На днях в галерее «Коллекция» открывается новая выставка Александра Ройтбурда «Страсти по С(Z)урбарану». Специально к выставке художник подготовил два очень специфических текста - в меру культурологических, в меру психоделических. Сам Ройтбурд полагает, что этими текстами открыл новую веху в истории отечественных письмен об искусстве... 

 

Когда я был маленьким, лозунг «миру–мир» я читал как «мир умир», и детскую душу мою сковывал апокалипсический ужас. А еще я думал, что «масштаб» — это «московский штаб», хрестоматия — это Дева Мария, «це кака пээсэс» — плохое слово, а кастлинского литья статуэтка долговязого бородатого человека в доспехах, стоящая на книжной полке, называется «тонкий ход». Она (статуэтка) и поныне стоит в посудном шкафу моего киевского обиталища, между английским фаянсом и китайским клуазоне, но я уже знаю, что тонкость хода тут ни при чем, а Дон Кихот — герой романа Пьера Менара.

И много других важных вещей узнал я с тех пор. Например, что русский художник Василий Иванович Суриков, попав в Прадо, открыл для себя, что, в отличие от коричневых французов или голландцев, испанцы — черные (а, кстати, сами русские — зачастую, зеленые). И кажется мне, что это от того, что, как однажды заметил Освальд Шпенглер, испанская знать— «из бессознательного чувства гордой отдаленности» — рядилась в роскошные черные цвета. И что Рамон Мария дель Валье-Инклан-и-Монтенегро считал, что испанской литературе присущ взгляд на мир сверху, с точки зависания в воздухе, тогда как англичане — те живут со своими персонажами вровень, в одном пространстве; а французы и вовсе ставят персонажей своих на котурны, и наблюдают их, стоя на коленях.

А также: во дни моей юности друг мой Саша Чумаков — ныне отец Александр— говорил мне восхищенно, что «кристальная холодность католической духовности» ему милей, чем «дух высокий византийства». И было это в городе, где заведения, именуемые в Киеве генделиками, обозначают испанским словом «бодега», причем, без малейшего пиетета, например, «грязная бодега». И где хозяйки жарят биточки из тюльки, они же, в меню киевского испанского ресторанчика «Арбекина» на ул. Б. Гринченко — «оладьи из анчоусов». А еще — старые написания испанских имен и названий: не Сурбаран, а Зурбаран, и не Веласкес, а Веласкез, и Вера-Круц вместо Вера-Круз, и все это подчеркивает ворд красной волнистой чертой. Но об этом Ролан Барт уже написал книгу «S/Z, где назвал Z «жестокой буквой».

И ко всему — козьмопрутковское «желание быть гишпанцем»:

 

Дайте мне мантилью;

Дайте мне гитару;

Дайте Инезилью,

Кастаньетов пару.

………………………………….

Здесь, перед бананами,

Если не наскучу,

Я между фонтанами

Пропляшу качучу <...>

А потом была неделя в Барселоне.

 

И была Испания. И старые камни / готика / барокко / Гауди, и бодеги, и Vino Tinto, Vino Blanco, в особенности — Blanco Рeskatore. И Orujo — этот местный оливковый самогон (и на старуху бывает орухо), и плотоядие, багеты / вонючие сыры / хамоны / сальчичоне / оливки /  анчоусы; и кристальная холодность / фьоретти / мистика / аскеза; и эротика, садомазо, и инферня всякая, и красные рыбки плавали в фонтане посреди готического монастырского дворика меж белыми лебедями, и росли над водой пальмы, и дотлевал в саркофаге прах преподобного Игнатия Лойолы. И, кажется, являлся мне «Образ Святого Франциска, стоящего в своей могиле», восходящий к апокрифическому тексту XIII века (Святой Франциск спустя долгое время после своей смерти поднялся в могиле, и это, похоже, видел художник С(z)урбаран, и написал на этот сюжет картину). И я, подобно художнику С(z)урбарану, решил написать несколько картин. Вот они.

Сам художник С(z)урбаран, кьяроскурист, как назвал бы его Хосе Ортега-и-Гассет, родился и жил в Эстремадуре, и, по большому счету, не имеет никакого отношения к Каталонии вообще, и к Барселоне, в частности. Но именно он стал лицом моего испанского трипа — и хорошо.

Кстати, мы с ним уже пересекались десять лет назад. Тогда мне в Нью-Йорке попал в руки альбом «Сравнительная иконография Христа и Будды». В результате появилась моя картина (и выставка) «Распятый Будда». Мой Будда был с(z)урбарановским.

И, наконец, о методе.

Имиджи С(z)урбарана (и иже с ним) наловил я в Гугле, срастил в фотошопе, написал мастихином, насытил хлебами и колбасами, снабдил кое-где анатомическими излишествами, испещрил каракулями. Получившиеся картины я назвал так, как обычно принято называть великие произведения искусства. А текст к этому проекту написала моя ЖЖ-френдесса Sophiaturbo, а зовут ее Софья Самсонова, и я ее ни разу не видел в реале, и, может быть, никогда не увижу, а живет она, кажется, где-то во Франции и постит в своем ЖЖ странные тексты. Вот он, глобальный мир. И все. И больше ни слова об искусстве.

 

А. Р.

Киев, июнь 2011 г.