– Какие события в художественной жизни Одессы в 2010 году
запомнились, вызвали интерес? В каких выставках, акциях, пленэрах
участвовали вы в том году?
– Вызвало интерес, естественно, Биеннале, которое организовывали,
курировали известных два наших человека – это Стас Жалобнюк и Дмитрий
Банников. Безусловно вызвало интерес. Участвовала и я в Биеннале, на
выставке в Музее современного искусства Одессы был один мой целлофан.
Ну, в принципе, масса всего было. А, галерея «Худпромо» открылась!
Мне очень понравилось, как они открылись – так громко и красиво, даже
подарили работу. Я не видела ещё, чтобы на открытии галереи презентовали
помимо всего ещё и работу якобы известного и уважаемого художника,
каким был APL в то время.
– Повлиял ли кризис на художественную жизнь? Уменьшилось или
увеличилось количество выставок, покупок, коллекционеров?
– Ну, на меня кризис никак не повлиял, потому что коллекционеры
только сейчас начинают обо мне узнавать, а сейчас уже, как известно,
кризису подходит конец, поэтому на меня никак не повлиял кризис, так
как я была еще абсолютно не известна здесь. Я в 2009-м году, это же был
ещё кризис, ездила в Германию, и там кризиса я не почувствовала – работы
покупались.
– Стихотворение: вот и кризису конец, все, кто выжил, – молодец.
– Да.
– Не будем уходить от биографии. Какие события в формировании
стиля, направления, в котором вы работаете, художественного
мировоззрения были ключевыми? Встречи, книги, учителя…
– Книга – могу сказать, Маркеса «Сто лет одиночества». Не знаю,
почему, но как-то я поняла, что это, наверное, моё. Это было давненько,
правда, но я поняла, что я люблю читать именно вот после этой книги. И
полюбила, конечно, до сих пор и бесконечно Маркеса. Встречи – сложно.
Каждый год новая встреча. И даже не каждый год, а очень часто происходят
встречи, которые влияют на меня. И причем постоянно влияют. Вот с вами
встреча тоже очень сильно на меня повлияла. Это знакомство. И вот со
многими людьми. Я не могу конкретно сказать про человека. Вот книга –
да. События… События – наверное, то, что меня моя подружка записала
в художественную школу. Я абсолютно не хотела, я тогда занималась
абсолютно другими вещами, допустим, легкой атлетикой увлекалась, и
казалось прыгать, бегать, что-то такое. А потом увлеклась искусством – и вот
результат.
– А учителя?
– Учителя – конечно же, мой первый учитель Владимир Афанасьевич
Стариков. Его не очень знают, но он и поэт, и художник, делает прекрасные
коллажи, очень интересный человек. Он из Харькова. График. Вот именно
он как-то вправил мозги, потому что сказал: «Для чего ты это всё делаешь?».

Он вправлял постоянно их. «Куда? Куда это? Где это будет висеть? Кому это
нужно?» Постоянно как бы задавал одни и те же вопросы, ну и, естественно,
открыл глаза тоже на многие книги и на конструктивизм, от которого как бы
никуда до сих пор не ухожу. Поэтому, наверное, вот он первая и ключевая
фигура. Потом было множество всяких людей. Но конкретная личность –
наверное, он. Он раскрыл и художников многих, и рассказывал какие-то
секретики всевозможные.
– В Одессе, да и в Украине в целом сформировалась группа
художников, работы которых продаются и выставляются в престижных
галереях у нас и за рубежом. В 2010-м году появилась группа новых
имен, молодых художников. Кого бы вы могли выделить?
– А молодые до скольки лет?
– Считается, что до 35.
- У нас в это году очень много молодых. Даже на Биеннале много
молодых.
- Может быть, кто-то с Чайной фабрики?
– Да, да, скажу! Наверное, все-таки, отмечу для себя одно из имен
– я подумала, правильно. Бабчинский Андрей, потому что я считаю его
достаточно мощным художником. Ну, Стас Жалобнюк – я с ним раньше
познакомилась, поэтому я его не могу причислить к открытию 2010-го года.
