актуальное искусство отличается свежим взглядом на привычные явления. Думаю, художник может проверить себя вопросом: «Мог бы кто-то другой сделать то, что хочу сделать я?» Если да — ищи что-то другое. Но рисуй только то, что ты хочешь. Даже если это небо, рисуй только небо — и оно будет современным. Все эти сто раз пережеванные темы — идентичность, телесность ... Они не только не интересны, но несколько искусственные, поверхностные, в моем понимании. Ты можешь научиться рисовать то, что будет выставляться, продаваться, но если это не идет изнутри, не является твоей правдой, то это проституция.

- А как насчет профессионализма?

- Я вообще не умею рисовать. У нас в Канаде этому не учат так, как учат здесь. В этом — большая разница между художественным образованием здесь и там. Здесь с пистолетом у виска заставляли рисовать соцреализм, но давали высокий уровень профессиональных навыков. А нас учили, как быть contemporary artist. И я учусь рисовать всю жизнь. Однажды мне нужно было студентам показать, как правильно рисовать драпировку, я начала сама ее рисовать, чтобы понять, как это объяснить. В этом для меня заключаются чисто изобразительные задачи.

Наталка Гусар. Перемены. 1999. Холст, масло. 218 х 142 см

- В contemporary не принято обсуждать живопись как таковую. Ее воспринимают как инструмент. Как Вы к этому относитесь?

- На самом деле я все время думаю о живописи. Есть тезис о том, что живопись мертва. Я ее обыграла, проводя параллели с другим штампом — «Элвис жив!» Потому что на Западе сформировался целый культ вокруг идеи о том, что Пресли на самом деле не умер. На эту тему там продается множество кича. У меня есть работа, где я танцую с Элвисом, как метафора танца с живописью.

- Современный художник должен уметь рисовать?

- Сегодняшний художник ничего не должен уметь. Может даже нанять кого-нибудь, чтобы для него рисовал. Сегодня искусство — это идея. Но для меня лично это выглядит так, будто ты платишь кому-то, чтобы он спал с твоим мужем. Я сама хочу это делать. Мне интересны не выставки и признание, а сам процесс.

- Рисование — самое большое наслаждение?

- Самое большое наслаждение совершать внутренние открытия.