Верите ли вы в «теорию шести рукопожатий»? Я, например, верю. И совсем недавно в очередной раз убедился в её действии, разыскав в Праге родственников Марианны Бурлюк, младшей сестры отца русского футуризма Давида Бурлюка.

Давид, Марианна и Людмила Бурлюк. 1962 год

 

Несколько лет назад я начал цикл статей о художниках, имеющих то или иное отношение к Одессе - кто-то в Одессе родился, кто-то учился, кто-то работал. Получился внушительный список: Леонид Пастернак, Франц Рубо, Репин, Серов, Врубель, Кандинский, Ларионов, Гончарова, Альтман, Бродский и, конечно же, Давид Бурлюк. Даже не Бурлюк, а Бурлюки – Владимир Бурлюк учился в Одесском художественном училище вместе со старшим братом, сёстры Людмила и Надежда выставляли свои работы на выставках, проходивших в Одессе. Даже мама большого семейства Людмила Иосифовна Бурлюк под девичьей фамилией Михневич выставляла свои работы во 2-м Салоне, который устраивал одесский скульптор Владимир Издебский. И вот в поисках детальной информации я обнаружил поразительную вещь. Если о братьях-Бурлюках Владимире, Николае и, разумеется, Давиде написано множество статей и книг, то о сёстрах Людмиле, Надежде и Марианне имеются лишь отрывочные и крайне противоречивые сведения. В статье о Людмиле Кузнецовой-Бурлюк (в 1907 году Людмила вышла замуж за скульптора Василия Кузнецова и взяла его фамилию) в Википедии не указана даже дата её смерти, к счастью, место смерти указано. Прага. И ещё полстранички несущественной информации. Дальше – больше. Даже в специальных изданиях, посвящённых русскому авангарду, какие-либо сведения о Людмиле Бурлюк заканчиваются 1908 годом. Что с ней было после этого, занималась ли она живописью, как попала в Прагу – об этом никто не писал. Конечно, меня это зацепило. Захотелось разгадать загадку.

Начал с архива города Праги. Там хранятся сведения о людях, умерших до 1925 года. Посоветовали найти матрику по месту жительства Людмилы Кузнецовой. Там хранятся сведения о том, где именно она жила и когда умерла. Но в какую именно матрику ехать?

Свидетельство о кремации Людмилы Кузнецовой

Поиск в Национальной и Славянской библиотеке тоже не дал никаких результатов. Словно бы и не жила Людмила Кузнецова-Бурлюк в Праге.

И тут мне повезло. Мой знакомый Игорь Померанцев, известный поэт и эссеист, более тридцати лет работающий на Радио «Свобода», познакомил меня с сотрудницей украинской редакции Оксаной Пеленской, которая тоже пишет о художниках. Оксана рассказала, что в конце 80-х была в семье известных чешских художников и искусствоведов Фиала и вроде бы старший из семьи, художник Вацлав Фиала был женат на сестре Давида Бурлюка.

Уже теплее. Воодушевлённый, я стал искать семью Фиаловых. Вспомнил о правиле шести рукопожатий. И оно сработало.

Собственно говоря, рукопожатий понадобилось всего три. Анна Хлебина из редакции «Русского слова» любезно познакомила меня с Анастасией Копршивовой, а пани Копршивова дала мне адрес, по которому семья Фиала проживала в 1957 году.

- Ну что ж, прекрасно, - подумал я. – По крайней мере, сфотографирую дом, в котором они жили.

На следующее утро я на всех парах мчался по указанному адресу. Увидел дом, сфотографировал его, подошёл поближе – и увидел на звонке надпись «Фиаловы».

- Если я не позвоню, буду жалеть потом всю жизнь, - подумал я и позвонил. Ко мне вышла женщина лет пятидесяти, как потом оказалось – внучка младшей сестры Бурлюка Марианны, Итка Мендеова. Представился на чешском, рассказал, что собираю материал о Людмиле Бурлюк – и тут Итка сама перешла на русский и пригласила меня в дом. Мы сидели в саду, и я, не веря своему счастью, слушал рассказ её и её мамы Ольги Фиаловой, вдовы Владимира Фиала, рассматривал старые фотографии, рукописную книгу стихов Давида Бурлюка и понимал, что всё услышанное нужно поскорее записать и опубликовать. И вот – первый краткий очерк перед вами.

