ArtUkraine поздравляет ГОГОЛЬFEST с десятилетием! В преддверии открытия фестиваля публикуем размышления его основателя Влада Троицкого о современном театре, катарсисе и акте творчества.

 

Я бы не делал разделения на альтернативный и академический театр, потому что, как и в одной, так и в другой категории есть плохой и хороший театр. Понятно, что это вкусовщина, вопрос личных предпочтений, ведь никому и ничего нельзя навязывать, но одним из критериев может быть то, насколько этот театр резонирует с миром и может быть представлен за рубежом, как в контексте мировой театральной культуры он воспринимается. Если судить по такому критерию, то, театр, условно говоря, делится на хороший – острый, современный, и замерший в прошлом. Безусловно, есть ритуал похода в здание театра, когда ты приходишь в буфет, пьешь коньяк и закусываешь бутербродом, заедая его шоколадной конфеткой. А между этой процедурой смотришь некое представление. Насколько оно тебя касается, насколько цепляет душу – это, опять же, вопрос воспитания, привычки, твоей внутренней ритуальности. Но театр в мире, не в Украине, безусловно, давным-давно находится где-то в другом пространстве.

 

Мы привыкли к социальным сетям, фоточкам, а спектакль – это протяженное время, это измененное время. Поэтому режиссер как сомелье, задача которого − научить человека воспринимать вино, разбираться в его сложности.

 

 

Мне кажется, что лучше не подстраиваться под публику, хотя и это можно. Но лучше, понимая, что люди изменились, искать иные способы общения. Понятно, что базово мы остались прежними: так же больно, так же одиноко, так же любовь-морковь, но именно средства, через что передать все эти чувства, должны быть другими, с учетом того, что нынешнему сознанию тяжело сосредоточиться на большом количестве информации.

 

Театр – это одно из немногих пространств, где ты встречаешься с живыми людьми. Если они говорят на близкие тебе темы, и вы находите созвучие, то это уникальная история. Это не киношечка, не тв-шоу. Я не против развлекательной составляющей театра. Это волшебно! Надо просто понимать, что есть интертеймент, развлечение, куда ты приходишь, условно говоря, с попкорном. И, слава Богу! Такое тоже должно быть. Главное − качество, как это сделано. Другой момент, когда нужно подумать и, может быть, выйти из зоны комфорта. Как раз в этом может быть определение современного театра. Это когда человек каждый раз попадает в зону неопределенности, которая заставляет подумать,  почему это так, почему это говорится именно этим языком, почему позволяет, если ты к этому готов, открыть те шкафчики в своей душе, которыми ты обычно не пользуешься.

 

 

Чтобы реально испытать катарсис − слово, которое сейчас почти никто не использует, − нужно быть открытым сердцем. И такой театр есть, такое переживание бывает, когда вокруг тебя вдруг меняется мир, течение времени, твое восприятие, меняется даже твоя самоидентификация. Ты становишься частью мира. С тебя спадают оболочки, которыми ты прикрываешься, так называемые имиджевые «няшечки», в которых ты уже давно сам себя потерял. Где такое может произойти? Конечно, не дома или на работе. Возможно, что театр – это новая сакральность, одно из мест, где к тебе возвращается твое человеческое.

 

 

Пауза, музыка, любая визуальная картина, предельная искренность, провокационность – все это может быть инструментами современного театра. Другой вопрос, нет ли в этом манипулирования зрителем. Хотя, театр вышел из религии, из мистерий, которые сопровождали религиозные действа и, доносили некие духовные смыслы. А религия всегда манипулировала человеком. Народный театр или музыка были для души, а для духа – то, что происходило в стенах храмов. В наше время, на мой взгляд, театр потерял свою духовную составляющую, хотя  потребность у людей в ней есть. Церковь эту функцию уже тоже не может нести.

 

У нас очень обеднена речь, наш лингвистический запас сузился до неимоверности. С одной стороны, есть определенное обаяние, когда ты со сцены слышишь свою же речь – о, живые! Но это игра на понижение. Хотя я поставил много спектаклей по современной драматургии, жесткие, даже с матом, но в какой-то момент я исчерпал для себя эту тему. Так получилось. Достоевский все-таки поприглядистей.  Это интереснее. Образность, богатство и вкус языка мне многое дает. И публика тоже устала от примитивизации, вульгаризации пространства.

 

Влад Троицкий

 

В искусстве для меня наиболее важным и значимым является сам акт творчества. Во-первых, определить, что это такое. А дальше – как с ним быть.  Когда мы говорим расхожую фразу о том, что в каждом из нас есть божья искра, можно вспомнить о созвучии слов «творец» и «творчество». То, что человек создан по образу и подобию Божию, мы же не воспринимаем буквально как ручки, ножки и носик, а все-таки как духовное и душевное состояние, способность созидать. При этом творчество – это ведь не только быть художником или писателем. Ты можешь творить, когда учишь детей, лечишь кого-то. Настоящий врач – художник. В любой работе, в любом действии можно найти акт творчества или печальное ремесло, когда ты не человек, а функция. Но творчество − это акт создания того,  чего не было. Раз этого не было, то ты не знаешь, каким будет результат. У тебя нет критериев. И если ты зависим от внешних реакций на то, что ты делаешь, тебе важно как на это отреагирует мир. Это очень непростое чувство. Творчество – это не зона комфорта, а зона риска. Не уверен, что к этому каждый готов. Конечно же, проще переложить ответственность за свою жизнь на любого другого – президента, мэра города, мужа или жену, а самому брюзжать. Так называемая диванная критика – это яд, для себя я ее называю бесовской энергией, не созидающей, а разъедающей, прежде всего того, кто ее извергает, превращая человека в мизантропичное злое существо.

 

Фото с официальной страницы  ГОГОЛЬFEST в Facebook