Олег Голосий: прерванный полет…

31 мая в арт-центре "Квартира" (Днепропетровск, Красная пл.,3-1) состоится открытие выставки украинского художника Олега Голосия "Над айсбергами". На выставке впервые будут представлены картины из семейной коллекции матери художника. Выставка продлится до 14 июня. Картины не продаются.

Олег Голосий. Фантастика. 1992. 200х150 см, холст, масло

Пять работ Олега Голосия из коллекции Майи Гавриловны Голосий, матери художника, которые презентует арт-центр «Квартира», относятся к периоду его учебы, жизни и работы в Киеве. Хотя говорить о периодичности искусства живописца, прожившего всего лишь 28 лет, очень трудно, но водораздел, разделяющий две главные вехи его биографии, очевиден. Это 1980-е годы, время учебы в Днепропетровском художественном училище, когда он быстро становится лидером среди однокашников. Беспокойный, очень активный по натуре, открытый для общения, Олег обладал удивительной способностью покорять сердца окружающих.

У него было много друзей, которые его обожали. Даже преподаватели часто подпадали под магию его человеческого и творческого обаяния. Об этой особенности  Голосия с теплотой и болью в сердце вспоминает его учитель, заслуженный деятель искусств Украины, Леонид Афанасьевич Антонюк: «Голосий всегда выделялся своим неуемным характером. Очень легко сходился с людьми, но дружил, в основном, со старшекурсниками, потому что был на голову выше своих сверстников. Он много читал, увлекался античной и библейской мифологиями. Рано начал задумываться о смысле жизни, о предназначении художника, о роли искусства в обществе. Он хотел многого и сразу. Поэтому спешил жить. Как  у А.С Пушкина : «… и жить торопится и чувствовать спешит». Было ощущение, что на нем уже в те года лежала печать скорого конца».

Олег Голосий. Над айсбергами. 1991. 100х121 см, холст, масло

Предчувствие этого конца находит отражение уже в дипломной работе «Декабристы». Трагическая судьба людей, пожертвовавших своими жизнями во имя утопических идеалов равенства и братства, привлекла молодого художника не случайно. Он словно соизмеряет их участь со своей, слишком личностно воспринимает их трагедию. О том, насколько серьезно подошел дипломант к решению сложной психологической задачи, - раскрыть состояние человека перед казнью, - свидетельствуют два варианта картин, которые он представил на защиту.

Впоследствии Голосий неоднократно возвращается к этой теме, пластически трансформируя ее сообразно новым взглядам на исторические события тех лет, последним достижениям живописца в области художественной лексики своего искусства.

С 1984 начинается новый и последний этап его жизни и творческой деятельности, который включил обучение в Киевском Государственном художественном институте, службу в армии, тесные конаткты художника с московскими галерейщиками, поступление в Национальный союз художников Украины, бесконечные выставки в Киеве, Москве, за рубежом, повседневный каторжный труд, не отпускающий истинного творца ни днём, ни ночью (за 8 лет создано 272 полотна больших размеров), в завершение, оглушительный успех его искусства на художественном Олимпе рубежа XX – XXI веков.

Ноша оказалась чересчур тяжелой для молодого организма, незащищенного броней жизненного опыта, слишком открытого и «тонкокожего». Трагедия была неминуемой, ибо предначертанная судьба не отступает от своей заданности. Но даже если человек смертен, как говорил кто-то из великих, художник продолжает жить в своих произведениях, в чем мы лишний раз убеждаемся на выставке Олега Голосия, которая дает возможность прикоснуться к его душе, узнать о его размышлениях, позволяет увидеть мир его глазами.

Свое творческое кредо он сформулировал во вступительной статье к своему первому каталогу 1990 года: «Жить без почему и зачем, в самозабвенной искренности экспрессии». Как точно раскрыт здесь импульсивный характер личности художника, который безоглядно верит в творческий порыв, не терпит подчинения и приспособленчества. В этой приверженности к крайним взглядам и творческой одержимости  весь Голосий.

Олег Голосий. Автопортрет. 1987. 110х102 см, холст, масло

Он должен бы родиться в ином временном пространстве, а не в нашу слишком  прагматичную эпоху рубежа веков, в которой ему, человеку внешне экстремальному, а по сути, глубоко ранимому, трудно было выжить.             Поэтому все, что было создано художником в конце 80-х - начале 90-х, представляет особый интерес. Именно к этому времени относятся полотна живописца, с которыми можно познакомиться на небольшой, но емкой по жанрам и стилистике, выставке, развернутой в залах арт-центра «Квартира». Этих работ всего лишь пять, но они дают представление о главных моментах эволюции искусства художника: от вполне реалистически трактованных произведений, как, например, пейзаж «Над айсбергами» (1991г.), в котором нас привлекает налет некоего мистического трепета перед вечным безмолвием арктических льдов; или портретное изображение «Мама» (1991г.). Удивительный по своей мягкой задушевности и теплоте образ создает здесь живописец. Он словно забывает на время о пластических изысках, столь характерных для произведений 1990-х годов.

Для него мама это свет, озаряющий трудный путь сына – художника, это точка в огромном мировом пространстве, сфокусировавшая любовь, заботу, всепрощение. От портрета буквально веет душевным покоем и нежностью. Прекрасный образец воплощенной сыновей любви, оставленный матери на долгую память.

