Интервью с художницей Еленой Щекиной в рамках проекта "Смутная алчба – 2".  

 

– Какие события художественной жизни Одессы в 2010 году запомнились, были интересны? В каких выставках, акциях, пленэрах участвовали вы в том году?

– Интересны были некоторые выставки галереи «Норма».

 

– Какие?

– «Бахчебук» – она так называлась. Идея неплохая. И заметен явно не коммерческий факт выставки. Это, собственно говоря, самое «вкусное». Мне понравилась также выставка Лыкова в Музее современного искусства Одессы. Это очень хорошая ретроспектива его творчества, на мой взгляд. Выставка Сергея Белика тоже интересна. Работы достойные, очень качественные, сейчас мало кто в Одессе так работает. Безусловно, много других любопытных событий. Сама я решила пока закрыться в мастерской и много работать.

 

– Повлиял ли кризис на художественную жизнь? Уменьшилось или увеличилось количество выставок, покупок, коллекционеров?

– Выставок, мне кажется, в целом, не уменьшилось. А покупок – ну, это смотря, наверное, у кого.

 

– А конкретно?

– Конкретно у меня уменьшилось.

 

– А коллекционеры, которые обхаживают?

– Дело в том, что у меня как-то изменилась ситуация. То есть появились заказы – портреты и т.д. Их появилось больше, чем раньше. И меньше времени остаётся на свободное творчество. А коллекционеры заходят, конечно. И на мой день рождения, – вы же были, тоже помните. Довольно много.

 

– Не будем уходить от биографии. Какие события в формировании стиля, направления, в котором вы работаете, художественного мировоззрения, были ключевыми? Встречи, книги, учителя…

– Совсем недавно я была в Петербурге на международном культурологическом конгрессе. Сейчас точно тему не вспомню. Рассматривалась проблема креативности в культуре.  Особенно запомнились доклады, касающиеся креативности в современном искусстве. В основном они были посвящены теории современного искусства, в меньшем количестве выступлений была затронута практика. Безусловно, в Петербурге я посещала выставки. Один Эрмитаж чего стоит. Там как раз проходила выставка коллекции Центра Помпиду, на которой были представлены важные, этапные для истории искусства произведения, весь ХХ век: от самого начала и вплоть до актуальных видеоинсталляций, видеоарта. Несколько залов Эрмитажа были этому отданы.

 

– А книги, учителя?

– Я в основном читаю ту литературу, которая мне нужна для моих лекций. Например, мне интересны Ален Бадью, Лиотар. Это те авторы, с произведениями которых я постоянно работаю. Вот открыла для себя благодаря Михаилу Рашковецкому Жижека. Интересные у него работы, связанные с проблемами реальности. То есть, я больше философскую литературу люблю.

 

– И, наконец, учителя.

– Учителя? Да много учителей. И Виталий Абрамов, Юрий Николаевич Егоров, и Лихолёт. Алексей Лихолёт – это был мой учитель, преподаватель рисунка в Одесском художественном училище. Мне кажется, он как-то незаслуженно забыт. Мало признан в одесской среде. Но художник очень хороший. И педагог гениальный. Это учитель рисунка в ОХТУ им. М. Б. Грекова. К сожалению, и Юрия Егорова, и Алексея Лихолёта уже нет в живых. Виталий Абрамов – историк искусства, известный исследователь творчества Кандинского, а также изобразительного искусства конца XIX и первой половины XX столетия. Он оказал огромное влияние на становление меня как художника. Ещё я занималась у Сергея Белика. Самые первые мои пробы в технике масляной живописи были именно в его мастерской. Ещё Дудник. Это измаильский художник – первая мастерская, где я работала параллельно с обучением в художественной школе измаильской. Безусловно, можно называть много имен. Все влияет… и современная ситуация.

 

– В Одессе, да и в Украине в целом сформировалась группа художников, работы которых продаются и выставляются в престижных галереях и за рубежом. В 2010-м году появилась группа новых имен, молодых художников. Согласны ли вы с этим? Кого бы вы могли выделить?