Итак, 1918 год. Давид Бурлюк с женой Марией Никифоровной и двумя сыновьями – Давидом и Никитой, оказавшись отрезанными линией фронта от Москвы и Петрограда на территории, контролируемой чехами и колчаковцами, отправляются из Уфы в «Большое сибирское турне». С семьёй Давида и Маруси в турне едет и младшая сестра Марианна, которой в то время был двадцать один год. Как писал сам Бурлюк в своих воспоминаниях – певица-дилетантка. Устраиваемые Бурлюком лекции, поэзоконцерты и выставки давали возможность семье как-то прожить, а Марианна, которая в свободное от концертов время помогала Марусе нянчить детей, на самих концертах не только исполняла функции кассира-контролёра, но и выступала с номерами под псевдонимом «футуристки» Пуантилины Норвежской, декламируя стихи Маяковского, Каменского, Северянина, Хлебникова и самого Бурлюка. Начавшись в Златоусте, выступления затем прошли в Сатке, Миассе, Уфе, Екатеринбурге, Челябинске, Кургане, Омске, Томске, Иркутске, Чите и Никольске-Уссурийском. Наконец, в конце сентября 1919 года семья Бурлюков прибывает во Владивосток. После годичного пребывания во Владивостоке Бурлюки уезжают в Японию. Во Владивостоке Давид встретил чешского художника Вацлава Фиалу, с которым был знаком ещё по Санкт-Петербургу, где Вацлав учился в Академии художеств. С началом Первой мировой войны Вацлав со своим отцом, тоже Вацлавом, жившим с семьёй в России (у него и его жены Марии был свой дом в Харькове), уезжают из российской столицы, чтобы не попасть в лагерь или тюрьму – они были подданными Австро-Венгрии, с которой Россия вела войну. За Уралом пути отца и сына разошлись – отец, инженер-электрик, в конце концов, оказался в Средней Азии, а Вацлав добрался до Владивостока. Как раз накануне встречи с Бурлюком – они встретились в одном из владивостокских кафе, - Вацлав Фиала остался без жилья, хозяйка отказала ему в комнате. Дружеобильный и гостеприимный Бурлюк предложил ему поселиться у них. Так Вацлав познакомился с Марианной – она рассказывала внучкам, что шла домой с тяжёлыми сумками, и высокий красивый мужчина предложил ей помощь. Когда пришли домой, оказалось, что это знакомый Давида и он будет теперь жить у них. Роман завязался мгновенно. Вацлав Фиала много рисовал, его работы трижды выставлялись во Владивостоке (в 1920, 21 и 22 годах). Давид Бурлюк и его друг художник Виктор Пальмов первыми приехали в Японию – это было в сентябре 1910 года, - и немедленно организовали выставку в Токио, в помещении фармацевтической компании «Хоси-Сэйаку». Продав ряд картин и собрав денег, Давид пересылает их семье для того, чтобы все смогли перебраться в Японию. В конце ноября 1910 года Маруся с сыновьями и сестрой Лидией Еленевской, а также Марианна и Вацлав Фиала приезжают в Японию. Они живут в Киото, где организуют уже третью выставку работ русских футуристов – вторая до этого прошла в Осаке, - а зимой перебираются на юг, на острова архипелага Бонин. В 1921 году Вацлав и Марианна обвенчались в русской православной церкви в Токио, а в самом начале 1922 года уплыли на пароходе в Европу, в Триест, откуда добрались до Праги. Марианна была уже беременна. Она рассказывала, что японцы дали ей в дорогу много плодов хурмы – беременной были нужны витамины. Они были в пути четыре месяца и в конце весны 1922-го наконец прибыли в Прагу. 13 сентября 1922 года у супругов Фиала родился сын Владимир.

Дальнейшая художественная карьера Вацлава Фиала складывалась весьма успешно – как до войны, так и после неё, в коммунистической Чехословакии. Вскоре после приезда, в 1923 году, он поступает в Академию художеств в Праге, где учится у Макса Швабинского. Фиала в первую очередь известен как график – широко известны его иллюстрации к русским сказкам, повестям Пушкина, произведениям Низами, Сатрославянский цикл цветных литографий. В 1927-28 годах Вацлав Фиала живёт и работает в Париже и даже выставляет свои работы на Осеннем салоне. В 1938 году Вацлав оформил чехословацкий павильон на Всемирной выставке в Нью-Йорке – он создал диораму «Инаугурация президента Вашингтона в 1789 году».

С 1928 года он был членом Ассоциации чешских графиков HOLLAR, а с 1956 по 1960 год – её председателем. Вацлав Фиала – участник множества выставок во Франции, США, Польше и, разумеется, в Чехословакии. Он был награждён различными наградами, в том числе серебряной медалью на Всемирной выставке в Париже в 1936 году. В 1967 году Вацлав Фиала получил звание заслуженного художника ЧССР, в 1976 году был награждён орденом Труда.

Многие работы Вацлава Фиалы были растиражированы в Чехословакии на открытках. Одна из таких работ – портрет Давида Бурлюка, который он выполнил во время первого визита Бурлюка в Чехословакию в сентябре-ноябре 1957 года. Мы ещё вернёмся к этому портрету.

Вацлав Фиала. Портрет Давида Бурлюка

С именем Вацлава Фиалы связан интересный эпизод. Наверное, всем известна картина Ильи Ефимовича Репина «Царевна Софья». Специально для работы над картиной по заказу Ильи Ефимовича из старинной парчи по сохранившимся образцам сшили одежду для царевны. Жена художника украсила телогрею полосой, расшитой жемчугом. Были изготовлены также головной убор и круглый парчовый воротник, которые не вошли в окончательный вариант картины. Платье это хранилось в доме Репина в Куоккале.

После кончины Репина осенью 1930 года дети художника не очень уважительно отнеслись к наследию своего отца. Вера Репина продавала рисунки отца финским коллекционерам за более чем скромную плату, многое бесследно исчезло. И вот в 1964 году в СССР приехал Вацлав Фиала и объявил, что платье царевны Софьи находится в Праге, в его семье. Оказалось, что посол Чехословакии в Финляндии купил наряд Софьи на аукционе, который устроила дочь Репина после смерти отца. А у посла в свою очередь его купил Вацлав Фиала. Вацлав подарил это платье музею И.Е.Репина «Пенаты».

