В этом году FIAC – международная ярмарка современного искусства – прошла в Париже в 39-й раз. Несмотря на то, что непосредственно “foire”, презентация стендов почти двух сотен галерей со всего мира, длится пять дней и сосредоточена в Grand Palais, события вокруг проекта начинаются заранее, территориально полностью покрывая Париж и предместья. Ещё около месяца после FIAC журналисты и работники сферы искусства обсуждают содержание и результаты FIAC. Неделя ярмарки концентрирует вернисажи не только в галереях, потенциально планирующих привлечь коллекционеров, но и во всех институциях, начиная от diy-пространств и заканчивая крупными арт-центрами, и включает, в том числе, запуск новых площадок и освоение публичного пространства. С интервалом в несколько дней  прошло награждение художников премиями Prix Lafayette и Prix Marcel Duchamp. Это говорит о том, что функции FIAC, как и многих других ярмарок, закрепивших статус двигателей рынка, эволюционируют и существенно трансформируются.

Вип-превью: внутри Grand Palais 

  

Художницы Ева и Адель на вип-превью FIAC (фото saywho.fr)

 

В этом году и организаторы, и участники принялись за эксперименты. Европейские институции отчётливо осознают потребность преобразования своей деятельности – словно после ряда общих экономических кризисов над всеми повисло чувство вины (оправданное или не очень) за наличие вообще коммерческого аспекта искусства. Естественно, работы продаются – но сегодняшний мировой арт-рынок выглядит как пристыженный рабовладелец-просветитель: он позволяет искусству всё, выдерживая высокие цены как дань уважения. FIAC даже не делится аналитикой продаж – информацию о результатах публикуют исключительно сайты, занимающиеся мониторингом рынка искусства. Из них узнаём о том, что работа Трейси Эмин была продана за 150 тысяч евро, коллекция рисунков Луиз Буржуа ушла за миллион долларов, а «Surréalisme» Макса Эрнста – за шесть. Но это мелочи.

  

Клэр Фонтэн: «Someone is Getting Rich»

 

Если в Украине и России многие галеристы заявляют, что «рынка нет», то во время FIAC можно сделать тот же вывод в мировом масштабе. Только причины, конечно, не в отсутствии покупателей. Наоборот, помимо нью-йоркских и парижских коллекционеров, громадную активность проявляют любители искусства из Марокко и Саудовской Аравии. Героем дня FIAC остаётся Франсуа Пино – при этом я никак не могла смириться с мыслью, что это действительно не придуманный Уэльбеком персонаж. Несмотря на сомнительную экономическую стабильность в Европе, искусство продолжают покупать, а посещаемость ярмарки продолжает расти (на 3,7% по сравнению с прошлым годом). Но рынка нет – он хитро скрыт головокружительной свободой, которую позволяют себе кураторы и художники. В Париже современное искусство – «wishing well», в который охотно бросают монетки владельцы заводов, машин, пароходов, образуя Fondation d'entreprise Ricard, Fondation Cartier, Prix Lafayette и другие институциональные инициативы, поддерживающие современное искусство и помогающие развиваться молодым художникам, кураторам и теоретикам. Но главным меценатом является, конечно же, государство. Должна сказать, что тёмные очки ношу чаще розовых, потому любое явление склонна прощупывать на предмет идиотизма и цинизма. Как я ни старалась, придется признать – Париж создал безупречные с точки зрения этики условия для существования искусства.

Галерея Marian Goodman демонстрирует работу Пьера Хьюга снаружи бокса

 

Ни коммерческие партнеры, ни государство не позволяют себе касаться содержания представляемых проектов. Огромные железные распятия, пятиконечная звезда из гашиша, «Also sprach Allah» и обгоревшие перевёрнутые автомобили на выставке Аделя Абдессемеда в принадлежащем государству Centre Pompidou? Да, и более того – в шорт-лист номинантов на Prix Marcel Duchamp Абдессемед попал ещё в 2006 (партнерами премии, помимо Centre Pompidou, являются также подведомственный французскому Министерству иностранных дел Institut Français и, собственно, FIAC). Нам остаётся оплакивать украинские перспективы по дороге в Киев, прикрывая лицо октябрьским Vogue Paris с интервью Абдессемеда о его последних работах, полных тонкой вязкой агрессии. Шучу, конечно. Но всё-таки даже тот факт, что директора Centre Pompidou назначает министр культуры, вызывает неспокойные чувства у человека из страны, в которой тучи пошлости неоднократно собирались над Национальным художественным музеем и не так давно был запрещён проект Дорошенко и Кулика в Шоколадном доме, не говоря уже о несчастном «Украинском теле» в VCRC.

Работа Аннет Мессажер в боксе галереи Marian Goodman 

 

Как государственная, так и спонсорская поддержка не режут глаз гектарами логотипов на баннерах. Иногда коммерческое участие воспринимается как неудобная необходимость. К примеру, кураторы Palais de Tokyo извинялись перед нами за практическую необходимость представлять выставку истории Дома Chloé (к слову, отменно составленную, с фотографиями Ги Бурдена и Хельмута Ньютона, – можно было и не извиняться): «зато такие проекты позволяют нам финансировать проведение выставок, комментирующих различные социально-политические события». Потому этажом выше – проект Андрея Ерофеева, посвященный теме суда над Pussy Riot. Помимо этого: целые залы потрясающе собранных и контекстуализированных произведений, от видео Родни Грэма до презентации PowerPoint art молодой художницы Сесиль Б. Эванс с последующим диджей-сетом. «Мы призываем создавать выставки, которые будут не похожи на выставки вообще», – говорят в Palais. Обдумывая этот соблазнительный тезис, выхожу на крыльцо и тут же встречаю Бориса Гройса, который пришёл презентовать здесь же свой проект «После истории: Александр Кожев как фотограф». Работы представлены в качестве десятка проекций сменяющихся слайдов. Для Гройса Кожев – не только неогегельянец, но и поп-артист (и племянник Кандинского, как ни крути). Проект «После истории» оказывается прекрасным примером того, как инновация в осмыслении позволяет хранить наследие и актуализировать архивы.