– Мне как-то сложно выделить. Я знаю, что есть такие художники. На мой взгляд, Рома Громов сейчас очень активно работает в области актуального искусства. Инна Хасилева очень заметна и провокационна в своих творческих работах.

 

– Традиционный вопрос: где и за сколько продавались ваши работы в 2010-м году? Есть ли постоянные клиенты, галереи, коллекционеры?

– Один из соучредителей сети «Таврия», «Сады Победы» Борис Викторович Музалев, Владислав Выродов из постоянных коллекционеров. К сожалению, я не всех знаю и помню по фамилиям.  

 

– А пределы цен?

– Скажем так: тысяча – и дальше. И выше. То, что выше тысячи. Михаил Кнобель вот недавно у меня почему-то вдруг купил работы.  Для него, правда, это скорее подарок. Цена, как бы, условная.

 

– Мировое искусство уже не только в репродукциях присутствует в Украине. Влияет ли это на ваше творчество? Может ли сегодня Украина привнести что-то новое в мировые тенденции? То есть мировое влияет ли на Украину, и пытается ли Украина влиять как-то на мировое?

– Я думаю, что, конечно, мировое больше воздействует на Украину. К сожалению, это так. Не знаю, как-то испокон веков это повелось. Если вспомнить историю культуры, в Украину все направления, все стили приходят намного позже, чем они появляются в Европе. Но они в Украине трансформируются и синтезируются своеобразно и интересно. Тот же кубофутуризм, например... Похожая ситуация происходит на мой взгляд и сейчас. Сейчас сказать о каких-то ярких направлениях украинского искусства мне сложно. Так как сейчас распространено и стало достаточно популярным творчество, получившее условное название актуальное искусство. Так называемое актуальное искусство (сам термин «актуальное», я имею в виду) претит многим художникам, как тем которые плавают в нем, так и тем, которые вне этого процесса. Хотя «вне» оставаться довольно сложно. Я думаю, что только через время мы сможем это более или менее реально оценивать ситуацию. Возможно, изменится терминология и так далее.

 

– Виктор Пинчук, вручив премии молодым украинским художникам, видоизменил характер конкурса, сделал его международным, что вызвало много критики. Нужны ли, на ваш взгляд, такие конкурсы и премии? Стимулируют ли они творчество, и должны ли номинанты быть исключительно украинцами?

– Мне кажется, что конкурсы нужны. Единственное что – международный вариант этого конкурса не особо кажется уместным в Украине.

 

– Может ли художник своим творчеством изменить художественную ситуацию в нашем городе?

– Смотря, какой художник. У нас такая среда своеобразная… Есть Ройтбурд, великий и могучий. Ну он, возможно, что-то может… Как когда-то Юрий Егоров влиял на современную художественную среду, так же и Ройтбурд. Да, но опять-таки, это и хорошо, что у нас очень-очень разные художники, и некоторые из этих художников каким-то образом объединены, некоторые даже дают названия своим объединениям. Некоторые объединены негласно. Безусловно, настолько различна ситуация, что говорить о каком-то изменении в городе сложно. Одна группа изменит ситуацию, а  в другой это, как бы, и не заметят. Кто-то работает до сих пор в рамках традиции, кто-то пытается быть новатором. Всех же не причешешь под одну гребенку. Есть в нашем городе такие лекции (сейчас, они стали популярны на Чайной фабрике, в Музее Современного искусства Одессы, в «Худпромо» и не только), одной из главных целей которых является просветительская. Я с удовольствием сама была на этих лекциях. Но, тем не менее, допустим, призывы Уты Кильтер о некоммерческом искусстве, на мой взгляд, утопичны сейчас. Многие художники, говорят о том, что это невозможно.

 

– В конце концов, и она не может отказаться от гонораров за свои передачи.

– Ну да.

 

– Какие художественные институции нужны сегодня в Одессе? Достаточно ли музеев, галерей, кураторов, арт-дилеров? Или что-то нужно изменять?