Проведённые в России детство и юность наложили глубокий отпечаток на Вацлава Фиалу. По словам Ольги и Итки, в доме говорили только по-русски. Ольга признаётся, что поначалу ей было трудно - и тогда Владимир предложил ей попробовать забыть на время чешский язык и говорить только на русском. Целый год она говорила с будущим мужем по-русски, и это дало свои результаты – пани Ольга и сегодня отлично говорит и читает по-русски.

Владимир Фиала был не только искусствоведом и историком искусства, но и архитектором по первому образованию. Он учился на кафедре архитектуры в Высшей школе декоративно-прикладного искусства (UMPRUM) в конце 30-х – начале 40-х. Однажды его отправили в Чешский Крумлов – делать чертежи подвалов какого-то старого здания. Рядом с ним работал человек, который говорил по-чешски с заметным русским акцентом. Владимир пригласил его на пиво и стал расспрашивать, откуда он, и сам рассказал о себе. Услышав фамилию Бурлюк, новый знакомый оживился и рассказал, что знал одного Бурлюка, воевал с ним в Греции в конце Первой мировой войны и что этот Бурлюк погиб в Салониках прямо на его глазах. Это был Владимир Бурлюк. Так семья Фиала и Марианна узнала о судьбе своего брата.

После UMPRUM Владимир экстерном закончил Карлов университет по специальности «история искусств» и работал сначала в институте Кондакова, а затем перешёл на кафедру истории искусств и эстетики в Карловом университете, которую возглавил в начале 70-х.

Владимир Фиала – автор множества книг об искусстве и о художниках, в первую очередь – русских. Его перу принадлежат биографии Ильи Ефимовича Репина, Исаака Левитана, Василия Поленова, книги «Русские реалистические художники XIX века», «Русское искусство XIX века» и переведённая на русский язык и изданная в 1974 году в Ленинграде отличная книга «Русская живопись в собраниях Чехословакии». В этой книге он описывает целый ряд картин Давида Бурлюка, находившихся как раз в коллекции семьи Фиала. Это «Портрет сестры художника в серьгах», «Автопортрет», «Весна в Йокогаме», «Портрет Волкова», «Портрет сестры художника», «Бегущий Иуда с верёвкой», «Залив Горностай близ Владивостока», «Портрет сестры художника в белом платье» и «Портрет художника В.Ф. в зелёной гимнастёрке». Под инициалами В.Ф. легко угадывается Вацлав Фиала. Рискну предположить, что одно из стихотворений Давида Бурлюка, опубликованных 1924 году в книге «Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу» - «Фиал небес», - если не вдохновлено Фиалой, то, по крайней мере, навеяно его необычной для русского уха и красивой фамилией.

Именно Владимира отправили в середине 1950-х в Советский Союз Вацлав и Марианна на поиски старшей сестры Людмилы. Владимир нашёл её не сразу. У него был адрес, по которому жил в Ленинграде один из четырёх сыновей Людмилы Кузнецовой, Кирилл. Но, приехав по этому адресу, он не застал Кирилла дома и смог пообщаться только с соседями. Владимир оставил соседям Кирилла свой чешский адрес, и вскоре от него пришло письмо. Между Прагой и Ленинградом завязалась переписка, и Марианна наконец-то узнала, где живёт старшая сестра. Выяснилось, что Людмила живёт в Саратове у подруги-врача, что она потеряла в войну все документы и сейчас не может получить даже пенсию. То есть живёт без гроша за пазухой. И тем не менее она не жаловалась на жизнь и в принципе не замечала бытовых неудобств, зато много рисовала и писала стихи.

Вацлав и Марианна помогли ей сделать документы, оформили вызов – и вот осенью 1956 года она уже приехала к ним в Прагу. Ольга Фиалова говорит, что Людмила была счастлива в Праге. Она нянчила детей – Итку и Яну, рисовала, писала стихи… И тут самое время рассказать о Людмиле Давидовне Кузнецовой-Бурлюк подробнее. Тем более что многие факты её биографии будут описаны тут впервые.

Людмила Давидовна Бурлюк родилась 20 декабря 1884 (2 января 1885 года – по новому стилю) года в посёлке Котельва Харьковской губернии. Она была старшей из трёх сестёр. Средняя сестра Надежда, ставшая женой друга семьи Бурлюков Антона Безваля, родилась в 1895-м, а младшая Марианна, вышедшая замуж за чешского художника Вацлава Фиала и ставшая Марианной Фиаловой, родилась в 1897 году.

Марианна, Владимир Фиала, Давид, Людмила и Маруся. 1962 год

Разумеется, Людмила не могла не попасть под влияние старшего брата и включилась в общесемейное дело – искусство. Собственно, в большей или меньшей степени живописью занимались все Бурлюки, кроме Николая, и даже мама многочисленного семейства Людмила Иосифовна не только рисовала, но и выставлялась – и даже демонстрировала свои работы под девичьей фамилией Михневич на выставке «Звено» в 1908 году в Киеве и на обоих одесских «Салонах», устраиваемых Владимиром Издебским.

