Татьяна и Борис Гриневы – не типичные для украинских реалий коллекционеры. Они формируют свое собрание, изначально осознавая его общественную и культурную значимость. Не смотря на то, что практически весь массив украинского искусства второй половины ХХ-ХХI века находится в частных руках, коллекция Гриневых – одно из немногих программно публичных собраний.

 

Первого апреля в харьковском ЕрмиловЦентре открывается выставка «Три поколения украинских художников из коллекции Татьяны и Бориса Гриневых». Одновременно с выставкой в издательстве “Основы” выходит каталог коллекции с одноименным названием. Посвятив страсти коллекционирования последние пятнадцать лет, они впервые так масштабно показывают работы из своей коллекции украинскому зрителю.

 

Мы поговорили с Татьяной и Борисом об их увлечении искусством, о стратегии формирования собственной коллекции и перспективах создания музея на основе частных коллекций.

 

Татьяна и Борис Гриневы. Фото: Саша Маслов

 

В начале была страсть

Борис: Как мы начали собирать искусство? Постепенно.

 

Сначала ты очень много работаешь, все время бежишь вперед с неуемной силой, ведь занятия наукой требуют абсолютного внимания. По 20 часов в сутки ты этим занимаешься, живешь. Но со временем устаешь. Да и невозможно постоянно быть на олимпийской высоте: что-то ты в этом забеге уже теряешь, не улавливаешь, не догоняешь. И поэтому сходишь с активной дистанции. Но никуда не уходишь, ведь физкультурником все еще можешь быть, зарядку сможешь делать до конца жизни. Да и привык к постоянной занятости, привык, что есть увлечение, которое отнимает у тебя определенное количество времени, внимания, сил. И ты начинаешь искать себе другое равноценное занятие, желательно тоже связанное с погоней. Ну или с поиском. С каким-то творчеством.

 

Первую работу мы приобрели в 1996 году. По мере того, как становишься богаче, начинаешь чувствовать, что тебе по карману то, чего еще вчера ты представить своим не мог. Ты мог ходить в музеи и любить глазами, получать эстетическое удовольствие. Но вдруг тебе приносят антикварную работу, и ты видишь, ты чувствуешь, насколько это настоящее, и оно сейчас у тебя в руках. Да и предлагают тебе работу за деньги, отдав которые ты не нанесешь вред семейному бюджету. И ты ее покупаешь.

 

Через какое-то время покупаешь следующую работу, но уже кому-то в подарок. Вот так все и начинается.

 

Татьяна:  В девяностых в большом количестве стали открываться антикварные магазины. Там можно было встретить работы известных харьковских художников. Наивность у нас тогда была зашкальная, мы действительно мало что понимали. Однажды к нам попала работа Николая Самокиша – карандашный рисунок, к которому прилагался комментарий о его значимости. И мы его купили. Вскоре, в одной из книг, я нашла репродукцию этого рисунка, а сам он был описан как проходная для художника работа. И я решила познакомиться с автором той статьи. Ею оказалась сотрудница Харьковского художественного музея Денисенко Ольга Иосифовна. Именно она стала нашим первым проводником в художественный мир и самым большим провокатором. Дальше все не просто покатилось, а вихрем понеслось. С ней мы начали  проект «Шляхами Васильківського»: начались знакомства с художниками, походы по мастерским и первые значимые покупки. Мы начали помогать делать выставки. Первую выставку мы сделали в харьковском Доме ученых Бера Пинхусовича Бланка. У нас хранится огромный музейный массив графики Бланка. Также мы можем представить творчество Виктора Игуменцева и Александра Судакова от самых ранних рисунков и до последнего времени.

