С 24 по 30 августа в Одессе, на семи главных арт-площадках прошел первый международный фестиваль современного искусства Freierfest.

 

В контексте фестиваля галерея Худпромо представила персональную выставку Таи Галаган «Double Portrait». «Double Portrait» — это размышление о жанре автопортрета, особенностях его современной иконографии, значении и месте в мире современного искусства. Это визуальная метафора жизни и творчества выдающихся художников 20 и 21 века, совмещенных Таей в одном образе, а саму трансформацию можно наблюдать, используя 3D очки.

 

Автор проекта в интервью ARTUKRAINE рассказала о живописи и поэзии, теории и практике, истине и красоте.

 

 

Об идее «стереоживописи»

 

Я задумалась над идеей «стереоживописи» во время своей кураторской работы над проектом  «Аут» (2010), целью которого было отображение уникальности и творческого потенциала сознания аутистов в пространстве современного искусства. У меня был аутический опыт в раннем детстве. Эту фазу я переросла, занимаясь сначала самоанализом и самодисциплиной, позже — пытаясь осознать почему, например, я стала художником, поэтом, а не бухгалтером, инженером, или врачем, как мои родители и прародители. Почему случилось именно так? Наверное потому что мое восприятие отличалось. Почему отличалось? У меня был опыт другого восприятия. А опыт другого восприятия сложился именно благодаря специфическому психическому фону и опыту: психо-цикличность, спонтанные медитации, эмоциональная отстранённость от окружающего. Один из классических признаков аутизма, к примеру, отстраненное  отношение к родителям. У аутиста нет разграничений на чужих и своих. Он находит одного человека, которого воспринимает как «посредника» между ним и внешним миром и максимально привязывается к нему. В детстве я в основном находилась в доме родителей отца. Моим самым дорогим человеком была моя бабушка, которую я всю жизнь называла «мамочка». Думаю, она во многом повлияла на мою жизнь и профессию, поощряя мой интерес к любому виду творчества. Со своей биологической матерью я виделась только когда она приходила в гости. Возможно, поэтому я для себя романтизировала ее личность. Одно из самых ярких воспоминаний детства — большой календарь, который висел у нас дома над кроватью. Тематикой календаря были женские образы в живописи из коллекции Третьяковской галереи и в этом календаре был портрет Марии Лопухиной кисти Боровиковского. Моя мама была очень похожа на эту «таинственную, закутанную в полу-прозрачную шаль, освещенную теплым золотисто-зеленоватым светом незнакомку», которую тоже звали Мария.   Я была уверена, что это портрет той женщины, от которой я пряталась за шкафом, не выходя на звук своего имени, звучащего из ее уст. В ее же отсутствие я часто смотрела на  портрет Лопухиной, разговаривая с ним, рассказывая о своих детских переживаниях, пока мамы не было рядом.

 

Во взрослом возрасте я испытывала вину перед матерью из-за моего детского безразличия. В процессе работы над «Аутом», у меня возникло желание посвятить ей портрет, в качестве дара покаяния.  Тогда и появилась идея совместить фото моей матери времен моего детства и портрет Марии Лопухиной, тогда я обратилась к технике анаглифа, чтобы портрет «ожил» во времени и пространстве.

 

Я начала изучать принципы создания анаглифа, чтобы из двух плоских образов сделать объемный. Сам анаглиф исключает использование плоских, тем более разных изображений, да еще и в «непрозрачной» технике живописи. Тогда я пошла другим путем и как бы «отодвинула» одно изображение от другого, чтобы между ними образовался визуальный  зазор. Таким образом я пыталась передать суть происходившего в моем детском сознании. Так родился мой первый «стереопортрет».

 

«Double Portrait»

 

В этой серии я обратилась к истории автопортрета как отдельного жанра, в частности,   к истории и иконографии современного автопортрета. Передо мной всплыл ряд звезд современного искусства, от Фриды Кало до Джеффа Кунса, в творчестве которых обращение к своей персоне играло, если не ключевую, то весомую роль.