Я его в 2009-м открыла себе. Наверное, быстрее всего, Бабчинский, это точно
– Андрей Бабчинский.
– Традиционный вопрос. Где и за сколько продавались ваши
работы в этом году? Есть ли уже постоянные клиенты, галереи,
коллекционеры?
– За сколько… Ну, в этом году… Ну вот сейчас должна быть сделка,
я думаю, где-то на тысячу долларов. Коллекционеров еще нет, так как они
еще меня не знают, только вот сейчас начали узнавать. Я из открытий,
наверное, 10-го года. Я себя припишу в открытия 10-го года. Поэтому
они ещё как бы ко мне присматриваются. Постоянных коллекционеров
нет, есть какие-то галереи, допустим, та же «Я-галерея», которая мной
интересуется, и предлагают мне уже персональную выставку. Это в Киеве.
А в Одессе пока ещё нет галерей, которые бы мной плотно интересовались.
Вот Чайная фабрика, мы вот как-то с ними – у нас такая свободная любовь.
И, возможно, «Худпромо» тоже. Ребята там молодые – как-то, может быть,
по возрасту, может быть, действительно им интересно то, что я делаю. Вот
в январе уже этого года была выставка в «Худпромо» «Об этом по секрету»,
что-то о сексе, и там было моих несколько листов.
– «Я-галерея» заинтересовалась, потому что вы участвовали в
какой-то киевской выставке?
– Нет, просто я познакомилась в Харькове с Гудимовым, вернее, он со
мной познакомился, попросил прислать работы. Я прислала.
– А как произошло знакомство?
– Я ехала домой, зашла к известному вам Артему Волокитину, я
его знаю очень хорошо, мы раньше дружили, когда были в Харькове, и я

пришла к нему перед открытием, и случайно там его вывешивал как раз
Гудимов. И Гудимов поинтересовался, чем я занимаюсь. Я сказала, так и
сяк. Он говорит: ну вот, пожалуйста, мой мейл, адрес, пожалуйста, вышлите
работы. Я долго думала, в итоге выслала ему работы, на которые он тут же,
мгновенно отреагировал, спросил, не сотрудничаю ли я с кем-то в Одессе.
Я сказала – нет. Я так поняла, что он этому очень обрадовался. И вот как
бы предложил мне сразу поучаствовать в нескольких выставках, которые
будут. Я сделала для двух работы, и вот сейчас уже мы переписываемся,
созваниваемся. Я приехала поговорить с ним по поводу выставки, я так
понимаю, персональной, потому что у нас были об этом уже разговоры. И
теперь жду.
– Мировое искусство уже не только в репродукциях присутствует
в Украине. Влияет ли это, во-первых, на ваше творчество? И может ли
сегодня Украина внести что-то новое в мировые тенденции?
– Я думаю, конечно, может. Потому что я кое-что читаю из критиков,
арт-критиков. Ну, это, конечно, в кавычках – «арт-критиков». Ну вот, какие-
то статьи я читаю, и говорят, что Украина – одна из малоизученных и
неизвестных… Искусство как бы мало изучено и не известно во всем мире.
Поэтому я думаю, что она еще много открытий и интересного может и миру
принести.
– Виктор Пинчук, вручив премии молодым украинским
художникам, видоизменил сейчас характер конкурса, сделав его
международным, что вызвало много критики. Нужны ли, на ваш взгляд,
такие конкурсы и премии? Стимулируют ли они творчество? И должны
ли номинантами быть исключительно украинцы?