 

Борис: А благодаря Виктору Сидоренко мы стали интересоваться современным искусством. Дело было в начале нулевых. Проект Сидоренко «Жернова времени» должен был представлять Украину на Венецианской Биеннале. Для этого проекта ему нужен был конический элемент, который  бы показывал, как сыпется песок по аналогии с песочными часами. Он пытался воплотить свою идею различными способами, даже обращался на авиазавод. А мы как раз в это время наладили процесс литья больших заготовок полистирола для проектов по физике высоких энергий. Предложили попробовать. Ко дню его рождения, 31 декабря, привезли заготовку. Но случился казус: заказ был на совершенно прозрачную заготовку, а при выливании произошел захват воздуха, и внутри образовались пузыри неправильной формы. И вот взялись мы рассматривать этот конус, подсветили его и увидели брак. Я сразу же настроился переделывать, а Сидоренко сказал, что как раз это и есть современное искусство − оно появляется произвольно и не всегда контролировано.

 

Виктор Рыжих. «Ступени в парке». Здесь и далее – работы из коллекции Гриневых

 

В том году мы впервые поехали в Венецию и с тех пор не пропускаем ни одной биеннале. Это стало традицией. Та биеннале 2003 года − точка отсчета нашей заинтересованности современными художественными процессами.

 

Борис: Современное искусство сподвигает на изучение себя. Мы постоянно развиваемся, ищем новую информацию. Это важная составляющая нашего с Татьяной Волеславовной подхода к коллекционированию.

 

После поездок по выставкам и мировым музеям начинаешь присматриваться к работе наших художников, замечаешь, как они привносят сюда подсмотренные там идеи. Искусство – это же цепочка компиляций. Что-то принципиально новое сделать практически невозможно, но каждый художник подспудно стремится попасть в историю.

 

Татьяна: Есть художники-гении, а есть те, на фоне которых становятся гениями. Необходимы и те, и другие.

 

О формировании коллекции

Татьяна: Идея создавать коллекцию возникла с концепта харьковских художников. Но если «союзные» художники у нас хорошо представлены, то фотографической харьковской школы практически нет. Мы все-таки больше состредоточены на живописи и графике.

 

Борис: В Харькове была мощная графическая школа. Тут все хорошо сохранилось еще со времен столицы, с периода авангарда. Не все художники могли, да и не все хотели уезжать. Например, Георгий Мелехов, Михаил Дерегус, Анатолий Базилевич переехали в Киев, но многие и остались. Те, кто был причастен к Харькову, попали в нашу коллекцию в первую очередь.

 

Татьяна: Понимание концепции собственной коллекции приходит постепенно. Сначала мы интересовались работами «заслуженных» художников. Но очень скоро появилось осознание, что «заслуженный» – не всегда заслужено, а «народный» – не обязательно народно.

 

Борис: Мы  старались следить за новостями в этой сфере, читали о том, что и как делают молодые художники. В тот момент как раз художники «Парижской коммуны» были на пике. Хорошо помню, как просматривая в каком-то каталоге их работы, я спросил Татьяну Волеславовну, хотела ли она видеть такое искусство в своем доме. И получил отрицательный ответ.

 

Олег Голосий. «Дети едут на сене кататься на поезде» (1998)

 

Татьяна: Мы вышли из советской системы,  были воспитаны на Шишкине и Айвазовском, на передвижниках и реализме. Понятно, что все новое тогда не укладывалось нам в голову.  И мы покупали то, что было понятно. В своем доме мы предпочитали видеть добротные реалистические работы, которые не рвали сознание, настраивали на лирическое настроение, на спокойную волну.

 

Борис: Во время командировок всегда обязательным для меня было посещение выставок. В США, например, каждый университет имеет свое галерейное или музейное пространство. Состоявшиеся выпускники считают своим долгом наполнять его хорошими работами. Мы также всегда посещали мировые музеи. Смотрели выставки импрессионистов, сюрреалистов, экспрессионистов. Начали прокладывать себе культурные маршруты, старались образовываться.

 

И постепенно произошел поворот в восприятии. Собирание «красивостей» уже не наполняло, не давало пищу для ума; реалистичные работы в конечном счете стали все «на одно лицо». Это ведь безопасное искусство. И оно перестало представлять для нас интерес: страсть собирателя ведь заключается в желании собирать артефакты. Не факты (они для историков),  а артефакты, которые противоречат нормальному ходу событий, привычному взгляду на вещи. Сам процесс коллекционирования приводит тебя к такому пониманию. Как только ты в него погружаешься, начинаешь видеть другую сторону медали, знакомиться с другими людьми, другой жизнью. Нашим интересом стали редкие, со своей очень трудной историей работы. Нам сейчас тяжело это представить, но  создававшие их люди нередко страдали за то, что позволяли себе видеть и изображать реальную жизнь, а не убегать от нее.