Бенедикт Лившиц пишет в «Полутораглазом стрельце»: «Людмила Иосифовна обладала некоторыми художественными способностями: дети унаследовали, несомненно, от матери её живописное дарование». И ещё: «Необычайная плодовитость обоих братьев невольно порождала мысль о лёгкости искусства живописи вообще. Не в этом ли следует искать причину того странного явления, что все более или менее близко соприкасавшиеся с Бурлюками испытывали неодолимое искушение взять в свои руки кисть? О членах их семьи я уже не говорю: за исключением отца и младшей сестры, Марианны, все отдали дань заразе».

А вот что пишет Лившиц уже о старшей из сестёр, Людмиле: «Братья гордились ею, хотя ещё больше её наружностью - особенно тем, что на каком-то конкурсе телосложения в Петербурге она получила первый приз. Младшие дочери были ещё подростки, но библейски монументальны: в отца».

В 1902 году вместе с Давидом, поучившимся тогда уже и в Одесском, и в Казанском художественном училище, Людмила Бурлюк поступает в Академию художеств в Санкт-Петербурге. Её чешские родственники – Ольга Фиалова и её дочь Итка Мендеова, невестка и внучка Марианны Бурлюк, утверждают (со слов самой Людмилы), что она была первой женщиной, принятой в Академию. Так или иначе, но Давид в Академию не поступил. Говорят, что по жребию на экзамене по рисунку натурщика ему выпало место в заднем ряду, где ему было плохо видно – ещё в детстве один из братьев во время игры выстрелил ему в глаз из игрушечного пистолета, и Давид прожил всю жизнь с искусственным глазом. Людмила же была принята в Академию и проучилась там до 1907 года. Все эти годы Людмила была активной участницей всех выставок, которые устраивал или в которых принимал участие Давид Бурлюк.

В своей книге «Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу», выпущенной уже в США в 1924 году, Давид Бурлюк пишет, что Людмила, талантливая художница, в 17 лет выставила свои работы на «Союзе русских художников». Так это или нет – сейчас установить довольно трудно. Возможно, такое событие имело место при поступлении Давида и Людмилы в Академию художеств – в 1902 году Людмиле как раз исполнилось семнадцать.

До нас не дошли также сведения, принимала ли Людмила участие в «В выставке картин, этюдов и художественных проектов местных и иногородних художников», которую организовал в январе 1905 года в Херсоне Давид Бурлюк. Но уже в следующей выставке, открывшейся 26 февраля 1906 года в зале Дворянского собрания на Николаевской площади в Харькове, Людмила точно была представлена, так же, как и Владимир Бурлюк. Это была VII выставка картин Общества харьковских художников, активное участие в организации которой принял Давид Бурлюк. Работы Людмилы были тогда подвергнуты разгромной критике со стороны харьковских журналистов, не привыкших ещё к авангардным работам – а Людмила в то время находилась под влиянием импрессионистов. По словам самого Давида Бурлюка, ранней весной 1906 года Людмила уже видела Щукинскую коллекцию и грезила Сезанном, «впрочем, эти грёзы сливались с твёрдой, талантливо перенятой выучкой болота академизма». В октябре того же 1906 года все Бурлюки участвуют в «XVII выставке картин Товарищества южно-русских художников» в Одессе, на Софиевской, 5. Согласно каталогу, Владимир выставил один этюд, Давид – шесть, а Людмила – четыре этюда. На рубеже 1906-1907 годов все Бурлюки приняли участие ещё в двух выставках. Это была выставка «Союза русских художников» в Петербурге и «Blanc et noir» в Харькове. И если реакция петербургских критиков была, как обычно, довольно негативной, то харьковские журналисты отметили как удачные портреты работы Людмилы Бурлюк. И на последующих выставках критика будет благосклонно относиться к портретам, выполненным Людмилой.

 Буквально через три месяца после «Blanc et noir», в конце марта 1907 года в Городском музее Харькова открылась «весенняя» выставка картин Харьковского товарищества художников, в которой Давид и Людмила также участвовали. Критики похвалили «светло-зелёный пейзаж с сидящей под деревом женской фигурой» работы Людмилы.

В 1907 году семья Бурлюков переехала в Чернянку (Новая Маячка Таврической губернии), где Давид Фёдорович получил работу управляющего имением графа Мордвинова. Разумеется, неугомонный Давид сейчас же устроил выставку картин Бурлюков в Херсоне, в Народной аудитории Общества содействия физическому воспитанию детей. Было это в конце августа. На выставке были представлены 200 холстов работы Давида, Владимира и Людмилы. После Херсона Давид Бурлюк планировал перевезти выставку в Николаев и Херсон, однако эти планы не осуществились. И в конце сентября Давид и Людмила приняли участие в XVIII выставке картин Товарищества южно-русских художников в Одессе.

24 декабря 1907 года Давид Бурлюк вместе с Михаилом Ларионовым и Георгием Якуловым создают группу «Стефанос» (в переводе с греческого «Венок») и 27 декабря открывают групповую выставку в залах нового здания Строгановского училища на Рождественке, в Москве. В выставке, кроме Давида, участвуют и Владимир, и Людмила Бурлюки. В апреле 1908 года работы Людмилы, Владимира и Давида выставлены в Санкт-Петербурге, на Невском проспекте, на выставке «Современные течения в русском искусстве», которую организовал Николай Кульбин. И тут появились первые положительные отзывы.