– Вот. У меня тоже такой вопрос. Я не знала, что этот конкурс изменил
свой формат. Это я узнала уже по истечении какого-то времени. Но в чем
суть дела? Я считаю – действительно, нужны и мировые, чтобы поднять
и уровень, чтобы узнавали и художники об Украине, и критики, и так
далее. Это нужно обязательно. Но при этом нужны и сугубо украинские,
потому что много конкурсов проводится исключительно в Англии для
англичан, во Франции для французов, в России для россиян. Точно так же и
в Украине должен быть исключительно для Украины, и такие же большие
и такие уверенные, как это делает Пинчук. Так. Должны быть. Если бы ещё
нашелся какой-то такой крупный меценат, который бы действительно на
таком же уровне большом проводил конкурс, потому что в Украине очень
много всего нераскрытого. Я считаю, что нужно и то, но нужно не забывать
про украинских художников, потому что здесь у нас как раз не хватает
меценатов, не просто какой-то маленькой поддержки. А вот действительно,
какого-то такого силового напора. Вот именно не хватает чего-то такого
большого, как Пинчук, ну, или чуть-чуть, может быть, поменьше, но чего-
то глобального. Именно не хватает, чтобы был еще конкретно украинский
конкурс. С международными я также согласна: пусть международное будет
жюри, абсолютно не заангажированное. Международное жюри, но только
наши ребята будут принимать участие в конкурсе. Чтобы и то, и то было, я

считаю.
– А вы никогда ничего не предлагали на конкурс?
– К сожалению, я ни в каких конкурсах ещё не участвовала, но вот
я всё точно себе уже наметила: в следующем году, так как я еще успеваю
быть молодым художником, в нескольких конкурсах я хочу поучаствовать.
В Пинчук-центр что-нибудь отдам и ещё в каких-нибудь графических. Я
слышала, в Белоруссии проводится Арт-линия, неплохой конкурс тоже.
Всемирный, получается. Может быть, еще куда-нибудь попаду и узнаю, но
вот как-то я настроена в этом году поучаствовать в конкурсах просто ради
интереса, потому что я этим никогда не занималась, меня это абсолютно не
интересовало. Но я думаю, пока есть еще времечко, годик, нужно быстренько
успеть.
– Может ли художник своим творчеством изменить
художественную ситуацию в нашем городе?
– Очень надеюсь, что да. Но это только надежды. Думаю, вряд ли это
что-то может в нашем городе изменить, только, наверное, политики могут
ситуацию изменить в нашем городе. Быстрей всего. Но хотелось бы, чтобы
художники влияли на ситуацию.
– Какие художественные институции нужны сегодня Одессе?
Достаточно ли музеев, галерей, кураторов, арт-дилеров?
– Не знаю. Наверное, достаточно. Все-таки Одесса не такой большой
город. Наверное, достаточно и галерей. Вот сейчас несколько есть галерей,
даже вот эта же галерея «Худпромо», год уже как галерее «Чайная фабрика».
Они абсолютно маленькие и такие целенаправленные на молодежь. Ещё есть
такой Олег Олейников – он тоже ещё более уходит куда-то в андеграунд,
тоже что-то на молодёжь рассчитанное делает. Как бы, наверное, в принципе,
достаточно, но неплохо будет, если это будет и дальше развиваться, еще что-
то будет появляться. Я, допустим, из Харькова родом, и там гораздо меньше
галерей и всего остального, но жизнь там, по-моему, чуть-чуть активнее, чем
здесь. Ну, совсем немножко активнее. Но там меньше всех этих мест.
– Работы какого одесского художника вы с удовольствием
повесили бы у себя дома?
– Ой, многих! Я, допустим, сейчас мечтаю о Людмиле Ястреб,
чтобы у меня появился ее рисунок. Очень хочу Соколова себе, очень
сильно хочу, потому что я уже массу его работ видела, и очень хочу, вот
просто мечтаю повесить. Есть у меня уже несколько художников, которые
висят. Я их люблю. Висят работы в моем доме. Я поняла, что я заболела
коллекционированием, когда приехала в Одессу. В Харькове у меня не было
такой болезни. А сейчас мне это интересно. И в то же время и молодые
имена, тот же Бабчинский, – хотела бы, чтобы его работа, но у нас уже есть
с ним договор, что мы меняемся работами, – он мне свою, а я ему свою. И
точно так же Стаса Жалобнюка у меня есть уже даже пара работ, подаренных
им мне. У него есть мои работы, у меня его. А вот по поводу Ястреб,
Соколова – я бы хотела что-то, может быть, даже и приобрести.
