Как и обещали, мы публикуем первое интервью в рамках проекта Евгения Голубовского и Евгения Деменка «Смутная алчба», посвященного современному искусству Одессы. Представляем вам интервью с Игорем Гусевым:

 

– Есть такое понятие, как самооценка. В художественной жизни Одессы как вам видится ваше место – в первой десятке, в первой пятерке?..

– Скорее всего, первая сотка. Потому что я всегда привык оценивать культурную ситуацию, не полагаясь на временной континуум. Если в Одессе жили такие прекрасные авторы, как Кандинский и Костанди, то я считаю, что нужно выстраивать ряд от них, а не только из художников 2009 года. Если рассматривать только сегодняшний день, слишком маленький фрагмент получается.

– И тем не менее, если все-таки вернуться к 2009 году…

– Я считаю, что в первую десятку можно отнести всех тех художников, которые выставлялись в галерее «Норма». Это галерея, которая в нашем соседнем дворе – подвальчик на Кузнечной. Я считаю, что это были Стас Подлипский, Сергей Зарва, Леонид Войцехов… В групповых выставках участвовали все те ребята, которые относятся к группе «Арт-рейдеры» – Гоша Кушнир, Александр Шевчук, Лёша Рудой…

– В этой десятке, конечно же, и вы.

– Конечно же.

– Насколько динамичной, по-вашему, в 2009 году была художественная жизнь Одессы? Вообще, существует ли эта художественная жизнь?

– Она появилась.  В контексте города её можно назвать «художественная жизнь». В украинском и мировом – это, к сожалению, слабые потуги. Но что-то появилось. Открылись и функционирует достаточно много галерей, арт-центров. Какой-то фон появился. Непонятно, можно ли это назвать современным искусством, но какие-то проявления существуют. Выделения.

– Каждый век формировал свои художественные направления. Конец XIX века – импрессионизм, XX век – кубизм, сюрреализм, абстрактное искусство, поп-арт, потом пришёл постмодернизм. Какое из этих направлений повлияло именно на вас?

– Да всё, в сущности. Вся история мирового искусства.

– А сегодня что для вас важнее?

– Сегодня важнее актуальное искусство. Может быть, это звучит спекулятивно, но если сегодня искусство не актуально, значит, его просто нет.

– Были ли у вас учителя? Кто из них формировал вас? Я имею в виду не формальных, в училище, а какие-то один, два, три художника, которые действительно на вас повлияли. Для кого-то это Хрущ, для кого-то Егоров, а для вас, может быть, совершенно другие…

– Да все понемногу. Серёжа Ануфриев учил свободе в искусстве, Саша Ройтбурд учил позиционированию в искусстве, Гнилицкий давал драгоценные советы. Из заезжавших сюда – был Олег Кулик, который двумя-тремя фразами может заставить поверить в себя.

– Сегодня одесские искусствоведы называют Егорова и Хруща классиками одесской школы. А кого бы вы возвели в ранг классика?

– Я думаю, что соглашусь с искусствоведами. Они не особо старались понравиться публике. В Одессе очень много художников, которые пытаются сотворить нечто, что было бы удобоваримо и рассчитано на усреднённого потребителя. В вышеупомянутых авторах такого не было, и это их выделяет из общей среды.

– Как бы вы объяснили, что такое современное искусство и что такое актуальное искусство?

– Существует мнение, что если картина написана сегодня и выставляется на Соборке, то это тоже современное искусство. Я пытаюсь спорить, что нет. Мне кажется, что произведение, которое можно отнести к актуальному искусству, должно находиться внутри ещё не отработанной проблематики. В нём должен присутствовать определенный жест, новаторство. И если оно не несёт в себе подобных критериев, то это просто симпатичная картинка. Пусть даже её через десять лет напишут.

– Является ли Одесса художественной провинцией? Является ли Украина художественной провинцией? И где в таком случае центр?

– В Украине центр находится в том месте, где происходит сосредоточение капитала. И это место - Киев. А Одесса - город транзитный, через него проходит множество денег и товаров, но здесь не оседает. Естественно, здесь никогда не будет центра искусства.  Украина – это загадочная страна, до сих пор не ясно, это ещё Европа или уже Азия. Когда произойдет её самоопределение, центр без труда найдется. Есть все предпосылки для того, чтобы Украина была центром.

– А какие предпосылки?

– Хорошее геополитическое расположение. Она могла бы удачно синтезировать западную и восточную культуру, что отчасти и происходит. Но украинское правительство занято эстетизацией писанок…

– Это называется шароварной культурой.