–  Уровень бы увеличить. Уровень кураторов. Кураторство, несмотря на то, что возникло уже давненько, в наших условиях малопродуктивно. Кураторство как явление все ещё остается формирующимся. И, безусловно, как формирующееся явление, кураторство требует новых знаний, нового уровня. А институции… Институции тоже есть, но их не хватает. Всё это как бы так сделано временно, быстро – и неизвестно, надолго ли, не исчезнет ли это через полгода-год. И поэтому ориентироваться на эти институции, на эту жизнь, на эти галереи очень трудно. Что значит ориентироваться? Я имею в виду, что считать их институциями достаточно сложно. Безусловно, всё опять-таки упирается в какие-то финансы, то есть заканчивается финансирование – заканчивается и проект.

 

– В финансы или в личности? Взялись ли бы вы, например, за кураторство выставки?

– Нет. Я бы не взялась, но, тем не менее, сейчас что-то вроде этого делаю. Ну, я не считаю это кураторством, но в Университете политехническом, где я преподаю, мои студенты выступили инициаторами сделать выставку рисунка и коллажа. Что-то пока формируется... Ориентировочная тема: «Рисунки на полях». Суть заключается в том, что неявное, то есть все то, что мы считаем второстепенным, вдруг становится значимым и выступает как явление, достойное внимания. «Рисунки на полях» – это фрагменты тетрадных зарисовок на лекциях. То есть то, что делает студент во время лекции. И параллельно – это коллажи, притом не только из лекционных конспектов, но и из каких-то журналов, фрагменты просмотренных фильмов… Эта идея у меня родилась и развилась из дополнительных занятий со студентами и от просмотра их конспектов. И, конечно же, когда я сама была студенткой философского факультета ОНУ им. И.И. Мечникова, мои конспекты были заполнены рисунками.

 

– Будет первый опыт вашего кураторства.

– Я не называю это кураторством. Для меня кураторство – это что-то серьёзное и значительное. А это так, студенческое творчество, увлекательное для всех – для преподавателей, для студентов. Это я в шутку привела пример своего кураторства.

 

– Работу какого одесского художника вы с удовольствием повесили бы у себя дома?

– Как-то и в моей семье, и у меня дома нет произведений искусства на стенах. Я этого не люблю. Мне кажется, что произведение искусства должно быть в музее, галерее, в каком-то не домашнем пространстве.

 

– Иначе чуть-чуть. Переосмыслим. Работу какого одесского художника вы с удовольствием хотели бы видеть каждый день? Или через день. Или по воскресеньям.

– К сожалению, не могу назвать такого художника… Если бы я была коллекционером, я бы как пример бы взяла и того, и этого, и пятого, и десятого – как интересный вариант. Как пример личности, творчества. А просто работу, которую я бы хотела видеть, – наверное, нет такой.

 

– Любите ли вы деньги? Какая была у вас самая безумная трата денег?

– Самая безумная трата денег у меня и была, и будет, в основном, на художественные материалы. Я с огромным удовольствием могу их потратить. Мне страшно заходить, если у меня есть деньги, в магазины с художественными материалами, потому что я это все люблю и трачу на это с удовольствием. У меня и по работам моим видно, что я краску не жалею, и всего не жалею… форматы и прочее. Ну, и книги. Я с удовольствием покупаю альбомы, литературу (философскую, прежде всего), когда приезжаю из Петербурга или Москвы.

 

– Говорят, что есть женская и мужская проза. Можете ли вы, глядя на холст, определить, мужчина или женщина художник? Есть ли мужская или женская живопись?

– Я раньше придерживалась мнения Виталия Алексеевича Абрамова о том, что есть хорошая живопись и есть плохая. …И потом, многие говорят, что все, что женское – это плохая живопись. На самом деле, она есть и у мужчин-художников, эта так называемая плохая живопись. А есть хорошая живопись, которую почему-то принято называть мужской (и живопись, и графику, и коллаж, и любую технику). Просто женщины чаще подвержены вот этой плохой стороне.

 

– Вышивают крестиком.

– Да, есть такое.

