Интервью с художницей Натальей Лозой в рамках проекта «Смутная алчба-2».

 

– Какие события в художественной жизни Одессы в 2010 году вам запомнились, вызвали интерес? В каких выставках, акциях, пленэрах участвовали вы в том году?

– События в Одессе… Каких-то очень значимых выставок в Одессе в прошлом году, резонансных, я даже и не вспомню. У меня была большая персональная выставка в музее – для меня это очень значительное событие. Художественный музей. Серьёзное место. Такая представительная выставка у меня впервые. Я была на пленэре в Польше. Ну, и несколько таких менее масштабных – зимой в Немирове, весной в Крыму.

 

Вечер, улица

– Повлиял ли кризис на художественную жизнь? Уменьшилось или увеличилось количество выставок, покупок, коллекционеров?

– Наверное, всё-таки немножко прибил активность коллекционеров. Покупки есть, продажи есть, но, в общем, цены достаточно скромные. Количество выставок не уменьшилось, однозначно. Выставок много. Событий много – везде что-нибудь происходит.

 

– Нет ощущения, что, наоборот, с этим кризисом люди начинают вкладывать деньги в живопись?

– Не думаю. Я не заметила.

Вечерние тени

– Не будем уходить от биографии. Какие события в формировании стиля, направления, в котором вы работаете, художественного мировоззрения были ключевыми? Встречи, книги, учителя…

– Для меня, естественно, ключевым моментом в формировании меня как художника была семья, то, что мой отец серьёзный большой художник. Собственно говоря, это меня и сформировало. А кто ещё наложил отпечаток, кроме отца и кроме того, что я всё время, с детства, в художественной среде вращалась и видела выставки и художников, с кем-то была знакома лично… Из моих учителей – Зинаида Дмитриевна Борисюк в институте, на одесском художественно-графическом факультете. Она очень знающий, деликатный, тонкий человек. Может быть, не до конца как художник реализовавшийся, но очень хороший педагог.

 

– В Одессе, да и в Украине в целом, сформировалась группа художников, работы которых продаются и выставляются в престижных галереях и за рубежом. В 2010-м году появилась группа новых имён, молодых художников. Кого бы вы могли выделить из молодёжи?

– Из молодёжи? Кого считать молодежью?

Воронцовский переулок

– До 35 лет.

– До 35 лет? Я не особенно хорошо знаю, кому сколько лет. Не знаю. Стас Жалобнюк молодой еще художник?

 

– Да.

– В общем, как человек, который очень активно работает и активно себя пропагандирует, в общем, он, наверное, такая личность. Больше… Ну, Александр Силантьев хороший художник. Я тоже не знаю, сколько ему лет.

 

- Традиционный вопрос. Где и за сколько продавались ваши работы в этом году? Есть ли постоянные клиенты – галереи, коллекционеры?

– Есть постоянные клиенты. Галереи… Есть ряд галерей, с которыми я работаю в Одессе. У нас есть такая небольшая, но очень активная галерея «Муза», например. И там у меня всё время продаются работы. Сейчас я стала сотрудничать с «Белой луной», и надеюсь, что там тоже будут какие-то подвижки. Потом «Унион». Но он такой, немножко спящий. Салон-галерея на Екатерининской. Но у них свой контингент, в общем. Они, в основном, продают не меня.

Порядок цен – у меня очень невысокие цены. В общем, это такая политика… я тут придерживаюсь того же мнения, которого придерживался Адольф Иванович Лоза, что лучше, поскольку я активно работаю и много пишу, лучше продать больше картин и жить за это, чем поставить высокие цены, не продать ничего и искать какого-то, не знаю, заработка дворника или кого-нибудь еще.

Дом с куполом

– Мировое искусство уже не только в репродукциях присутствует в Украине. Влияет ли то, что происходит в мировом искусстве, на ваше творчество? Может ли сегодня Украина внести что-то новое в мировые тенденции?

– Не особенно я мировыми тенденциями заинтересована, честно говоря. Я уверена, что и Украина велика. Тут каждый, каждая личность может внести что-то в общую картинку, безусловно. И Украина, и украинские художники, в частности. Потому что общемировая картина состоит из этой мозаики. Я думаю, что у нас очень много интересных художников, хорошо подготовленных художников, разных художников в Украине. Уверена, что многие из них могут быть интересны и в мире, если только о них как-то можно будет узнать.

 

– Как личности – безусловно. Но каждый раз возникают какие-то тенденции. Пытаетесь ли вы уследить за этим?

– Нет, я не пытаюсь за этим следить. Более того, я не очень положительно отношусь ко всяким новым тенденциям. Многие из них, мне кажется, неприемлемы для меня, неприятны. Я не нахожусь в русле современных тенденций.

