Попса: казнить или помиловать?

Размышления Дмитрия Зайца относительно культурной и социальной ценности массового искусства, в которых он призывает оставить традиционное деление культуры на "высокую" и "низкую"

 

В последнее время наметилась одна примечательная тенденция: все, начиная от парней на корточках и «в семачках», заканчивая арт-критиками, испытывают роковую необходимость всячески порицать и едко критиковать «произведения» массового, читай - коммерческого искусства. Проще говоря, «попса» нынче не в чести. Предлагаем не воспринимать массовизацию искусства и культуры в целом, как неизбежное зло, но и не впадать в жизнерадостную эйфорию: массовое искусство - это неотъемлемая часть жизни общества, и наша задача состоит в том, чтобы анализировать ее и активно участвовать в преобразовании.

Под популярным искусством, или сокращенно попсой, мы понимаем эффект массовизации того или иного стиля искусства или работ отдельного художника. Это означает как массовое (вос)производство, большой тираж художественных работ, так и связанное с ним массовое потребление, хороший спрос на продукты искусства. Популярным (или салонным) может стать как некогда авангардное течение в искусстве: импрессионизм, абстрактный экспрессионизм, социальная фотография или граффити, так и абсолютно безобидный фольклор: наивное искусство. Процессы популяризации и всплески радикальных, революционных движение идут нога в ногу с общим потоком социокультурных изменений, то есть они естественны для конкретного здесь и сейчас.

Несмотря на это, европейскими интеллектуалами массовое искусство было воспринято, прежде всего, как результат американской «культурной» агрессии, приведшей не только к пропаганде американского образа жизни и ценностей, но также к стандартизации европейских национальных культур. Поколение 50-х беспомощно наблюдало за процессом экспансии американского образа жизни, постепенно привыкая к "экзотической ауре запретного плода". На постсоветском пространстве этот “процесс прозрения” медленно, но уверенно набирал обороты ещё с “брежневских времён” (после появления таких культурных фетишей как жвачка, «Мальвины», «PEPSI» и т.д.) достигнув апофеоза в 90-е реабилитацией обнаженного женского тела в глазах публики. И уже сегодня мы вправе отметить что, возможно, эмоциональная реакция зрителей на Херста или навыки переключения телевизионных каналов у жителей Америки, России или Франции в чем-то принципиально различны, однако в целом можно было бы констатировать определенное благодушие большинства зрителей в отношении предлагаемых им продуктов. Причина неприятия интеллектуалами массовой культуры кроется в “элитистских” (от слова элита) претензиях, в свете которых культура понимается как сугубо аристократический феномен – уединенное и ревнивое культивирование жизни духа, противопоставляемое вульгарности толпы. В этом контексте массовое искусство неизбежно должно быть представлено в качестве антикультуры. То есть мы все еще продолжаем смотреть на культуру глазами уважаемых мужей XVIII века, испытывавших скрытое или явное презрение ко всем другим видам деятельности, за исключением интеллектуальных. Определения искусства, которыми мы пользуемся, воплощают буржуазное (господствующее) понимание культуры, согласно которому культура неизменно ассоциировалась с философией, искусством, литературой, наукой - теми сферами деятельности, где традиционно главную роль играли представители господствующего класса – объективное меньшинство. В русле этой стратегии пролетарская культура не вписывается в понятие культуры (как культуры высокой), поскольку она не репродуцирует и не культивирует вышеозначенные виды деятельности; точно так же не вписывается в этот канон и массовое искусство. Поэтому необходимо отказаться от ряда старых стереотипов мышления, шаблонных делений искусства на высокое и низкое, технологию и культуру, от оппозиции интеллектуала и массы. В таком случае нам откроется одна простая истина: попса – это сфера значимых символов культуры, мифология повседневной жизни, в которой происходит не просто слепое копирование и переработка «шедевров высокого искусства», а полноценное мифо- и образотворчество. В этой сфере мы можем найти не только повод для насмешки, но и импульс для креативного акта. (Процесс, при котором китч и массовое обретают статус искусства, ловко демонстрировал Энди Уорхол). Более того, благодаря этой сфере возможно радикальное и революционное заявление, тому прекрасный пример - работы российской арт-группы «Война» (куда уж попсовей?). Общество нужно изучать в целостности способа жизнедеятельности всех его индивидов, как говаривал дедушка-Маркс.

Та самая акция группы война перед оплотом Зла - петербургским отделением ФСБ

Самые виртуозные апокалиптики ввели целый ряд культовых терминов, которые блокируют здоровый критицизм, отягощая его негативными эмоциями. Например, что может быть более порицаемым, чем спаривание понятия «искусство» с понятием «индустрии», вызывающим в памяти образ конвейера, бездушных машин и мелкие фигурки рабочих в униформе? Однако та же Библия или шедевры классической музыки стали доступными многим благодаря серийному производству с помощью печатных станков и выпуска звукозаписывающих устройств.

В этой ситуации, когда исходный термин («искусство») столь противоречив и смутен, любые попытки найти противостоящий ему термин обречены на неудачу. Именно поэтому мы склоняемся к мысли, что подлинная культура - это всегда ситуация (состояние) пересечения массовой и контр культур, то есть «активная критика и преобразование существующей социальной, научной или эстетической парадигмы не имеет смысл вне существования и культивации массовых – мейнстримовых социальной, научной или эстетической парадигм». Отсюда вытекает и определение интеллектуала - человека, осуществляющего критическую и популяризаторскую функции. Поэтому налагать «табу» на массовое искусство равносильно введению античеловеческой цензуры.

Попса, понятая как совокупность исторических условий и феноменов современной культуры, изменила само содержание понятия «искусство», в том числе и в самом снобистском ее понимании (то есть как «высокое искусство»). Мы должны привыкнуть к новой роли зрителя-потребителя-креатора: не свободного от рынка и массового вкуса, но свободного в своем отношении к ним. Если невозможно освободиться от власти масс, то существует, по крайней мере, возможность свободы интерпретации, возможность прочитать сообщение по-другому:

Казнить нельзя, помиловать!