– Любите ли вы деньги? Какая была у вас самая безумная трата

денег?
– Люблю ли я деньги? Не знаю, деньги для меня как средство.
Конкретно чтобы любить их – нет, нету у меня такого: вот, все, я люблю
деньги, я люблю их считать – нету у меня этого. Я потому что даже порой не
знаю, сколько у меня денег в кошельке. Но спасают, честно говоря, карточки
пластиковые. Просто на них обычно есть деньги. Но вот безумная трата…
Поехала в Италию, доехала до Рима, – наверное, такая у меня была безумная
трата. И там, конечно, удовольствие. Вот такая у меня трата.
– На автомобиле?
– Нет, не на автомобиле– на автобусе поехала, и спокойненько
заезжали там в города. Это как раз в прошлом году было. В Германию
на неделю уехала. Но мне кажется, все равно этого мало, потому что я
буквально два дня побывала там-то, там-то, всего три дня в Риме – ну не
было возможности дольше.
– Говорят, что есть женская и мужская проза. Можете ли вы, глядя
на холст, на рисунок, сказать, мужчина или женщина художник?
– К сожалению, иногда могу. И я не люблю этого страшно. Ненавижу
вот это, когда говорят – вот это мужская работа, вот это женская работа,
это женская живопись, так только женщина могла почувствовать. Нет,
абсолютно. Мне кажется, что это бред полный. Этого не может быть
разделения. Это какое-то ущемление и мужчин, и женщин. То есть я
абсолютно с этим не согласна и считаю, что как в поэзии, как в прозе, как в
любом виде искусства этого разделения не должно быть. Точно так же, как
и в науке. Потому что это, ну, унижение какое-то, честно говоря. Я ни разу
не участвовала, слава Богу, ни в одной из «девичьих выставок». И этим я
очень сильно горжусь, хотя меня приглашали. Приглашали немного, потому
что знают мою такую твердую позицию и, наверное, потому что мои работы
абсолютно не похожи на девичьи работы. Это тоже как бы я себе плюсик
такой ставлю.
– Существует ли украинская, русская, польская живопись?
Национальная самоидентификация ощущается ли в картине, в рисунке,
в скульптуре?
– Сейчас, наверное, нет. Раньше действительно, наверное, это
ощущалось в разные периоды. Ну, вот последний из периодов, это когда
была оранжевая революция. То есть тогда, наверное, да. А сейчас это уже
снивелировалось абсолютно. Сейчас, мне кажется, нельзя так точно на этом
даже какие-то акценты ставить. Наверное, что-то есть. Конкретно, может
быть, либо в плакатах, либо в декоративном искусстве. Какие-то нюансы,
наверное, может их почувствовать, но это, опять-таки, арт-критик, кто-
нибудь из них. Потому что вряд ли мы вряд ли об этом думаем. Но сейчас,
мне кажется, этого даже не очень нужно. Потому что мы всё-таки живем
в период другой – Интернета и так далее. И я не думаю, что это особо
интересно. Может быть, в костюме каком-то – да, это интересно. Какая-
то, ну, тоже идея легкая украинского какого-то дизайнера этническая.
Может быть, где-нибудь ещё, но это должно быть абсолютно незаметно

и не обязательно это должно быть украинское. Это может быть просто
славянское. Я считаю, что сейчас такая задача не стоит перед художниками.
– Как часто, считаете вы, художник должен делать персональную
выставку?