Кафе

– Виктор Пинчук, вручив премии молодым украинским художникам, видоизменил характер конкурса, сделав его нынче международным, что вызвало много критики. Нужны ли, на ваш взгляд, такие конкурсы и премии? Стимулируют ли они творчество? И должны ли быть номинантами исключительно украинцы?

– Всё зависит от того, чего он хочет добиться, Пинчук. Либо тот, кто учреждает премию. Хочет он, как большинство аналогичных меценатов за рубежом, как-то продвинуть своих, либо же нет. Если он хочет растить здесь какую-то плеяду молодых авторов и выдвигать их на мировой рынок, – тогда, наверное, нужны.

 

– Очень многие его критикуют за то, что там уже не десятка украинских, а один украинский художник и девять зарубежных, и получают деньги вроде бы от нашего олигарха какие-то люди со стороны. Хоть, опять-таки, возможно, он пытается тем самым всех уравнять, то есть, чтобы международное жюри смотрело не только наших, а всех одновременно.

– Опять-таки, это его право – платить свои деньги тому, кому он считает нужным. Да, может быть, он таким образом пытается интегрировать в общее, в цельную мировую картинку. А с другой стороны, как у любой медали есть две стороны всегда, с другой стороны, он соблазняет наших молодых художников. Эти деньги сейчас – вот это большой соблазн. Он двигает их, возможно, туда, куда они и не стали бы двигаться. В сторону эпатажного какого-то творчества. Даже не вызывающего, даже не скандального, а может быть, не совсем морального пути в искусстве.

Лето на Пушкинской

– Может ли художник своим творчеством изменить художественную ситуацию в нашем городе?

– Каждый художник своим творчеством вносит свою часть в то, что делается в нашем городе, и конечно, это меняет ситуацию. То есть каждый из нас есть часть общего.

 

– Какие художественные институции нужны сегодня Одессе? Достаточно ли музеев, галерей, кураторов, арт-дилеров?

– Во-первых, то, как работают наши кураторы, арт-дилеры и галереи, – это всё-таки не совсем уровень не то что не мировой, а даже на уровне Украины он достаточно дилетантский. То есть не работают всерьёз. В лучшем случае энергичный владелец галереи может как-то продвигать работы. Нет, недостаточно. Я считаю, что должно быть больше арт-менеджеров, которые занимаются продвижением картин, имен, художников, для того, чтобы художники могли заниматься творчеством, а не торговлей. Потому что это большая проблема. Сейчас у нас нет такой возможности. Не на кого переложить коммерческие вопросы абсолютно. В Одессе таких людей нет.

Летом на Соборке

– Работу какого одесского художника вы с удовольствием повесили бы у себя дома?

– У меня дома висят работы моего отца, это естественно. Еще у меня висели работы Ореста Слешинского, у меня висели работы Юрия Коваленко, ранние. Я радовалась им, с удовольствием на них смотрела. Из живых – моих друзей, Петра Нагулюка, Серёжу Лозовского, если бы они дали мне, конечно, свои работы. Потому что у них всё-таки не такие доступные цены, как у меня, и покупать их работы я не могу.

 

– А меняться они не хотят? Часто художники, абсолютно разные по ценам, меняются. Несколько тысяч и несколько сотен – это никого не смущает.

– Мы не обговаривали это, потому что я, в общем-то, не собираю коллекцию.

На углу Преображенской

– Любите ли вы деньги? Какая была у вас самая безумная трата денег?

– Деньги – это необходимость, это какой-то уровень свободы. Деньги – это энергия, поэтому их не надо любить. Они должны быть. Совершенно естественно они должны быть. Они должны обеспечивать наши повседневные – и не только – нужды. А безумная трата… Наверное, я не позволяю себе безумных трат. Я очень рациональный человек.

 

– Ни разу не купили пароход?

– Пароход, особенно ненужный, мне не нужен. Зачем нам нужна эта Волга с её каналами, с её пароходами?

Столик на берегу

– Говорят, что есть женская и мужская проза. Можете ли вы, глядя на холст, определить, мужчина или женщина художник? Есть ли мужская или женская живопись?

– Да. Моя – мужская.

 

– Как вы отличаете, как вы воспринимаете?

– Обычно есть отличие. Ну, может быть, более жестковатая манера. Скажем, Татьяна Гончаренко очень хороший художник. И в то же время это очень женская живопись, правда? Сдержанная, изысканная где-то, нежная. Мужчины более активны. Хотя, с другой стороны, Эдуард Пороник – очень женская живопись.

 

– Существует ли украинская, русская, польская живопись? Национальная самоидентификация ощущается ли в картине, скульптуре?

– Если художник это ощущает, – то ощущается. Школы – русская, украинская, польская – есть, безусловно. Причем у нас, в Украине, существует как минимум четыре школы. Нет, наверное, даже пять школ. Разных. Очень сильно друг от друга отличающихся и сильно отличающихся от всего остального.

