Интервью с художником Андреем Бабчинским в рамках проекта «Смутная алчба-3».

 

Художник Андрей Бабчинский 

- Какие события в культурной жизни в 2011 году: в театре, музыке, в литературе, в изобразительном искусстве - вы восприняли как значимые для вас?

- Это выставка автопортрета «Я есть». Лаконичное название и интересная идея. Мне понравился психологический момент выставки – каждый художник сам себя рисует. Психоаналитический даже момент. Приятно, что моя работа попала на афишу.

 

- Одесса меняется, как любой город. Что в этих переменах за последние годы вас больше всего огорчило, а что порадовало?

- Если говорить о внешнем облике - мне понравилось, как реконструируют старые здания. И Горсад обновили за последние годы. Мне кажется, это самый лучший вариант – реставрировать старые здания. Это не строить как бы. Когда строят, рядом получаются здания современные, не современные, эклектичные. Но восстановить хотя бы старые, как мне кажется. Вот это вот радует. Еще порадовало, что благодаря экономическому кризису снизилась застройка города, и не так много у архитекторов проектов – и они ничего не портят. Не портят так быстро, как раньше. А плохое – это то, что они уже построили.

Бабочки на белом 

- Мы говорим о мастерах одесской художественной школы, как о художниках, скульпторах. Но они были людьми, порой с неоднозначными поступками. О ком бы вам хотелось рассказать, напомнить нашим читателям?

- Ну, это вопрос для мастеров постарше. Лет через тридцать мне будет о чём рассказать.

 

- Расскажите немного о своем становлении как художника. Что стало первым импульсом? Кого вы можете назвать своим учителем? Влияли ли на вас соученики и коллеги?

- Я закончил архитектурный институт. Это определило направление моей дальнейшей деятельности. Там не было достойного образования, поэтому я занялся самообразованием. В принципе, я рисую с детства, желание рисовать, наверное, врожденное. Лет, наверное, с четырнадцати я уже хорошо достаточно рисовал.

Бабочки на желтом 

- Кого вы можете назвать своим учителем, и кто на вас повлиял?

- Повлияли на меня вообще-то все значимые художники. Каждый из них выражал нечто свое, специфическое, и в настолько яркой форме… Если брать, не знаю, сорок самых известных или самых интересных художников в мире, каждый из них очень отличается друг от друга, каждый свое сугубо индивидуальное несет, и все они по-своему интересны очень. Их всех можно назвать. Я каждый раз смотрю уже что-то новое, впитываю.

 

- Ну, хотя бы пять имен. Кто?

- Лет в шестнадцать, наверное, Ван Гог понравился – психологические интерпретации. В принципе, явление стандартное для всех. Микеланджело. Рембрандт. Микеланджело ясно, чем. О нем много чего сказано, поэтому лишний раз повторять то же самое не буду. У него великолепная, лаконичная, ясная скульптура, ясная во всех отношениях. Законченная, гармоничная. Рембрандт – тоже, само собой. Это лирика, тоже психологизм. Последний из художников, который меня поразил – это Бэкон. И самое последнее, что меня удивило, – то, что я видел в Турции, в археологическом музее – эллинистические скульптуры. В Стамбуле есть прекрасный музей. Потрясающий. Это то место, где все это происходило. И у них огромное собрание. Просто саркофаг – все эти коленки, все это из мрамора просто. Как это может быть? Не верится. Поразило само это чувство мрамора. Они как с воском с ним обращались. Мягкий, глубокий – очень красивый.

 

Цветущий куст 

- А кого-то из наших знакомых можете назвать своим учителем или нет?

- Я не могу назвать никого из наших. Скорее оппозиция.

 

- Когда к вам пришел первый успех? Что вы ощутили тогда? И как вы относитесь к успеху сейчас?

- Успех… Еще, наверное, рано говорить об успехе. На той выставке, что я сейчас сделал (в «Худпромо»), я сделал основной направляющей живопись - не отдельные картины, а целостную живопись. Нелинейное общение с картинами. Можно включить даже какие-то литературные фрагменты. Когда у меня это появилось, меня это очень обрадовало. А сейчас нужно посидеть и подумать.