– …да, это всё очень тяжело…

– Рыночная оценка работ на аукционах определяет ли для вас значение художника?

– Это и есть один из критериев актуального искусства. Если картина куплена на аукционе за большие деньги и можно говорить о ней как о товаре, то как о произведении искусства - тем более. И наоборот, если менеджеры, дилеры и другие посредники сумели доказать всему миру, что это произведение искусства, значит, в нем уже есть предпосылки для последующей высокой цены.

– Где, когда, за сколько были проданы ваши работы в 2009 году? На каких аукционах?

– «Сотбис», за 11,5 тысяч долларов. И на «Золотом сечении» в Киеве за 7 или 8 тысяч долларов. Это были маленькие работы, поэтому и цены небольшие.

– Прогнозы - штука ненадежная, но всё-таки необходимая для каждого. К чему будет идти, по-вашему, изобразительное искусство в XXI веке? К абстракции? Фигуративному реализму? К театрализации (перформансы и т.д.)? Какой путь вы видите в ближайшие годы?

– Искусство будет постепенно отходить от радикально-философской миссии, которую на него возложил модернизм, оно станет больше обслуживающим звеном. В принципе, таковым оно и являлось все предыдущие столетия: задачей художника была нарисовать голую бабу или натюрморт, который бы радовал взгляд какого-нибудь усреднённого буржуа. Это только прошлый век возложил на искусство миссию нести в массы просвещение и революционные идеи. На сегодняшний день этим руководит Интернет и средства массовой информации. Искусство возвращается к своим исконным функциям – закрывать дырку на стене. (Смеётся) И я считаю, что это не так уж плохо. Пройдя через радикальный период, когда оно являлось революционным и будоражащим массы, оно в себя впитало ряд экзистенциальных тенденций, без которых его теперь сложно представить. Это значительно расширило диапазон  и возможности высказывания.

Влияет ли политика лично на ваше творчество?

– Да. И опять мы возвращаемся к актуальному искусству. Да, да, влияет. Если раньше факт политической сиюминутности могли обозначить клише «утром в газете – вечером в куплете», то сегодня – почему бы и нет?  В 2005 году я  курировал выставку, которая называлась «Конъюнктивит».  Это было как раз во время оранжевой революции. Почему такое название? Да от слова «конъюнктура». Нам захотелось сделать что-то очень и очень востребованное. Конечно же, в Киеве все слегка поморщились, однако через месяц после того как закончилась выставка, все наши работы растащили по другим проектам, которые были естественно уже не первыми. Киевляне проснулись и говорят: «О! А не пора ли сделать что-то, посвященное оранжевой революции?». А одесситы уже давным-давно сделали. Для этой выставки я сделал портрет Юлии Тимошенко, нарисованный в стиле Энди Уорхола, в стиле растиражированной Мерилин Монро. Смешно получилось, что выставка открылась в день её коронации на премьерском месте. И все думали, что это политический заказ, а это было действительно искусство быстрого реагирования.

– Тогда лично ваше отношение к оранжевой революции было позитивным, именно в тот момент?

– В тот момент – очень позитивным. Очень меня это порадовало. Я считаю, что в принципе, каждые два-три года нужно, чтобы такое устраивали.

– Большой хеппенинг?

– Да!

– Насколько давно вы ощущаете себя профессиональным художником? Можете ли вы предполагать, что ваши творческие высказывания влияют на социум уже сегодня?

– У меня с этим сложно. Я постоянно себя обвиняю в том, что не достиг совершенства. Постоянно нахожусь в пути. Наверное, в широком смысле этого слова… Моя первая картина была продана еще в доперестроечных салонах. После этого я себя уже почувствовал профессионалом. Это было случилось в «Интер-салоне» при гостинице «Красная». Всё только-только начиналось. Я продал картину в 1988 году за 500 рублей и подумал: «Ну вот, наконец началась взрослая прекрасная жизнь! А следующие картины будут лучше, больше и дороже». Но так не получилось.

– Всё-таки получилось.

– Да, но спустя время.

– А влияют ли сегодня, в 2009 году, ваши художественные высказывания на социум? Ощущаете ли вы эту обратную связь?

– Где-то – да. Потому что я живу в Одессе и не пытаюсь уехать куда-то, поближе к «штабу»…

– То есть не на Манхеттен.