 

Так, например, наиболее известной работой Энди Уорхола стал портрет Мерилин Монро. На моей работе за образом Монро скрывается образ Уорхола в образе Мерилин.

 

Тая Галаган. Двойной портрет Мерилин Монро

 

В портрете Фриды Кало закодирована средневековая аллегория о Девушке и Смерти, которую воспел в своей картине Ханс Бальдунг Грин. В моей интерпретации жизни и творчества Кало, которая с юности боролась со смертью и физическим страданием, образом лика смерти, наложенном на ее ранний автопортрет, служит графическая работа одного из самых популярных классиков мексиканского искусства Хозе Гвадалупе Посады, известная как «La Calavera Catrina» или « Элегантный череп».

 

Тая Галаган. Двойной портрет Фриды Кало

 

В  портрете Пабло Пикассо соединены известное фото художника в головном украшении индейского вождя и последний автопортрет, поражающий выражением одновременного ужаса и любопытства в предчувствии собственной кончины.

 

Тая Галаган. Двойной портрет Пабло Пикассо

 

В портрете Гильберта и Джорджа все довольно просто: творческий дует с самого начала основан и сфокусирован на их интеллектуальном и физическом единении.

 

В ряду визуальных персонификаций Синди Шерман -  героини кино, культовые образы мирового искусства, классические персонажи балаганных представлений. Настоящая Синди всегда «скрывается» за чужой личиной, создавая двойственный эффект искусственности и натуральности образа.

 

Автопортреты Арнульфа Райнера имеют прямые референции к моменту самодеструкции и трансформации собственного образа. На первый взгляд они производят негативное впечатление, но в то же время этот процесс глубоко самокритичен. Сама ирония Райнера по поводу значимости портрета как такового граничит с шутовством и отчаянием. Эта двойственность впечатлений от его автопортретов определило ему место в данном проекте.

 

За любым произведением искусства стоит тень его создателя. Это, наверное, главное, что я пыталась сказать зрителю в этом проекте.

 

Эпоха делает людей, а люди – эпоху. Творчество художника неразрывно связано со временем, в котором ему суждено родиться. Автопортрет, на мой взгляд, способен выразить это как никакой другой жанр. Декларация вызова общественному мнению, граничащая и сосуществующая с крайней сенситивностью и приватностью, во многом, на мой взгляд, определили пути развития культурного пласта, известного как  «modern art»

 

"ОНА"

 

Эта серия – продолжение экспериментов с тем эффектом, который удалось достичь ранее. Я продолжила игру с двойственностью имиджа и вспомнила о травести, которого когда-то видела на арт-сессии в университете Саскатчеван, где в то время проходила программу магистра. Это были субботние публичные сессии рисунка и живописи, куда мог прийти любой желающий позировать иди рисовать. Я пришла скорее из любопытства, так как проходила программу совершенно другой специализации.  В то утро позировал травести, и все мое внимание было приковано к нему и группе, пришедших порисовать. Этот образ гипер женщины в нарядном платье, в модельной обуви на высоких каблуках, идеальном макияже и шикарном ярко-рыжем парике крайне контрастировал на фоне тех (в основном это были женщины), стоявших у мольбертов в спортивных костюмах и кедах, без макияжа и какого-либо другого намека на «суть» женского пола.

 

 

Тая Галаган. Из серии "ОНА"

 

С травести дивами сложно общаться: они замкнуты, поэтому мне пока удалось сделать только два портрета. Это клубная субкультура, куда трудно пробраться чужаку. Они не любят «разоблачаться», а мне нужно было составить портреты из двух изображений- в макияже и без. Все-таки несколько смельчаков нашлось и вот, придя ко мне в мастерскую, буквально за 15 минут на моих глазах происходило превращение из робких на вид парней в шикарных дива-звезд.

 

За любым внешним маскарадом стоит непростой человек и мне захотелось рассказать эту историю театра Шекспировских времен, перекочевавшую в наши дни на подмостки ночных клубов.