Игра+3 

- А неудачи? Вы ощущаете их сами или верите критикам, друзьям, которые говорят, что работа не получилась? Часто бывает, когда только оканчиваешь работу, – все они хороши. Только потом доходит, что это не совсем так…

- Мне, в основном, мои работы не нравятся. И не нравятся в течение нескольких лет. Я даже многое уничтожил из-за этого. Мне не нравится – я уничтожил. А кому-то другому они нравятся. Через какой-то год сам смотрю – мне нравится. И чем дальше, тем больше нравится. Я уже не докапываюсь до этих мелочей. А в принципе, в основном, зрителям почти все, что я делаю, нравится. Можно сказать, несколько картин не нравится. Так что, в основном, всем нравятся, но мне они не так нравятся.

 

- Первая реакция такая: сначала не нравится, а потом постепенно начинает нравиться.

- Ну да, я как бы не удовлетворен никогда. Очень редко бываю удовлетворён. Но есть такие картины, которые рисуются с таким удивительным чувством – то, что было внутри, вдруг оказалось снаружи, на холсте. Возникает совершенно новое чувство. Таких картин у меня несколько, и вот они меня как раз полностью удовлетворяют. Это, не знаю, работ восемь, может, десять. Просто то, что внутри, – ты видишь проявленным в работе.

Молитва Георгия 

- Соцреализм большей частью состоял из «заказных» вещей. А как вы сейчас относитесь к «заказу»? Умеете ли превратить его в творческую работу?

- Мне сейчас как раз четыре работы надо сделать. Но я сокращу до двух. Я к заказу отношусь очень плохо. Но в такой ситуации, когда не всегда есть деньги, приходится брать заказы, вы сами понимаете. У меня много заказных работ. И, естественно, я стараюсь всяческими силами заказ превратить, ну, если не в творческий акт, то просто найти центр этого произведения, и начать чувствовать его, и начать развивать это от центра, – иначе оно вообще не получится. Вот сейчас я делаю работы – продолжение моей большой работы со свастикой, которая представлена на выставке. Но мне это не совсем нравится, мне живая работа нравится.

 

- С другой стороны, если посмотреть, вы стоите с другой стороны, чем большинство художников. На самом деле. И это может быть хорошо, потому что очень мало, действительно, сегодня людей, работающих под заказ. В основном все пишут-пишут-пишут – и дай Бог, если что-то продастся. Или уже под выставку начинается работа.

- Парадокс в этих заказных работах, что эти заказные работы, может быть, даже были бы интереснее для зрителя в принципе, чем то, что я сделал для выставки, допустим. Оно просто, наверное, больше цепляет.

 

Ночные пальмы 

- Дмитрий Кедрин, хороший поэт, однажды написал: «У поэтов есть такой обычай – в круг сойдясь, оплевывать друг друга». А у художников? Дружба среди художников – явление редкое или распространенное?

- Ну, я сейчас с Витей Хохленко в Индию еду. В принципе, можно это назвать дружбой? В принципе, я в отношениях такой человек: я не люблю ни на кого давить, и чтобы на меня давили. То есть человеку хотелось бы, с которым я дружу, и какое-то время нам придется находиться вместе, допустим, в путешествии, то он в своей полной свободе находится, я – в своей полной свободе нахожусь. И просто с любопытством смотрю на то, что он делает. Надеюсь, он точно так же относится ко мне. Мне кажется, здесь до оплевываний совсем далеко, то есть вообще нет их.

 

- Ну, а вообще, среди друзей, знакомых?

- Я стараюсь получать приятные эмоции. Если, допустим, мне картина художника не нравится, то я вообще ничего не хочу говорить, и даже думать не хочу.

Танец  

- А вы будете в Индии работать?

- Я думаю, что да. Мне нравится это занятие. Приятно. Вот есть листик белый, я что-то делаю, и на нём появляется что-то. Потом делаю еще – появляется что-то новое. Для меня самого неизвестно, что появится, мне самому интересно.