– Да-да! В каждом городе должен быть человек, который отвечает за определенный сегмент того, что происходит. И не то чтобы я ответственный. Я – один из тех, кого при желании, при надобности можно будет спросить. И я готов дать ответ.

– Да, важнее всего, что человек чувствует себя в ответе, а не что кто-то его назначил отвечающим.

– Поэтому я считаю, что есть взаимность. Когда возникают какие-то вопросы, и у нас в современном искусстве что-то происходит, очень часто приходят ко мне. Я первое время как-то даже злился, а потом понял, что пора почивать.

– Сергей Савченко тоже, вероятно, считает, что он на самом пике и отвечает за состояние современного искусства в городе.

– Просто к нему приходят другие люди. И это тоже правильно. Я думаю, что есть люди, которые представляют и художников Соборки.

- В Одессе исчезла профессиональная арт-критика. Нужна ли она вам?

– Скорее нужна. В принципе, может, даже не особо критика нужна, а нужна группа людей, которая бы мыслила категориями современной эстетики, культуры, философии. Такого круга сейчас нет. Есть люди, которые несут в себе ценности 60-х, 70-х, 80-х годов. А те, кто отвечает за сегодняшнее, за 90-е или за нулевые, – или они уехали, или им стало неинтересно. Хотя если бы был круг, появились бы и критики. Недавно ко мне приезжал один художник из Москвы и говорит: «А почему у вас с критикой слабо? Делегируйте кого-нибудь в Москву поучиться. Главное, чтоб не девушку. Останется».

– Есть мастера, для которых важнее всего среда, тусовка. Есть мастера, для которых важна сосредоточенность – сидеть в мастерской, выходить не надо, общаться с книжками, альбомами. Вы к какой принадлежите категории?

– Конкретно сегодня я между двух открытых дверей. Я перебегаю из одного лагеря в другой. Мне, по большому счету, уже не нужна среда, потому что я понял, что тусовка – она будет всегда. Уже интересно поискать что-то в себе, сосредоточиться.

– Какие 3-5 книг оказали на вас воздействие в 2009 году? По искусству или просто литературные произведения. Были ли такие, которые заставили думать?

– Для меня это толстые каталоги, в которых есть мои работы. Это если честно.

– Нужен ли вам Союз художников? Не пришло ли время объединяться в творческие группы, исповедующие одни принципы, и группироваться вокруг каких-то конкретных галерей, а не поддерживать эту мощную формальную придуманную Сталиным систему Союза?

– Необходима его реструктуризация. Это, по идее, как профсоюз художников. И сегодня в мире капитализма художник очень бесправное создание. Кроме того, что он страдает, чтобы его картина родилась на свет и была в лучшем свете представлена зрителю, он ещё впоследствии должен вести войну за то, чтобы после выставки эту картину вернули. Ну или вернули деньги…  И ещё миллион каких-то ненужных движений.

– То есть Союз должен быть. Но должен стать профессиональным союзом защиты прав.

– Обязательно. А он не исполняет этой функции. Галерея – это хорошо. Но галереи содержат буржуа, интересы которых направлены на… Понятно какие. И не всегда они совпадают с интересами художника. В этом смысле Союз должен существовать, его можно и нужно модернизировать: не только станковое и монументальное искусство, сегодня уже недостаточно таких определений, – а это и перформанс, и фотография, и инсталляция, и всё что угодно.

– Какую галерею в Одессе, в Украине вы могли бы считать близкой себе по духу?

– В Одессе – это галерея «Норма». В Киеве есть очень много галерей, с которыми я сотрудничаю. С кем на сегодняшний день хорошие отношения, с тем и сотрудничаю. Всё постоянно меняется. А в Москве чуть-чуть сотрудничаю с альтернативной галереей «Черёмушки». Это квартирная галерея. Москва – это совсем другой рынок и совсем другая эстетика. Художественную жизнь, которая там происходит, сложно назвать художественной жизнью – потому что это манипуляция востребованными клише, раскрученные имена, прозападные стратегии, ребрендинг сознания российских масс…

– Как в Украине, так и в России появляются коллекционеры со своим видением. Вот появился в Украине, условно говоря, Пинчук, – ему нравится это, а Ярославскому нравится другое, а Фельдману – третье. То же самое, думаю, и в Москве: галеристы подстраиваются под очень богатых и серьёзных покупателей, а не навязывают стратегию стране.