 

– Подходя к работе, узнаёте – для себя, не читая, – мужчина или женщина написал?

– Иногда могу, да. Но в данном случае это не касается того, плохое это или хорошее. Бывает, что и женское достаточно интересное. Я как-то раньше тоже думала, что всё то хорошо, что касается мужского в живописи. А потом как-то стала уже по-другому относиться… Есть хорошие произведения, которые делают и женщины-художницы, они достаточно интересны. Вот купила альбом «Женщины-художницы ХХ века», и там очень интересные есть авторы.

 

– Существует ли украинская, русская, польская живопись? Национальная самоидентификация ощущается ли в картине, скульптуре?

– У нас как-то связано национальное с какими-то этническими признаками. Национальная школа. И вот, чаще всего, когда каких-то казаков нарисуют или кого-то с какими-то там элементами орнамента, – сразу идет ассоциация у зрителя, что вот это украинская, допустим, школа. Но опять-таки, это условное деление. Недавно Божидар Милович сделал еврейскую серию – я видела у него в мастерской – хорошие работы. И много таких примеров. Сейчас, мне кажется, такое взаимопроникновение стилей и традиций, в хорошем смысле.

 

– Глобализация, по сути, стерла границы национальной культуры?

– Она как бы, с одной стороны, вроде бы и стерла эти границы, а с другой стороны, происходит обращение к национальному только в рамках осмысления одной нации другой. То есть, появляется интерес. С одной стороны, вроде бы, границы стираются, а с другой стороны – наоборот, новый всплеск интереса, только у одной национальности к другой.

 

– Как часто, считаете вы, художник должен делать персональную выставку?

– Как созреет. Как только у него набирается материал. Персональная выставка – это желание художника представить какую-то тему, которая ему интересна, в которой он работает и которую он, если не доработал до конца, то, как минимум, большее сделал в этой теме, как ему кажется. И естественно, ему интересно увидеть, как это воспринимается, реакцию зрителя. Все это уже зависит от самой личности художника. Допустим, какой-то художник воспринимает свое творчество как бесконечный процесс, который он не готов показать до самой своей кончины. А есть художник, который разрабатывает много тем и сразу, ему интересно мнение зрителя. Иногда это чаще бывает, чуть ли не две-три подряд выставки, а иногда и в разных городах, и в разных государствах. А иногда он может замыкаться и не показывать. Это индивидуальное дело. Ну конечно, когда много художника, и его творчества становится очень много, безусловно, становится скучно обычно публике. Если все-таки человека заботит внимание зрителя, то, скорее всего, это, как бы, не совсем хороший ход.

Художник же не может только писать. Он же не работает «в стол». Он все равно хочет поделиться, ему есть, что сказать зрителю, и он об этом говорит. А если он боится какого-то интереса к себе, внимания, то его состояние действительно сложно. Это испытание для художника.

 

– В наших разговорах с художниками очень часто приходится слышать, когда мы задаем вопрос о влиянии, что влияет, в принципе, все мировое искусство, начиная от Рембрандта и Караваджо и т. д. И сегодня действительно взаимопроникновение такое, Интернет… Мировое искусство – непосредственное. Исходя из этого такой вопрос: все ли равно художнику, где писать, где работать? Или не все равно?

– Безусловно, у меня появляется вдохновение, когда я куда-то попадаю, в другую какую-то среду. Потому что, закрывшись в мастерской, происходит иная ситуация: ты как бы обдумываешь весь тот материал и ту жизненную ситуацию, с которой ты столкнулся в другой среде. И у каждого художника есть своя необходимость: допустим, чаще закрываться в мастерской или чаще получать эти впечатления. Для меня это как бы равноценно. Иногда мне нужно бывать где-то, а потом закрываться в мастерской.