 

- Юрий Олеша лучший свой роман назвал «Зависть». Многие считают, что зависть была, а может быть, и остается побудительной причиной взаимоотношений. Испытывали ли вы когда-нибудь зависть? И в связи с чем?

- Я зависти, в принципе, не испытываю. Нет, ну может быть, в какие-то мгновения, но, по большому счету, я далек от этого чувства.

У зеркала 

- Вопрос от Константина Симонова: «Если б Бог вас своим могуществом после смерти отправил в рай, что бы взяли вы из имущества, если скажет он: выбирай?»

- Из имущества? Да ничего я не брал бы. А зачем? Зачем имущество в раю?..

 

- Извините за детский вопрос. А зачем вы занимаетесь искусством?

- Во-первых, красиво, когда создаешь работу. Если это, допустим, студия. Тогда красота появляется внутри и снаружи, через себя идет. Как бы впускаешь, ощущаешь ее на самый максимальный процент, на который можешь, и оно выходит из тебя – все хорошо. Это удивительный процесс сам по себе. Это как видеть красоту, только во много раз больше. Это приятно. Тем более, если заниматься постоянно чем-то новым. Появляется каждый раз новое.

 

За барной стойкой 

- С какими пятью одесскими художниками вы согласились бы представлять Одессу в Нью-Йорке?

- Мне Кожухарь нравится, Хохленко нравится. Мне нравятся работы Оксаны Мась. Они лаконичны как бы при трезвости. И пятый…

 

- Четвертый.

- А, четвертый… Сейчас вообще ничего не могу вспомнить никого. К сожалению.

 

- Хорошо. Ладно. Что нужно, для того чтобы одесская художественная традиция не прекратилась?

- Традиция – имеется в виду от Костанди?

 

- Для того, чтобы в принципе появлялись новые художники, новые имена, чтобы передавалось как-то это дело, не заглохло.

- Мне кажется, что здесь ситуация такая. Когда был Советский Союз, то Советский Союз был при этом государством, и Одесса была действительно Южной Пальмирой. Сейчас ситуация такова, что Советского Союза нету, государство открытое, и Одесса, конечно, уже не может быть Южной Пальмирой, потому что есть города и южнее. И так далее. Там просто не было выбора. А сейчас уже выбор есть. И это может быть для Одессы хуже. Но, с другой стороны, в Украине благодаря ментальности или еще чему-то и благодаря тому, что мы как бы часть русскоязычного населения Земли… То есть Россия тоже русскоязычная, но у них ментальность другая. У нас другая. Мы все-таки к этой культуре больше отношение имеем. Возможно, что мы будем все равно какую-то роль играть, потому что мы все равно с этой культурой связаны, и мы ее видим немножко в другом ключе. И Одесса в этом смысле один из городов нашей большой страны. О том, что будет, понятия не имею, но я думаю, что все это будет все равно продолжаться.

 

- Художественный рынок переполнен подделками. Подделывали ли ваши работы? Подделывали ли вы чьи-то работы? И вообще, радоваться или огорчаться тому, что существует индустрия подделок?

- Я ничьи работы еще не подделывал, и подделывать не собираюсь. Мне это немножко… Честно говоря, я даже как бы брезгую. Я рисовал в детстве какие-то копии, потому что изучал автора, но это было совсем по-другому. А меня никто еще не подделывал, и, в принципе, я надеюсь, не будет, потому что у меня не так много работ, и я все помню, и если что – я их зафиксирую, чтобы не было никаких фокусов. Потому что мне это не нравится. А хорошо ли это? Это живет все своей жизнью. Может быть, хорошо в каком-то смысле. Еще одна форма жизни.

 

- Существует ли для вас проблема: художник и власть? Ищете ли вы благосклонности власти, презираете ее или вообще относитесь к ней равнодушно?

- Мне для изучения жизни хотелось бы, конечно, попробовать разные знакомства. Я как художник – с другой миссией, далекой от власти, нахожусь. Поэтому таких прямых пересечений я не знаю даже. Но так – интересно, конечно, безусловно.