«В группе «Венок» останавливают портретные этюды Людмилы Бурлюк-Кузнецовой. Прежде всего, интересна её манера брать натуру. В этюдах и эскизах художницы нет той портретной «картинности», которая только у великих мастеров не сушит вещи и не придаёт ей шаблонной красивости. Художница подходит к натуре вплотную и берёт её как-то неожиданно, точно заставая врасплох. Внешняя художественность от этого часто страдает, но зато вещь выигрывает в смысле углублённости психологической» - писал К.Эрберг в своей статье «Письма о творчестве. На выставке «Современных течений в искусстве», опубликованной в газете «Слово» от 29 июля 1908 года. И ещё один отзыв: «У Людмилы Бурлюк много выразительности в фигурах» - от критика под псевдонимом Старый Воробей в «Последних новостях» от 1 мая 1908 года.

В ноябре 1908 года Н.Кульбин организовал выставку «Звено» в Киеве, на которой выставлялись не только Давид, Владимир и Людмила, но также их мать Людмила Иосифовна – под девичьей фамилией Михневич.

В Академии художеств Людмила Бурлюк знакомится со своим будущим мужем, скульптором Василием Кузнецовым. После замужества Людмила охладевает к модернизму, перестаёт красить волосы в красный цвет и экстравагантно одеваться. Кузнецовы входят в круг Мережковского-Гиппиус и увлекаются их идеями, в том числе воспринимают идею о сексе как пути духовного освобождения и отказываются от регулирования деторождаемости. В семье Кузнецовых родилось четыре сына. После рождения первого сына Ильи (8 сентября 1908 года) Людмила прерывает занятия живописью и полностью посвящает себя семье. В следующей выставке, организованной Бурлюками в Херсоне в сентябре 1909 года (это была «Выставка картин импрессионистов группы «Венок»), она уже не участвует.

Вот что пишет Бенедикт Лившиц в «Полутораглазом стрельце»: «Кроме Давида и Владимира, художницей была старшая сестра, Людмила. Ко времени моего приезда в Чернянку она вышла замуж и забросила живопись. А между тем десятки холстов в манере Писсарро, которые мне привелось там видеть, свидетельствовали о значительном таланте». Лившиц приехал в Чернянку в декабре 1911-го.

Василий Кузнецов активно и успешно занимается не только скульптурой, но и архитектурой. До 1917 года он участвовал в ряде архитектурных проектов для Петербурга и Киева. В 1910 году архитектор В.А.Щуко привлек его к оформлению русских павильонов для Международных выставок в Турине и Риме. В своих работах Василий Кузнецов старался довести до совершенства синтез двух искусств - архитектуры и скульптуры. С 1911 года он работает с Императорским фарфоровым заводом – руководит его скульптурным отделением, в то время как художественным отделением заведует «мирискусник» Евгений Лансере. В архиве семьи Фиала я видел фотографии, сделанные на даче в Финляндии в 1911 году. На этих фотографиях Василий Кузнецов держит на руках сына Илью, рядом стоят Людмила и Евгений Лансере.

В 1918 году, чтобы спастись от беспорядков революционного Петрограда, Людмила с четырьмя сыновьями уезжает в город Аркадак Саратовской губернии. Весной 1919 года Василий Кузнецов тоже приезжает в Аркадак и воссоединяется с семьей. Он восстанавливает связь с Государственным фарфоровым заводом (так с 1917 по 1925 год назывался бывший Императорский фарфоровый завод) и приступает к исполнению заказов, но вскоре заболевает желтухой, и семья переезжает в Сергеевку. Живут в большой сырой каменной кладовой с маленьким окном. Людмила пишет лозунги в сельсовете для пролеткульта. В Сергеевке решают дать семье жилой дом, большую избу, из которой выселили другую семью. Когда их выселяли, Василий Васильевич помогал грузить вещи на телегу. Как выяснилось, взрослые только переболели тифом. Василий Васильевич заражается сыпным тифом. Его помещают в земскую больницу Аркадака, выделив отдельное помещение. Он упорно борется с недугом, не оставляя любимого дела. По воспоминаниям Людмилы, он занимался серией фигурок «Месяцы года» («Знаки Зодиака»).

В 1923 году Василий Кузнецов умирает от тифа. Людмила остаётся одна с четырьмя детьми на руках и перебирается в Саратов, зарабатывая на жизнь рисованием. Людмила выполняет различные заказы, среди которых было много афиш, в их числе - афиши саратовского цирка. По словам Ольги Фиаловой, Людмила зарабатывала на жизнь тем, что рисовала портреты, в том числе портреты умерших по фотографиям.

Домики в Саратове

Именно в Саратове и нашли Людмилу уже после войны, в 1956 году Вацлав, Марианна и Владимир Фиала.

Двое из четырёх сыновей Кузнецовых погибли во время Великой Отечественной войны, один попал в психиатрическую больницу, и только Кирилл Кузнецов был жив и здоров к тому моменту, когда в поисках его и Людмилы в Ленинград в 1955 году приехал Владимир Фиала. Было это в 1955 году. Как я уже писал, через Кирилла Марианна и Вацлав нашли Людмилу Давидовну. Людмила зарабатывала на жизнь рисованием. Несколько рисунков саратовского периода я нашёл в доме Фиала и сфотографировал, по подписи к одному из них видно, что летом 1956 года Людмила Давидовна Кузнецова-Бурлюк ещё жила в Саратове. В Прагу она переехала уже осенью – Вацлав и Марианна позаботились о том, чтобы восстановить её документы, а затем сделали вызов в Чехословакию – с просьбой о воссоединении семьи. Так 68-летняя Людмила оказалась в Чехословакии, попав в совершенно другие условия – у неё была своя комната в большом частном доме, в котором жила семья Фиала, она не нуждалась в деньгах и могла не беспокоиться о поиске средств к существованию.