Экскурсия

– Какие вы имеете в виду?

– Я имею в виду: харьковская, крымская, наша (одесская), киевская и западноукраинская. Закарпатская… не знаю, как ее назвать. Западная. В общем, они ближе к Польше, много оттуда взяли.

 

– Отличаете ли вы на любой выставке работу харьковской школы?

– Харьковской – так сразу, наверное, нет. Нашей – думаю, да. Крымчан сразу отличаю. Тех, кого я больше знаю. В смысле не лично художников, а вот саму школу крымскую. Она явно отличается.

 

– Как часто, считаете вы, художник должен делать персональную выставку?

– Я делаю персональные выставки где-то примерно раз в полгода. Я не знаю, нужно ли так часто. Раз в год наверняка  нужно. Реже нельзя – забудут. Чаще – наверное, есть опасность примелькается, станет уже настолько часто, что будет обыденно.

 

– Как часто делал выставки отец?

– В последние годы делал довольно часто, вот уже в постсоветские… Конечно, в советские времена – вы же понимаете, выставка, персональная тем более, могла быть событием масштабов семидесятилетнего юбилея. Только к этому возрасту художник получал право на выставку в музее.

 

– Ваши любимые города в Украине, в мире? Определяется ли это наличием музеев, – или дух города?

– Дух города. Самый-самый-самый любимый в мире город – это Одесса. Причем я это чувствую, действительно. А если не считать Одессы, в Украине я люблю Севастополь. В мире я люблю Питер. Я с ним немножко связана дружескими связями. Что касается еще в мире, в дальнем зарубежье, – я не так много видела, я надеюсь еще побывать во многих городах. Может быть, я еще сильно полюблю Париж, – я там не была. Или Лондон, например.

 

– Ваше главное достоинство. Ваш главный недостаток.

– В жизни или в живописи?

 

– Можно и в живописи, и в жизни.

– В жизни мое главное достоинство – то, что я художник. Мой главный недостаток… Ой, я очень рассеянный человек, и я не нравлюсь людям. Наверное, я жёсткая.

 

– У нас был вопрос об учителях. И очень многие говорили, что мои учителя – это Веласкес, Рембрандт и т. д.

– Не были лично знакомы.

 

– И в связи с этим вопрос: важно ли для формирования художника, где он растёт, в какой среде – в провинции или в столице? И работа художника - имеет ли значение, где художник работает? Как, например, Моранди в Италии сидел в деревне – и тем не менее, делал шедевры. Важно ли это для вас – где работать?

– Важно, где художник рос и формировался. Однозначно важно. Окружение… Если бы Адольф Иванович не учился в Одессе и потом не рос как художник, будучи членом Союза, среди этих художников, скорее всего, он был бы другим художником. То есть среда формирует, совершенно однозначно. Влияние, мнения – это очень важно. Вырасти в деревне большим художником – это чудо. Если нет среды, если нет общения – это чудо. Для меня – ну конечно, важно. Я уже об этом говорила. А важно ли, где работать?..

 

– Нужно ли обязательно жить в столице, чтобы реализоваться?

– Жить в столице, чтобы реализоваться? Не знаю, мы ведь живем не в столице. К счастью. Я чрезвычайно рада этому обстоятельству. И столица – любая, наша, наверное, тоже, – это слишком большая махина, она легко может сломать молодую личность. Слишком велика конкуренция, и на этом фоне просто легко поломаться и уйти куда-то в сторону. А если насчет где работать – грустно, конечно, когда художник работает сторожем в бойлерной или дворником. Так не должно быть.

 

– Мы имели в виду место, где работать. Город.

– Город – очень важно. В этом смысле Одесса – это очень благоприятная среда, настолько разнообразная… Она предлагает массу вариантов. Крым – он весь достаточно одинаковый в художественном плане. Одесса разнообразная, тут можно двигаться во все стороны. И публика принимает, и художественная среда как-то так может принимать ту или иную сторону. И в то же время всё-таки это не настолько жесткий, как Москва, огромный рынок. Здесь, может быть, не надо ещё все-таки быть профессионалом-менеджером, для того чтобы себя продвигать.

 

– Времена не выбирают. Вы сотрудничаете со временем или конфликтуете с ним?

– Да я живу в нём. Каждый из нас живет в том времени, в котором он живёт. Тот, кто думает, что ему было бы проще в XIX веке, глубоко ошибается. На самом деле там не было проще.

 

– В XXI веке тоже не будет проще.

– В XXI-м тоже не будет.

 

– У каждого свое отношение к Одессе. А у вас?

– Я просто её люблю.

 

 

Евгений Голубовский

Евгений Деменок