 

С одной стороны, мы собираем работы более-менее благополучной современной молодежи, которая уже состоялась. С другой – нам интересны 1960-е, 1970-е, 1990-е годы ХХ века. Очень интересен период перелома с 1989-го по 1993-й, когда обвал уже идет, а люди только начинают его чувствовать. Рухнут или не рухнут, взлетят или упадут?

 

Илья Исупов. «Стрижка» (1996)

 

Татьяна: Когда мы покупаем работы на выставке или аукционе, мы, в первую очередь, внимательно смотрим. Мы ищем работу в свой ряд. Она не может сильно выпадать из него. Это ряд художников, которые жили в конкретное время. Работа должна представлять это время, не отставать от него.

 

Борис: Ведь художник иногда бежит впереди времени, делает свою находку, совершает квантовый переход. А ты как зритель должен это увидеть и понять. Если оно ложится в контекст того, что ты сам ссоздаешь, собирая – важно поймать это и не упустить. Ведь коллекция – это уже наш творческий продукт. И диалог смыслов в нем очень важен.

 

(Не)возможность музея

Борис:  Наша первая купленная работа хоть и была антикварной и неожиданной, но мы воспринимали ее как капиталовложение. Сейчас я осознаю, что наша коллекция – это не вложение денег, на самом деле. Чтобы она стала вложением, нужно еще очень много сделать. А я за свою жизнь всего этого просто не успею.

 

Только активная работа с собственной коллекцией приводит к ее капитализации. Сейчас мы только открываем то, что у нас есть, но эти работы пока не имеют цены. Хотя многие из них приобретены на аукционах, это еще не реальная стоимость работ. Это цены внутреннего рынка и они конъюнктурные. Вот работы Гуггенхайма имеют стоимость. У них есть стабильная цена, весь музей имеет стоимость. А каждый посетитель музея – подтверждение этой цены.

 

Все наши работы лежат на полках, они пока не капитализированы. И они будут продолжать лежать, так как их не выставишь все вместе – просто нет такого пространства. Для создания музея семьи Гриневых у меня не хватит личных активов, а с государством в эту игру я играть не смогу по одной простой причине: государство – это «вор». Государство – это обезличенность, когда никто ни за кого и ни за что не отвечает. Оно никогда не отнесется к этому активу бережно, до тех пор, пока не будут заинтересованы какие-то частные собственники.

 

Работа Андрея Сагайдаковского

 

Среда коллекционеров могла бы быть очень мощной коллаборацией. Но если сузить эту тему ко мне, то я по жизни волк-одиночка. Я, конечно, могу петь хором, но искать этот хор я не буду. Если хор позовет спеть что-то вместе, то я с удовольствием откроюсь и побегу. Но специально прилагать усилия не стану. И каждый из этих людей, – коллекционеров, – думает так же.

 

Главное для меня сейчас – обеспечить связь моей семьи с этими работами в будущем. Попав к нам в дом, произведения обзаводятся хорошим провенансом, ведь мы ничего не продаем – только собираем. Можем что-то подарить, но это другое. Хранение, реставрация – это одна часть нашей заботы, а другая и самая существенная заключается в том, что мы пытаемся дать этим произведениям контекст, окружение. Семью, если хотите.

 

Выставка “Три поколения художников из коллекции Татьяны и Бориса Гриневых” в ЕрмиловЦентре продлится с 1 по 15 апреля 2016 года по адресу: г. Харьков, пл. Свободы, 4.

***

Ольга Балашова – искусствовед, куратор, преподаватель. Работает в Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры Украины, в Киевской академии медиа-арта. Пишет для ART UKRAINE, «Украинской Правды» и других изданий.

 

Галина Глеба – изучает искусствоведение в Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры Украины.