Ольга Фиалова рассказывала, что в Прагу Людмила приехала совершенно без вещей, с одним лишь котом Рыжиком. В Праге она нянчила дочерей Владимира и Ольги и много рисовала. Ольга вспоминает, что каждое утро они с Вацлавом раскладывали на большом столе листы бумаги и рисовали, рисовали… Людмила полюбила Прагу. Она часто выходила в город и рисовала, писала виды города, пражские черепичные крыши. За год до смерти – в 1967 году, - в одной из школ в районе Прага-6 состоялась выставка работ Людмилы Кузнецовой. Ей выделили большой зал, который был заполнен пейзажами, портретами и натюрмортами, созданными Людмилой.

Старая липа под Прагой

Людмила Кузнецова-Бурлюк была отличным портретистом. В доме Фиаловых-Бурлюк я видел целый ряд сделанных ею графических портретов, один из них – большой портрет жены Давида Бурлюка Маруси. 

Интересно наблюдать, как изменялась подпись Людмилы на её работах. Работы российского периода она подписывала по-русски как Людмила Кузнецова, а в Праге стала подписывать их как Кузнецова-Бурлюк – иногда кириллицей, иногда латиницей.

А ещё Людмила писала стихи. В семье Фиала остались целые тетради, исписанные её рукой.

В сентябре 1957 года в Чехословакию в первый раз приезжают Давид и Маруся Бурлюк. На пражском вокзале их встречали Людмила, Марианна и Вацлав Фиала. Встреча брата и сестёр произошла впервые после сорока лет разлуки. В планах Бурлюков было не только общение с родными, но и лечение в Подебрадах, в санатории, где лечат сердечно-сосудистые заболевания, и в Карлсбаде. Сначала Давид и Маруся остановились в пражском «Палас Отеле». Почти сразу Маруся попадает в больницу, где ею занимается профессор Харват, и через несколько дней он отправляет Бурлюков в Подебрады, в военный санаторий, к своему ассистенту Л.Филиппу. В Подебрадах Давид и Маруся провели сорок дней, и дважды приезжали оттуда в Прагу. Они останавливались на ночь в «Палас Отеле», а дни проводили в том самом доме, за тем самым столом, за которым и я беседовал с Ольгой Фиаловой. В доме всегда было полно гостей. Одним из них был писатель Иржи Тауфер, которого Бурлюк нарисовал прямо на обложке подаренной ему книги. Тауфер потом подробно описал свои впечатления от встречи с «отцом русского футуризма». Знаменитый чешский поэт Витезслав Незвал подарил Бурлюкам несколько своих книг. Писатель Иржи Вейл слушал стихи Бурлюка в исполнении Маруси.

Давид и Марианна перед домом семьи Фиала. 1962 год

Вообще в свой первый приезд в Прагу Давид Бурлюк был буквально обласкан властями и чехословацкой интеллигенцией. Он был в центре внимания. В галерее, названной именем знаменитого чешского художника Йозефа Манеса, в честь Бурлюка организовали торжественный приём, на котором он познакомился со многими чешскими художниками. Чехословацкое Министерство культуры устроило для Бурлюков приём в помещении «Пролеткульта». Инициаторами встречи были Иржи Тауфер и Вацлав Фиала, а организаторами – Тауфер, Незвал, Иржи Вейл, Карел Нови, отец и сын Фиала. На этом вечере Давид Давидович прочитал короткую лекцию «О Маяковском» и несколько его стихотворений. Во время приёма специально для Бурлюков показали фильм «Барышня и хулиган», который вышел в Москве в 1918 году, уже после отъезда Бурлюка в Уфу. Ольга Фиалова рассказывает, что, когда Маруся увидела на экране футуриста в разноцветном жилете, она сочла это пародией на Бурлюка и в возмущении вышла из зала, заявив, что она американская леди и этот фильм оскорбляет её чувства. Было ли это на самом деле? В любом случае – забавный эпизод.

Давид, Марианна и Людмила Бурлюк. 1962 год

Неугомонный Давид, который, по его собственному признанию, каждый день должен был рисовать, и в Чехословакии не мог усидеть без дела. На фотографиях, сделанных в тот приезд, мы постоянно видим его с длинной кистью или карандашом в руках. Он рисовал портреты родственников, друзей семьи и гостей, а ещё они с Людмилой работали вместе на пленэре, рисуя вечно прекрасную Прагу. И не только Прагу – в Подебрады к Бурлюкам приезжали Вацлав и Людмила, все вместе выходили на пленэр и писали чешскую природу, пруд, гусей…

Интересно, что в одно время с Бурлюками в Подебрадском санатории отдыхали Аркадий и Руфь Райкины. Руфь Райкина даже читала Бурлюкам свои рассказы.