– Все это правильно, но там чуть-чуть по-другому. Они хотят быть вовлечены в мировой процесс. А мировой процесс существует, в основном, на грантовские деньги - кому-то разрешили не платить налоги за то, что он в искусство инвестировал. И там совершенно другие высказывания, вот в этом мировом процессе. Нам, допустим, не совсем понятно, почему существует искусство чернокожих или искусство лесбиянок. У нас нет даже предпосылок для того, чтобы оно у нас появилось. А в Америке оно существует, и это уже определенного рода стандарт. Россия и Украина только пытаются освоить правила игры, которые нам, исторически ориентированным на разумное, доброе, вечное, вообще оказываются чужды. Там больше политики, экономики и социума, в том искусстве. И уже потом, исходя из того, что там происходит, они пытаются подкорректировать своих живописцев и создать нишу в рынке, чтобы ещё и искусство там было.

Ситуация в искусстве и около него сегодня сложна и неоднозначна. Галереи ломают художников. Из художника пытаются сделать клерка! Его методично  принуждают производить товар, который быстро и хорошо продаётся.

– Но ведь художник может работать сам, без всякого галериста, если у него настолько мощный потенциал.

– Для этого ему надо проводить много времени на светских вечеринках, тусоваться и улыбаться богатым клиентам, что не всем художникам интересно. Художник сегодня - медийная фигура: он должен постоянно мелькать на страницах модных журналов или раз в месяц появляться на ТV. И то, что он производит, уже не совсем важно. В Москве именно с этим всё и в порядке. Налажена эта схема, которой в Украине нет. Да, нам безусловно можно продвигаться в этом направлении. Но конечный продукт, который они, находясь внутри этого борща, производят, не всегда оказывается интересным и востребованным.

– Есть ли контакты с поэтами, артистами, музыкантами? Насколько вы выходите за пределы чисто художнического круга?

– Очень много музыкантов, много поэтов. Такие контакты только приветствую.

– Стремитесь ли к общению с коллекционерами? В чьей коллекции или в каком музее для вас престижно видеть свою работу?

– Это всё происходит абсолютно естественно. Наверное, я бы хотел видеть свои работы в лучших, крупнейших музеях, названия которых знают даже люди, абсолютно далёкие от искусства.

– В киевских музеях есть ваши работы?

– Есть. В Национальном музее украинского искусства и у Пинчук в Центре есть.

– В Одесском художественном?

– Есть.

– А много ли в 2009 году вы путешествовали?

– Да, достаточно. Обычные маршруты – Киев, Москва, Кинбурнская коса. Ещё я ездил в Турцию. Любой одессит был в Турции уже 25 раз, а я вот впервые.

– Какой из музеев, которые вы посетили в 2009 году, произвел впечатление, помог что-то увидеть, осознать?

– Третьяковская галерея. Там каждый раз по-новому все воспринимаешь. В этот раз я анализировал технику живописи и понял, что недалеко, в общем-то, они ушли. Когда я был студентом, всё мне казалось недостижимым и невообразимым. А сегодня я посмотрел и подумал, что при желании  можно создать и не такое!

– Я посмотрел вашу работу на выставке у Дымчука и подумал, что Юрий Пименов мог бы сказать: «А почему это не моя работа»?

– Про Пименова можно сказать, что этот художник как раз очень даже актуальный. Я буквально вчера пересматривал его работы. И сюжеты у него очень актуальные, и живопись у него очень почти постмедийная, а создавалось все в 30-е, 50-е годы. Для меня это удивительно. Время расцвета Дейнеки. Но Дейнека – это тоталитарщина. А тут тонкие, проникновенные вещи.

– Насколько внятно уже видится для вас 2010 год? На каких выставках вы представляете себя участником? На каких аукционах вы хотите, чтобы появились ваши работы? Что вы должны сделать, что написать? У ваших западных коллег всё расписано на 2-3 года вперед.

– Я точно знаю, что покупать меньше не станут. Станут даже больше покупать. А после того как моя работа была продана на «Сотбис», то попасть на эти аукционы – «Сотбис», «Кристис» и «Филипс» – уже не составит труда. Я думаю, что на этих аукционах тоже появятся мои работы,

Четыре года назад начала свою деятельность группа «Арт-рейдеры». В основном мы проводили свои акции на Староконке, Хотя были акции и в других местах города – как-то раз мы несанкционированно отреставрировали Колоннаду. Было много хулиганского и не очень. Хотим в этом году сделать итоговую выставку уже не на улицах города, а в помещении.

– Вы придумали, где и когда будет эта выставка?

– Однозначно в Одессе! Пока срок не обозначаю, но выставка точно состоится в 2010 году.