И совсем по-иному решен образ в «Автопортрете» 1987 года. Смотришь на него, и появляется сомнение, тот ли это жизнерадостный, легкий Олег, каким он казался всем, кто его знал. По-видимому, настоящий художник, как и талантливый актер, не раскрывается полностью. Есть в его душе те скрытые от любопытных глаз уголки, куда он не допускает сторонних. Они обнаруживаются лишь для очень близких, а еще чаще, только в диалоге с собой.

Олег Голосий. Мама. 1991. 45х35 см, холст, масло

В скульптуре бытует понятие «закрытая форма». Она характерна для произведений обобщенных до некоего символа, таких как Приднепровские каменные бабы, истуканы острова Пасхи, портреты египетских фараонов. Эти произведения «живут в себе», но источают мощную энергетику, которая заставляет думать о вечном.

Что-то подобное приходит на ум, разглядывая рубленые формы тела молодого человека, словно спрессованные в цельный каменый блок. Эта статуарная отрешенность как самоограждение от нездоровой заинтересованности и завистливых взглядов окружающих. Так, собственные качества конкретной личности в этом «Автопортрете» становятся, в своем роде, прообразом «героя нашего времени», который старается отгородиться от всех и вся, погрузившись в самосозерцание.

Вообще, тема отторжения человека от окружающего мира, стремление его укрыться от проблем в собственную «скорлупу», становится, чуть ли не главной темой искусства Голосия. Отсюда обращение его то к библейским и евангельским сюжетам, то «…в метаморфозы проживания некоего собственного мира, потребность к перманентному переодеванию…» (А. Соловьев). Не случайно ему так близки по духу «превращения» Ф. Кафки или психоаналитические экскурсы З. Фрейда.

К числу подобных произведений относится и картина «Спящие в Гефсиманском саду» (1989г.), где евангельский сюжет, излюбленный для художников всех времен, становится у Голосия поводом для выражения собственного прочтения одной из самых трагических страниц в земной жизни Христа.

Холодная отчужденность серо-голубых нюансов колорита, их богатая тональная партитура передает тревожную таинственность ночного сумрака, поглощающего улиткообразные фигуры спящих. Они словно человеческие эмбрионы-зародыши всего сущего на Земле. Эта жутковатая парафраза на известный сюжет «…мотивируется, по всей видимости, какой-то огромной, дикой освобожденностью (прим. автора -  от привычных канонов), ощущением всеумения и всевозможности…» (А. Соловьев).

Отсюда полная раскрепощенность мышления и художественной импровизации, позволяющие смоделировать по своему представлению известный сюжет христианской легенды. «Если это и взгляд вдаль, то вдаль самого себя» - так кратко можно было бы определить суть авторского замысла в этом полотне.

Олег Голосий. Спящие в Гефсиманском саду. 140х115 см, холст, масло

Искусство Олега Голосия - это поток глубоких откровений, утверждение «новой экспрессивности» и бесконечных пластических изысков. В этом рефлексирующем молодом человеке сосуществовали и «расслабленная инфантильная «отвязанность» и вдруг, педалированная серьезность, чистота наивности и плутовская абсурдность, искренняя природная чувственность и стремление к психоделическому самоподстегиванию…» (А. Соловьев).

Олег был разным в своих живописаниях, но есть черта, которая является их связующим материалом - это богатая фантазия. Она помогала заглядывать в «зазеркалье» миров и при этом оставаться заземлено точным в передаче деталей, быть экзальтированным мистиком в решении космических образов и одновременно лукавым скоморохом, для которого современный мир – театральные подмостки.

Пятая картина выставки, «Фантастика» (1992) отражает один из аспектов полифонического искусства Голосия. Она уводит зрителя вглубь тысячелетий, в доисторическую эпоху, когда над миром еще витал дух борьбы титанов за его обладание, а свет и мрак были четко обозначены в своем противостоянии. От этого полотна веет дыханием космической бездны, вселяющей мистический страх перед неведомостью существования внеземных цивилизаций и, одновременно, завораживающей бесконечностью пространства и времени.

На таких картинах как «Фантастика», созданных в 1992-1993 годах уже лежал след скоро конца.  Художник словно перешагнул ту черту, за которой начинается бессмертие. Подтверждением могут служить слова Олега, сказанные им незадолго до ухода из жизни: «Судьба зреет катастрофической каплей…»

И она созрела. Еще мгновение и капля оборвется под тяжестью бремени, а дальше…тишина. Какая точная по своей трагичности метафора.

Астрономы считают, что наиболее яркого горят звезды, которым уготована короткая жизнь. Они вспыхивают ослепительным фейерверком и тут же гаснут, но сияние от этой мощной вспышки прочерчивает зримый след на века.

Так и короткая, но яркая жизнь Олега Голосия оставила на небосклоне изобразительного искусства Украины конца ХХ столетия свой заметный след, обогатив его неординарным мышлением художника, творчество которого в ряде других стало предтечей новых откровений творцов уже следующего XXI века.

 

Тверская Людмила Владимировна, замдиректора по науке Днепропетровского художественного музея, искусствовед, заслуженный работник культуры Украины