Людмила, Давид и Марианна в Праге. 1957 год

Маруся читала стихи Давида в Праге несколько раз, и Марианна попросила брата специально для них записать эти стихи в книжечку. Мне повезло – я видел и читал эту книжечку. Зная неукротимую энергию Бурлюка, я не удивлюсь, если он сделал её за один день. Книжка сделана из альбомных листов для рисования, согнутых пополам и сшитых чёрной нитью. В книжечке – восемнадцать стихотворений, датированных разными годами, начиная с 1907-го («Утро») и заканчивая 1957-м, годом её создания. Кое-где в ней встречаются рисунки, сделанные ручкой или цветными карандашами. На последней страничке – надпись: «Дорогим милым Марианночке и Людочке – сёстрам чудесной юности – на память в часы приближения вечера. С любовью David Marussia Burliuk. Hampton Bays L.I.N.Y. USA. Всё же – наперекор времени, пространствам, политике и оградам жизненным – мы свиделись – во имя любви к нашему прошлому. Praha».

Людмила, Давид, Маруся и Марианна Бурлюк в Подебрадах. 1957 год

После санатория в Подебрадах Бурлюки на три недели едут в Карлсбад и останавливаются в санатории «Ян Есениус». В музыкальном зале отеля «Москва» они слушают музыку Арама Хачатуряна, который за год до этого тоже отдыхал в Карловых Варах.

После возвращения в Прагу Вацлав и Владимир Фиала возят Давида, Марусю и Людмилу по разным городам. Они ездили в Клаштер, Раковник, Кутну Гору, Зелив, где встречаются с Михаилом Андреевичем Келиным. Бурлюки и Вацлав Фиала везде делают наброски, эскизы, в замке Крживоклат Давиду удалось написать большую картину маслом и сделать несколько рисунков высоких башен, а в Раковнике – несколько акварелей. В конце ноября Давид и Маруся уезжают в Париж, чтобы повидаться с сестрой Лили Брик Эльзой Триоле и Луи Арагоном, Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой.

А теперь вернёмся назад, к портрету Давида Бурлюка, выполненному Вацлавом Фиалой и растиражированному на открытках. На этом портрете Давид Давидович изображён в головном уборе, удивительно напоминающем кипу, или ермолку. Ольга Фиалова рассказывает, что это неслучайно. Приехав в Америку, Бурлюк вдруг понял, что его российская и даже японская слава до Америки не «добралась» и он, собственно, никому особо не нужен. Он пишет об этом в своих воспоминаниях и стихах, написанных в середине 20-х годов. Например, в стихотворении «Я нищий в городе Нью-Йорке». А вот несколько строк из стихотворения «В квартирах богачей – ничей»:

В квартирах богачей — ничей!

Но на лугу веду я дружбу с пнями,

С веселой луковкой, с легчайшим мотыльком;

Я их упрямый собеседник.

С годами стал умней, с годами знаю, с кем и говорить

Как камень с Кеми,

Пустынником брожу по городу.

Здесь одиночество с громадной буквы

На вывесках, на каждой из тротуарных плит

Начертано.

 

Разобравшись в среде русской эмиграции, Давид Бурлюк понял, что это в основном крайне антисоветски настроенная публика. В то же время сам Давид Давидович всю жизнь старался дружить с Советским Союзом и хвалил советскую власть. Оставалось одно – дружить с нашими эмигрантами еврейской национальности. Тем более что «русские» евреи были в массе своей левыми, а многие вообще придерживались коммунистических убеждений. И тогда Бурлюк «стал евреем». Всё-таки Давид Давидович…

Вот строки из записок самого Бурлюка:

«Я и Маруся с нашими двумя малолетними сыновьями милостью судьбы очутились в США, на безумной Манхаттанской скале в Нью-Йорке 8 сентя­бря 1922 года – без денег, знакомств и... языка, так как я знал только древ­ние языки, французский, немецкий и разговорный японский.

Наши мальчики, Давид и Никиша, под наблюдением и руководством ма­тери пошли в школу, а я начал искать корку хлеба. Через несколько дней я выяснил, что мои гогеновского типа картины, привезенные с островов Ве­ликого океана в США, никого не интересуют, цены не имеют. «Русское на­селение» Нью-Йорка 45 лет тому назад было малочисленным. Выходили че­тыре газеты: две просоветского направления, другие ярко враждебные со­ветскому строю, обслуживавшие обломки аристократии, спасавшейся здесь, с остатками богатств, привезенных сюда через океан.

Я сам работы постоянной в рабочих организациях найти не мог, но на­чал еженедельно зарабатывать «кое-что»: чтением лекций для рабочих о жизни, делах и строительстве в стране Ленина, что помогло на время отго­нять волка от нашего семейного очага.

Кроме чисто русской колонии – рабочих и крестьян – в Нью-Йорке 45 лет тому назад был громадный контингент русско-еврейской иммигра­ции, среди которой звучала ещё не забытая русская речь. Две громадные га­зеты «Фрейгайт» и «Форвертц» объединяли этих выходцев из России. Пер­вая орган Коммунистической партии США – возглавлялась вождем-идеа­листом старой русской марки Моисеем Ольгиным (доктор Клумак ведал отделом искусств). Моисей Ольгин, Минна Гаркави, доктор Клумак оказали мне на первых порах некоторую поддержку. Через 2 с половиной года при­ехавший в США на гастроли «русский поэт-журналист В.В. Маяковский», как его тогда рекламировали, был привезен в США Амторгом (советский торговый представитель Г. Рэхт), и его гастроли здесь устраивались еврей­ской газетой «Фрейгайт».

