"Смутная алчба - 2": Александр Лисовский
Интервью с художником Александром Лисовским в рамках проекта "Смутная алчба - 2".
– Какие события в 2010 году запомнились, вызвали интерес? В каких выставках, акциях участвовали вы в том году?
– В прошлом году была выставка Альбины Ялозы в Литературном музее, «Натюрморты» Стаса Жалобнюка в Клубе одесситов и выставка Жени Голубенко в «Белой луне». Вот это самые запоминающиеся выставки.
– А в каких выставках участвовали вы?
– В основном, в квартире 26 на Садовой, 5 участвовал. У меня сейчас нет такого объема работ, чтобы я сделал какие-то персональные выставки.
– А в Музее современного искусства Одессы, в биеннале?
– Да-да. Вот мой дедушка - это его бутылка. Я её выставлял. Они сделали экспозицию в темноте.
– Повлиял ли кризис на художественную жизнь? Уменьшилось или увеличилось количество выставок, покупок, коллекционеров?
– Покупки, естественно, уменьшились. Искусство – это предметы роскоши. И понятно, что такие покупки не входят в обязательный ряд. Поэтому, конечно, финансово ощутил. Но выставок много.
– Не будем уходить от биографии. Какие события в формировании стиля, направления, в котором вы работаете, и художественного мировоззрения были ключевыми? Встречи, книги, учителя…
– Моя мама работала с дочкой художницы Рылло. И в самом раннем детстве меня всегда приводили в эту квартиру, на Подбельского она жила. Потом в моем дворе жил коллекционер Иваницкий – я тоже бывал в этом доме. Моя бабушка водила меня в музеи. Я, может, не сильно разбирался, но сама атмосфера музея, дух этих вещей на меня повлияли в детстве. В четыре года у меня проснулись художественные наклонности. В детском саду, я помню, нарисовал дерево под снегом и две ветки – параллельные. А параллельные – это уже какой-то орнамент. Со снегом. И тогда, я помню, этот импульс я почувствовал, какой-то ритмический импульс. Потом много было у нас знакомых старушек – старинные вещи, какие-то японские ширмы, безделушки. Это тоже на меня повлияло сильно, атмосфера этих изделий. Учитель очень много мне дал – Михаил Михайлович Ушканов из детской художественной школы. Он, можно сказать, основы заложил академической техники. И потом – жизнь. Известно кто: Хрущ повлиял. И вообще, вся история искусства влияет. Это наши учителя.
– В Одессе, да и в Украине в целом, сформировалась группа художников, работы которых продаются и выставляются в престижных галереях у нас и за рубежом. В 2010-м году появилась группа новых имён, молодых художников. Кого могли бы выделить из молодых?
– А ещё мне понравилась выставка, хотя это такая тема… Лёши Рудого у Дымчука - вот эта старость. Во всяком случае, было весело. И там есть живые живописные моменты… А из молодых всё-таки Альбина Ялоза, Стас Жалобнюк. Я познакомился с ними полтора года тому назад.
– Традиционный вопрос для всех. Где и за сколько продавались ваши работы в 2010-м году? Есть ли постоянные клиенты, галереи, коллекционеры?
– Как Витя Павлов говорит, от десяти долларов и до бесконечности. У меня не очень высокие цены.
– Бесконечности пока нет?
– Бесконечности нет. До трёх тысяч условных единиц. А коллекционеры не бывают постоянными. Иногда бывает, с кем-то сотрудничаешь, какой-то этап. Но нет таких фанов, чтобы собирали только одного художника.
– Мировое искусство уже не только в репродукциях присутствует в Украине. Влияют ли работы зарубежных художников на ваше творчество? Может ли сегодня Украина внести что-то новое в мировые тенденции?
– Очень сложный вопрос. Современное искусство на меня сейчас не сильно влияет. Вот смотрю журнал о биеннале в Венеции. Там же ничего я для себя хорошего не нашел. Что иностранцы, что наши… Непонятно, о чём это, что это. Все говорят о Хёрсте, который в Киеве был. Мне это тоже все не нравится. Я не был. Но это физиология какая-то. Я всё-таки нахожусь на каких-то консервативных позициях. Я так определяю себя и круг моих коллег, с которыми я поддерживаю отношения, – мейнстрим, то есть это не крайние формы, это классика. А недавно мы сидели в Интернете и смотрели картины из Эрмитажа. Очень классно. Конечно, умели. А вот насчет Одессы, Украины – я не могу судить.
– Виктор Пинчук, вручив премии молодым украинским художникам, затем видоизменил характер конкурса, сделав его международным. Это вызвало много критики. Нужны ли, на ваш взгляд, такие конкурсы вообще, премии для молодых художников? Стимулируют ли они творчество? И должны ли номинанты быть исключительно из Украины?
– Мне кажется, что должно быть общение. Так как сейчас мир в некоторых аспектах совпадает, – конечно, я считаю, что не обязательно только из Украины, должно быть честное соревнование. Я, правда, не знаю подробностей.
– А принципиально?