– Ой, не в бровь, а в глаз! У меня, к сожалению, или к счастью, в этом
году было четыре персональных выставки, но я считаю, что так частить не
нужно. Но это у меня вынужденная мера, потому что я хотела, чтобы меня
узнали все слои и как-то обо мне наконец заговорили. Именно в Одессе,
потому что меня здесь не было, и я только появилась в 2010-м году. Начиная
с весны и заканчивая осенью поздней, и вот за этот период короткий я
сделала четыре персональные выставки. И причем работы очень-очень редко
повторялись где бы то ни было. И помимо этого были ещ и общие проекты,
то бишь два проекта, допустим, в Киеве, в «Я-галерее». Там тоже в одном
была одна моя работа выставлена, в другом три работы выставлены. И точно
так же вот Биеннале – тоже там была работа моя. И ещё кое-какие были, где
я участвовала. Естественно, союзовские выставки тоже были, потому что
мне нужно было быстренько вступить в Союз. Я так себе решила, что мне
в 2010-м году нужно срочно вступить ещё и в союз. Тут же. Я вступила как
раз в Союз, а для этого нужно было в двух или трёх, или четырёх выставках
всеукраинских поучаствовать тоже за короткий период времени. И вот как-то
так я везде прошла. Поэтому, можно сказать, зачастила.
– А вообще – как часто нужно? Раз в год, два раза в год?
– Раз – два раза в год, не чаще. И даже два, наверное, иногда и много.
Наверное, действительно, одна-две выставки, – вот так будет.
– Имеет ли для художника значение, в каком городе жить и
работать? То есть важно ли работать в столице, или это может быть
провинция? Имеет ли это значение? Если да, то что дает Одесса вашему
творчеству?
– Я думаю, всегда имеет значение, где ты живешь. И даже конкретно,
откуда ты родом, – тоже имеет значение. Это видно в работах. Во всяком
случае, если брать конкретно меня, по работам можно сказать, что я не
из Одессы, что я получила свое образование в другом абсолютно городе.
То есть это точно можно сказать. И важно, естественно, где ты живешь,
несмотря на Интернет. Интернет дает абсолютно другие приятности, скажем
так. Ты можешь посмотреть, побывать на выставке, посмотреть, будто бы
даже походить среди этих залов и музеев, куда ты еще не доехал, или хочешь
опять вернуться, в очередной из музеев или какую-то выставку, или галерею.
Сейчас Интернет дает хорошие возможности это увидеть, не обязательно
куда-то ездить. Хотя все-таки нужно ездить. И поэтому я рада, что я сейчас
живу у моря и живу в Одессе. Я приехала, вообще-то, в Одессу после
окончания всех своих учебных заведений. Ровно. В 2006-м я закончила,
31.12.2006 я приехала в Одессу. То есть я с седьмого года здесь живу. И
Одесса помогла становлению меня как художника. Во-первых, потому что я
была оторвана от всех своих учителей и бывших друзей, и всего остального,
среды той. И в совершенно новую среду попала. И мне нужно было как-то

заявить о себе и не пропасть в толпе уже хороших и классных художников
Одессы. Нужно было, чтобы меня заметили. И это дало какой-то толчок к
развитию, потому что я поняла, что Одесса не любит неудачников. Здесь
нужно бороться и доказывать, что ты не просто так, что ты что-то значишь.
И не что-то, а даже много чего значишь. И вот Одесса любит победителей,
поэтому она, наверное, дала мне какой-то стимул и энергию к развитию к
дальнейшему, показать, что «Смотрите, я есть на самом деле!». Что я не
просто непонятно кто, а я художник Альбина Ялоза. В Харькове мне этого не
нужно было доказывать, потому что меня и так знали.
– Ваши любимые города в Украине и в мире.
– В мире – Гент. Очень люблю Гент, это в Бельгии есть такой
маленький городок Гент. Я там тоже хотела жить одно время. В Украине
мне Одесса нравится и Киев, Львов. Ну, Харьков – это естественно. Мне
много всяких городов нравится. Во многих я ещё не бывала. Допустим, в
той же Полтаве я тоже не бывала ни разу, хотя, говорят, она очень даже и
прелестная.
– Определяет ли это наличие музеев – или просто дух города?