 

- Картину Репина на выставке пырнули ножом, картину Рембрандта облили кислотой. Какие эмоции по поводу ваших работ проявляли зрители?

- Пока еще никто не хотел ничего пырнуть. Я надеюсь, что ни у кого не возникнет желания. Многие как-то странно реагировали на свастику. Допустим, Гринберг сказал: «Как ты мог такое сделать?». Я не понял, почему я не мог, в чем дело, потому что это старый индийский знак… Но мне даже показалось, что он сам мог бы такое сделать. Может быть, он сам бы с удовольствием такое сделал.

 

- Предпочитаете ли вы сами продавать свои работы или радуетесь, когда за вас это делают галеристы и арт-дилеры?

- Очень странная ситуация с продажами работ. Это никогда не бывает просто так. Почти все работы, которые я продал сам, продались при очень интересных обстоятельствах, мне очень понравилась сама продажа. Первую работу я вообще… Нет, не первую, наверное, вторую. Я продал ее за 75 рублей, это еще два года назад, после Нового года, 2 января 2010 года случайному парню. Он читал стихи на чьем-то дне рождения, это было в клубе. У него было такое лицо с большим шрамом ужасным. И картина – там была у меня бомжиха нарисована с аналогичным лицом, только она была совсем не доделанная, я на той работе экспериментировал и выдавливал краску – каплеобразные такие мазки получились. У меня были две краски, золотая и бронзовая. Представляешь – эта бомжиха в золотой сперме как будто бы. И она настолько была похожа на этого парня, а у него действительно было всего 75 рублей, и все это как-то так сошлось, у меня денег вообще не было, и я ему её продал, а все деньги мы пропили с приятелем. Просто она была настолько похожа на него, что он непременно хотел эту работу купить. Она была просто зеркальным отражением этого человека. Я вообще до того собирался эту работу выкинуть. Ну, и какие-то продажи были, и все как-то так интересно продавались. Не так, как это в магазине происходит.

 

- Я знаю, что Дима Банников очень много ваших работ продает.

- Дима, «Золотое сечение» и еще были какие-то прецеденты. Вот в данный момент я, получается, сделал за эти два года… Лучше сказать, что я два года как художник, потому что я до этого занимался архитектурой и профессионально в художественной среде вообще не участвовал. Даже меньше, чем два года, потому что еще два года назад я еще занимался архитектурой. Я делал проекты. За эти два года я написал реально порядка шестидесяти работ, сейчас на выставке находятся девятнадцать работ. Все остальные проданы. У меня осталось две работы дома.

 

- Считаете ли вы стрит-арт, боди-арт, перформанс столь же важными, как станковую живопись?

- Все может быть важно – смотря как это сделано. Какая мысль в этом всем заложена. Как это открыто. Все может быть. Вот, допустим, Бэнкси очень популярен, он что-то несет, и этот юмор воспринимают везде – во всяком случае, европейское население. Я считаю, что стрит-арт замечателен, когда он уместен. Я поклонник любого прекрасного.

 

- Поэта всегда окружают музы. Кто и что вдохновляет художника?

- Меня все-таки вдохновляла, скорее, психология. И человеческие отношения. Ну вот, художник рисует, у него есть какая-то философия. Допустим, великих брать, Микеланджело и Бэкон, – это психология и философия, и все это отражено в их творчестве, как бы прямое отражение. И вот эта вот связь человеческой психологии зрителя и автора меня очень интересовала, и как это все между собой может работать.

 

- И самый последний вопрос. Он у нас немного провокационный. Почему на биеннале в Венецию Украина послала одесситку Оксану Мась, а не вас?

- Оксана Мась, мне кажется, уже лет десять этим занимается. Так широко обо мне никто не знает. Не так я далеко продвинулся по партийной лестнице. Ну, еще и вдобавок, как Оксана говорила в интервью, она вложила свои деньги немалые в это дело. Пинчук же в этом году не финансировал. Единственный, кто был с деньгами и более-менее пристойный, была Оксана. 

 

 

Евгений Деменок

Евгений Голубовский