Особо необходимо отметить нашу многолетнюю тесную дружбу с сот­рудником «Дэйли Уоркер» Майкл Голдом, автором книги «Евреи без денег» (женат на Лизе, внучатой племяннице Станиславского). Рабочие не покупа­ли моих картин. В 1942 году Майкл Голд напечатал, кажется, в трех номерах «Дэйли Уоркер» статьи о Бурлюке и Маяковском, что улучшило наше фи­нансовое положение».

Кстати, именно Майкл Голд был первым журналистом, который взял у Маяковского интервью сразу по его прибытию в США.

Еврейские организации стали помогать Бурлюку с организацией выставок, еврейские газеты стали печатать его статьи. Например, владельцем и главным редактором газеты «Новое русское слово», с которой тесно сотрудничал Давид Давидович, был В.Я.Вайнберг. Когда летом 1925 года в Америку приехал Маяковский, большую часть времени он с Бурлюком проводил в еврейских кварталах Нью-Йорка, общаясь с представителями радикальных еврейских кругов. Безусловно, Давид Давидович поделился своими уже наработанными связями. Еврейская коммунистическая газета «Фрейгайт» не только организовывала публичные выступления Маяковского, не только печатала интервью с ним и восторженные статьи о его творчестве, но даже опубликовала несколько его стихотворений, написанных уже в Америке, в переводе на идиш. На выходных Маяковский и Бурлюк ездили в принадлежащий газете «Фрейгайт» загородный лагерь «Нит Гедайге», расположенный в 60 километрах к северу от Нью-Йорка. С ними ездила и Элли Джонс, с которой у «поэта революции» завязался роман, счастливым плодом которого стала дочь Владимира Маяковского Патриция Томпсон, живущая сегодня в Нью-Йорке. В цикле «Стихи об Америке», который Владимир Владимирович опубликовал после возвращения из США, есть стихотворение «Кемп «Нит Гедайге», которое начинается так: «Запретить совсем бы ночи-негодяйке выпускать из пасти столько звёздных жал. Я лежу, - палатка в кемпе «Нит Гедайге»…»

Именно в «Нит Гедайге» Маяковский и Бурлюк вместе рисовали Элли, как когда-то Марию Денисову в Одессе. Портрет работы Бурлюка находится сегодня у Патриции, он репродуцирован в её книге «Mayakovsky in Manhattan», которую она мне любезно подарила.  

Приехав в 1957 году в Прагу, Давид Давидович продолжал выдавать себя за еврея. Когда Вацлав Фиала устроил в честь его приезда торжественный обед в Клубе писателей, Бурлюк долго выбирал из меню кошерные блюда. При этом дома ел всё подряд и еврейских традиций не соблюдал.

Интересная деталь – когда внуки Людмилы Кузнецовой первый раз приехали в Чехословакию, в дом Фиала-Бурлюк – это было почти сразу после смерти Людмилы Давидовны, первым вопросом, который они задали, был вопрос о еврействе Давида Давидовича. Возможно, сыновья Кирилла Кузнецова искали пути и возможности для отъезда из СССР.

Во второй раз Давид и Маруся приезжают в Прагу летом 1962 года. Приезжают специально для того, чтобы отметить с родственниками 80-летний юбилей Давида. Почти весь 1962 год супруги Бурлюк провели в кругосветном путешествии, и Прага была одним из его пунктов.

Портрет Маруси Бурлюк

О втором визите известно гораздо меньше – точнее, о нём не упоминает никто из исследователей жизни и творчества Бурлюка. В доме семьи Фиала сохранились фотографии, сделанные во время второго визита Давида и Маруси в Прагу. На них мы не видим никого постороннего, только членов семьи. Давид Давидович позирует с неизменной кистью в руках. Собственно говоря, это неудивительно – в возрасте 80 лет он предпринял кругосветное путешествие, в ходе которого прожил два месяца в Австралии, написал там ряд работ и, конечно же, организовал выставку.

Через три года после этого, в 1965 году, 83-летний Бурлюк во второй раз приезжает в СССР. Через два года, 15 января 1967 года, Давида Давидовича Бурлюка не стало. Мария Никифоровна пережила его на полгода. Прах их был развеян над океаном, в бухте Нью-Йорка.

Людмила Давидовна Кузнецова умерла в Праге 1 февраля 1968 года и похоронена на кладбище LIBOC-VOKOVICE.

Вацлав Фиала умер 25 июня 1980 года. Марианна пережила его на два года – она умерла 30 июня 1982 года. Всю жизнь она была верной помощницей своего мужа.

Сегодня на кладбище LIBOC-VOKOVICE похоронены четыре представителя семьи Фиала и Людмила Давидовна Кузнецова-Бурлюк.

Ольга Фиалова по-прежнему живёт в доме, который в 1934 году построил Вацлав Фиала – старший. На стенах дома висят работы Давида Бурлюка, Вацлава Фиала и друзей-художников. Мы пили с Ольгой чай за тем же письменным столом, за которым сидели Давид и Маруся Бурлюк во время их визитов в Прагу. На фотографиях того времени видны те же книги – это Большая Советская энциклопедия, а сверху на книжной полке стоит та самая индийская статуэтка, которую замечательно нарисовала Людмила Кузнецова.

Та самая статуэтка

 

 

 

Евгений Деменок