 

Поэзия

 

О поэзии могу говорить долго. Писать стихи начала с детства, немногим позже что и рисовать.  Написать стихотворение для меня — то же, что написать картину в традиционном, академическом смысле: каждое слово подбираю скрупулёзно как оттенок цвета. В поэзии как и в живописи, одни законы: композиция, ритм, гармония цвета, единство света, предварительный эскиз.  Иногда получается, «ала-прима», на одном дыхании, а иногда закончить удается через несколько лет. Слово по своей природе объемно и конкретно. Одно обозначает предмет, другое – настроение, третье – время суток. В традиционной живописи цветом передают пространство и смысл, в поэзии – словом. Ирония в том что традиционная живопись всегда стремилась к иллюзии трехмерного пространства. Вся история живописи — восхождение к трехмерной иллюзии. Слова как краски, их нужно составить в определенном порядке, ритме, композиции. В живописи и поэзии действуют одни и те же законы гармонии. Создание стихотворений и живописных полотен является для меня одинаковым процессом.

 

Образование и преподавание

 

Мой путь в искусство пролегал окольными тропами. Мое детское впечатление о студии изобразительного искусства при «Дворце пионеров» в Киеве  надолго отбило желание рисовать или заниматься живописью: холодный сумрачный холл и неприятный запах гуаши помню до сих пор. А вот совсем ранние воспоминания о мастерской моего двоюродного прадедушки Митрофана Козмина-Пахомова до сих пор вспоминаю как посещение тайной алхимической лаборатории.

 

Главной своей удачей считаю частные уроки по академическому рисунку и живописи с Александром Георгиевичем Полуяновым, к которому ездила через весь город, как к «гуру». Шестимесячного курса очевидно не хватало для успешного результата на вступительных экзаменах в Киевскую академию, и я решила поступить на кафедру теории и истории искусств. Во время учебы дебютировала как художник и в результате была принята на мастерскую программу в Университет Саскачевана в Канаде. Когда я получила диплом «Мастер Изобразительного искусства в области живописи»  мне уже было 32 года. Тогда же я получила работу ведущего преподавателя рисунка в местном только что открывшемся колледже анимации, построив свою программу обучения на основе своих уроков с моим киевским учителем.

 

Параллельно преподавала академический рисунок, анатомию, основы композиции, основы дизайна, теорию цвета.  Однажды придя в Вакуверскую библиотеку решила основательнее вникнуть в курс теории цвета, читая о Джозефе Альбресе, который сам был преподавателем истории цвета в Баухаузе. Тогда я сделала копии таблиц Альбреса и сейчас, когда я работаю над серией рентгеновских снимков чемодана, пользуясь именно этим опытом, понимаю почему та или иная работа нравится в большей или меньшей степени. Взаимодействуя только лишь цветами, подсознательно те или иные цветовые отношения нас притягивают, либо же отталкивают. Курс теории цвета для меня был ключевым. К примеру, серия «Double Portrait» построена на комплиментарных цветах, 3D очки работают так же.

 

Сейчас же, с позиции опыта преподавателя, могу с уверенностью сказать, что академическое образование нужно. Своим студентам я говорю о том, что не собираюсь делать из них художников. Я учу, направляю, подсказываю, показываю разные художественные трюки ( а их не мало).  О себе я обычно шучу словами мальчика из фильма «Золушка». «Я не художник, я только учусь», и говорю я с полной ответственностью и уверенностью в своих словах, потому что искусство – бесконечный путь ученика, как и, впрочем, вся наша жизнь.

 

Красота

 

Красота влияет на души. Для меня красива истина. А что есть истина? «Истина в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти», – цитируя слова Иисуса адресованные Понтию Пилату по версии Булгакова. Нет, все-таки истина – это добро, пусть через боль, но во благо. Истина всегда мудра, она всегда учит и успокаивает. А с истинными ценностями нужно работать, их нужно практиковать. Практика поэзии или практика живописи отшлифовывает, придает огранку душе. Это постоянная практика, в которой заложено, как в молитве, заложено спасение.