Безусловно, ощущается влияние. Просто и возможности работать в разных государствах и городах не у каждого художника есть… Но мне посчастливилось. Самое яркое впечатление: когда я была в Париже, у меня купил работу художник. Работу купил французский художник, проходивший по улице. Тогда это было – я даже запомнила сумму – 20 евро. Мне казалось, это огромные деньги, поскольку мои работы ещё не продавались. За маленькую такую промокашечку 20 евро… Я, в общем, была жутко счастлива. И мне казалось это невероятной суммой. Но сейчас я уже понимаю, что приятен сам факт. У меня не осталось ни одной работы парижской. Точно так же в Петербурге... На меня влияет среда. И мне кажется, хорошо влияет. Каждый город, культура каждого города. Даже не столько культура, сколько ситуация, энергетика…

 

– Ваши любимые города в Украине и в мире. Определяет ли наличие любимых или нелюбимых сами музеи? Или дух города?

– Мне вообще о городах говорить сложно, потому что была я не во многих. Но что касается Украины, – Одесса у меня любимый город. Киев очень нравится. Киев на втором месте после Одессы. Красивый Львов. Ужгород. Просто красивые. Они никакого такого влияния на меня не оказывали. Просто красивые города, привлекающие своей историей. А вообще, у меня самый любимый город – это Петербург, мне очень нравится этот город по колориту. Я его воспринимаю серым, и мне он очень нравится в этой своей цветовой гамме. У него не однообразная серость, а какие-то очень тонкие оттенки, которые, наверное, некоторое время назад мне бы не понравились. А сейчас мне нравятся. Москва – меньше. Москва интересна и выразительна и, на мой взгляд, в современном искусстве играет большую роль, чем Петербург. Но впечатление и внутреннее, и ощущения, которые дарит Петербург, они, конечно, не сравнятся с этим городом-муравейником, Москвой.

 

– А Москва каким цветом воспринимается?

– Ну, Москва – Кандинский. Ассоциация яркая. Очень. Яркая, но люди и сама атмосфера скорее по состоянию духовному – более серая для меня, чем Петербург.

 

– Наконец такой личностный вопрос. Ваше главное достоинство, ваш главный недостаток.

– О, как сложно! Такой сложный вопрос… Не знаю. Достоинств и недостатков много. Выделить что-то одно как-то очень сложно. Наверное, достоинство – это открытость, восприимчивость, доброта… Вот о недостатках не хочу говорить, но могу придумать. Выдуманный недостаток могу назвать, если нужно…

 

– Выдуманный не надо.

– Мне кажется, у меня нет недостатков.

 

– Времена не выбирают. Вы сотрудничаете со временем или конфликтуете с ним?

– Я пытаюсь сотрудничать, хотя, мне кажется, это достаточно сложно. Потому что сложно ощутить время. Оно как-то всегда быстротечно. Смешно так сказать, – мне кажется, что я вне времени. Я не то чтобы не соотношу себя с ним, но как-то время само по себе, а я сама по себе. Я не стремлюсь ни угнаться, ни обогнать. Мне кажется, что время отдельно от меня. То есть я не в нем.

– У каждого своё отношение к Одессе. А у вас?

– У меня, наверное, лучшее отношение к этому городу, так как я здесь нашла себя, закончила университет имени Мечникова и Одесское художественное училище. Здесь вышла замуж, здесь у меня родился ребенок. Самые лучшие и яркие впечатления у меня связаны с Одессой. Первая моя выставка прошла во Всемирном клубе одесситов, кстати.

 

– А к литературе, к живописи Одессы – воспринимаете, не воспринимаете? Чужое? Своё?

– Естественно, воспринимаю. Каждый город отличается. Одесса имеет свой Характер и определенный колорит – «одесский». Известно, что Одесса – это один из важнейших центров авангарда в Украине. Когда я была в Ялте, в Ужгороде, в Киеве, и во Львове – я обратила внимание на то, что там совершенно иные традиции. А Одесса очень самобытный город. Художники в Одессе очень хорошие, независимо от того, каких они придерживаются ориентаций. На мой взгляд, каждый художник интересен.

 

– Поняли. Вы разрешаете художникам все сексуальные ориентации.

– Я им всё разрешаю.

 

Евгений Голубовский

Евгений Деменок