– Наверное, дух города всё-таки больше определяет, чем наличие
музеев. Потому что не во все музеи можно успеть попасть за какое-то
короткое время, то бишь два-три дня иногда мало совершенно времени
остается на музеи. Точно так же, как я была в Риме, – я там не была ни в
одном музее, к сожалению, только потому что я ехала как раз, когда у них
была Пасха, и все было закрыто. Но мне все равно Рим очень понравился.
Но в то же самое время мне понравился Гент, потому что я там побывала
в очень хорошем музее современного искусства. Хотя я потом побывала в
абсолютно других музеях современного искусства, гораздо лучше, которые
гораздо большее произвели на меня впечатление, но то был первый музей
современного искусства, в котором я побывала. И ещё в Генте есть вода.
– Кто вы по гороскопу?
– Близнец. Там есть вода, и есть прекрасные кафе, прекрасные улицы.
Он непонятно на что похож, дома прямо упираются ногами в воду, выходят в
воду, и какие-то лодочки, мостики, и вообще там какой-то он очень молодой
и свежий, этот город, несмотря на то, что он очень старинный.
– Ваш главный недостаток и ваше главное достоинство.
– Болтливость – недостаток. А достоинство… Я очень хороший график.
– Времена не выбирают. Вы сотрудничаете со временем или
конфликтуете с ним?
– Сотрудничаю. Думаю, что сотрудничаю абсолютно. Потому что
если бы… Нет, не конфликтую. Сотрудничаю. Это видно по моим работам,
что я с ним сотрудничаю. Я хочу, вот как, помните, был вопрос «Влияет
ли художник?»… Вот я хочу влиять. Я понимаю, что этого, может быть,
никогда не произойдет, или я заблуждаюсь, или живу в розовых очках. Но
я хочу влиять, и влиять… Я понимаю, что это, наверное, обязанность, но я
тщательно выбираю рычаги влияния.
– У каждого свое отношение к Одессе. Расскажите о своем.

– Одесса серебристый город. Это я поняла. Абсолютно не яркий.
Очень воздушный и серебристый. Вот такие мои ощущения от Одессы,
несмотря на то, что здесь солнце палит круглый год почти. Мне кажется, вот
как раз потому что оно палит, оно все выжигает, и город становится каким-то
действительно серебристым. Некоторые мои знакомые заметили, что у меня
стали очень мрачные, как они говорят, работы. Я так понимаю, что там
меньше стало ярких цветов. Потому что харьковский мой период был – там
очень открытые яркие цвета. Но я думаю, это не потому что я постарела за
эти четыре года, а потому что я попала в другой климат, и наверное, вот это
солнце – оно не позволяет проявляться вот этой безумной яркости в работах.
Мне кажется. Я не могу это объяснить. Но что-то такое есть в Одессе, чего я
еще не до конца поняла. Она мне постоянно открывает новые и новые грани.
Вот недавно фотохудожник Лиза Коваль повела меня по какой-то такой
безумной лестнице, что мы за три минуты оказались на Приморском
бульваре. С Военного спуска. Она сказала: «Ничего страшного. Я тоже в 16
лет только обнаружила эту лестницу». Хотя уже в третьем поколении или в
четвертом одесситка. И это меня очень порадовало. Есть здесь какие-то такие
хитрые штуки и безумно интересные, которые, мне кажется, я буду все время
открывать и открывать, потому что Одесса – она какая-то такая, как ларец, в
котором множество еще какой-то тайны. Одну крышечку открываешь – а там
ещё ключик лежит. Следующий, следующий – какие-то дверцы постоянно
открываются. Как матрешка, что ли. Но она не уменьшается, а как-то
наоборот, развивается по-разному: то больше, то меньше. Но постоянно
какие-то удовольствия с Одессой все больше связывают. Именно в
восприятии – и знакомство людей, и с архитектурой, с какими-то
секретиками, переходиками, в общем, множество удовольствий она мне
сейчас дает. И это меня радует. Я уже и не из Харькова, но ещё и не из
Одессы. Я как-то так немножко зависла, и в принципе, мне это нравится. Я в
каком-то лёгком полете нахожусь. И пока это приятно.