– Ну, принципиально, конечно… я вспоминаю, как-то Ута Кильтер привезла иностранцев. Были ли вы на этой выставке во Дворце моряков? Там были японцы, шведы, немцы. И когда художники хорошего уровня, с ними интересно работать либо у них поучиться. Мы и общались, и японцы потом еще жили у меня в мастерской. Их в Одессе обокрали.
– Может ли художник своим творчеством изменить ситуацию в нашем городе?
– Если хороший художник, – он влияет на своих коллег, понятно. Не глобально, конечно. Сколько примеров! Тот же Егоров. Я общался с Хрущом – он же никого не учил. Но он влиял своей личностью и своими работами. Я у него почерпнул видение.
– Какие художественные институции нужны сегодня Одессе? Достаточно ли музеев, галерей, кураторов, арт-дилеров? Может, много их, и вообще такое количество не нужно?
– Нет, чем больше, тем лучше. Нужны еще коллекционеры, заинтересованные зрители. Этого много не может быть.
– Работу какого одесского художника вы с удовольствием повесили бы у себя дома?
– У меня висят работы ближайших товарищей. Того же Хруща, Хохленко Вити, Жени Голубенко.
– Любите ли вы деньги? Какая была у вас самая безумная трата денег?
– Да, как и все люди в торговом городе, – конечно, люблю. А безумная трата… Вот, купил для жены участок в деревне за шесть тысяч долларов, и мы это бросили, не ездим туда. Я хотел, чтоб она природу ощутила, отдыхала. Но там же надо поднимать это всё. Вот это, по-моему, самая безумная трата.
– Говорят, что есть женская и мужская проза. Можете ли вы, глядя на холст, определить, мужчина или женщина художник?
– Частично – да. Есть и женщины очень такие силовые. Вообще, нормально, я считаю, особенно когда знаешь творчество человека, можно сказать, в хорошем он состоянии был, в плохом, удача, неудача. Можно и диагноз поставить художнику по его картинам.
– Существует ли украинская, русская, польская живопись? Национальная самоидентификация ощущается ли в картине?
– Ну, она ощущается. Могу сказать, что в Одессе ощущается, потому что здесь своя природа, свое освещение, свой темперамент, и конечно, это влияет.
– В последнее время отличить каких-нибудь голландцев, шведов…
– Да, иногда, конечно, трудновато. Сейчас разнообразие разных стилей и направлений. Иногда сложно сказать, кто это делает, потому что действительно все это перетекает. Тем не менее, какие-то японцы видны.
– Как часто, считаете вы, художник должен делать персональную выставку?
– Как ему захочется, как он будет готов. Если накипело, есть ряд работ, которые он хочет представить.
– А как часто делали вы?
– У меня давно не было персональной выставки. По-моему, персональная выставка последняя была в галерее «Ирис». Я не могу скопить работ, у меня так получается. Главное, чтобы эти выставки не были скоропалительные. Хотя если человек темпераментный, – вдруг он выплеснул, у него есть что показать, – ради Бога.
– Важно ли для художника место, где он работает? Провинция или столица? Можно ли реализоваться, живя в провинции?
– В провинции, конечно, есть проблемы. Это же материализация. Это всё стоит. Это же изделия. Мы делаем изделия. Поэтому, конечно, там, где лучше развита среда, и где есть спрос, то, конечно, там лучше. Многие в училище учились, способные, – поехали в такие глубокие провинции – и всё. Там никому это не надо.
– Я вдруг вспомнил, что какой-нибудь Сезанн жил в каком-нибудь Эксе…
– Да, но они ездили в Париж. Общаться. Я бы сам сидел на природе полгода, во всяком случае. Но дела в городе.
– Есть ли у вас любимые города в Украине и в мире?
– Есть.
– Какие?
– Все красивые города. Мадрид мне нравится, но я, правда, его только по экрану видел. Самарканд – я был в Самарканде. Мы жили в Москве тоже частично. Москва многоликий город. Там когда никого не знаешь, не очень приятно. Но когда постепенно появляется круг – там такие чудаки. Но я люблю природу всё-таки. Мне надо выехать. Я за поездку двумя руками, хотя бы на Бугаз.
– А где участок купили?
– В Березовском районе.
– Далеко?
– Это два с половиной часа. Но там красиво все.
– Самое главное ваше достоинство, и в параллель – самый главный ваш недостаток?
– Недостаток? Я иногда могу крепко выпить. Вот это мой недостаток.
– А достоинство?
– Я считаю себя добрым человеком.
– Времена не выбирают. Вы сотрудничаете со временем – или противопоставлены ему, конфликтуете с ним?
– Сотрудничаю, я думаю. Конечно, сотрудничаю.
– У каждого свое отношение к Одессе. А у вас? Ваше восприятие этого города.
– Я люблю Одессу, хотя иногда и обижаюсь. Я 51 год живу здесь. Живописный город, расслабленные люди. Вот сейчас, кстати, многие приезжают одесситы. Конечно, может, тянет сюда. Всё время нелегко, но говорят, что атмосферка здесь лучше, в отличие от многих мегаполисов.
Евгений Голубовский
Евгений Деменок