Флажки FIAC по всему городу – черным по белому, в зеркальном отражении и в негативе.

«Эй вы, виночерпий!» Вип-превью FIAC. Шампанское в ведерках со льдом развозят отдельно всем галеристам, которые в личном порядке угощают своих гостей.

 

Сердцевина проекта – боксы мировых галерей в Grand Palais – оказалась великолепной ярмаркой утонченных уродцев от современного искусства. Сирая интерьерная скульптура и салонная живопись? Нет, не слышали. В этом году даже французские медиа, вроде телеканала i-tele, назвали FIAC провокационной. Галереи-участницы представили цельные, дерзкие и концептуально сильные выставочные проекты (а стоит сказать, что при FIAC, как и при любой крупной арт-ярмарке, ежегодно функционирует отборочный комитет, потому принцип «что муженёк сделает, то и ладно» здесь неприемлем). Hauser & Wirth показывали свежую Риту Акерманн и Пола Маккарти, включая его известную работу Static Brown с Бушем-младшим и свиньёй в главных ролях. Лондонская галерея Sadie Coles HQ не стыдилась вылезающих их унитаза колготочных конечностей Сары Лукас, а моя любимая Luhring Augustine демонстрировала любимых Ларри Кларка, Ясумасу Моримуру и Даидо Морияму. Сами галеристы заявляют, что FIAC оказалась намного качественнее, чем, к примеру, Frieze. Помимо провокаторов последнего поколения, галереи FIAC впервые за несколько лет не сговариваясь представили в изобилии искусство второй половины двадцатого века, при этом всё не ограничилось обязательными Хоаном Миро и Луиз Буржуа. Йозеф Бойс, Клаэс Ольденбург с Косже ван Брюгген и Нам Джун Пайк – на FIAC то тут, то там поблёскивал или отблёскивал вкусный Флуксус. В заявленном контексте искусство обретают вторую молодость, язык произведений актуализируется и эволюционирует, совсем как у фотографий Кожева на выставке Гройса.

Мишель Лами, супруга и рабочий партнер дизайнера Рика Оуэнса на вип-превью FIAC (фото saywho.fr)

 

Неделя FIAC – повод сосредоточить и без того бьющие ключом проекты, сравнить и подвести итоги, раздать награды и узнать, что нового. Эксперименты с публичным пространством, составляющие собственную программу «hors les murs» ярмарки, были явно слабее подобных опытов в параллельной программе. Скульптура Жауме Пленсе на Вандомской площади при всём качественном исполнении и довольно забавной идее заставляет желать, чтобы её там не было. Дальше – больше. По садам Тюильри разбросаны инсталляции-аттракционы и объекты, которые необходимо невротично сверять с картой их расположения, первым делом убедившись, что это не элементы постоянной экспозиции Тюильри, и что у таблички с именем Яйи Кусамы установлена работа Паскаля Мартена Тайю, а не наоборот. А никто и не говорил, что современное искусство – это развлечение или отдых. Вдобавок к этому, многие проекты в Европе продолжают вдохновляться идеями dOCUMENTA 13 Каролин Кристов-Бакарджиев, и публичная программа FIAC не стала пасти задних. Очередной эксперимент в этом направлении проделали на территории Jardin des Plantes и Национального музея естественной истории. Среди кустов и клумб расположили скульптуры Дэвида Нэша и минималистичные, едва различимые работы, вроде “i am” Хермана де Фриза. В помещении музея среди скелетов динозавров и чучел экзотических животных были инсталлированы разнообразные работы, призванные объединить и сопоставить творчество человека и природы. На открытии проекта занятнее всего, как обычно, было наблюдать за публикой. Растерянно пожевывая канапе с королевскими креветками и сомневаясь, можно ли разгуливать по музею с бокалами, любители искусства с опаской поглядывали на чубаккообразных Адама и Еву в инсталляции-перформансе Ивана Кледа и Коко Петитпьер. И затем, скрывая детский восторг и неловкость, шли с тоской в глазах смотреть на динозавров и касаток – как будто в очередных нелегких поисках остальных предметов современного искусства, скрывающихся между экспонатами.

Граффити в Марэ

 

Совершенно иной опыт в тот же вечер представила «Ночь галерей» – через день после открытия FIAC практически все парижские галереи продлили своё рабочее время до 11 вечера, многие из них спланировали на этот день открытие новых выставок. Следует сказать, что большинство крупных галерей не сочли необходимым эксплуатировать своих сотрудников и закрылись всё же пораньше, тогда как молодые устроили себе настоящий кутёж. Увидеть всё сразу было физически невозможно, потому мой осмотр заключался в гонке сквозь Марэ. Из пункта А – ювелирного шоурума Лижии Диас, в котором, помимо банок из-под пива, можно было увидеть небольшую выставку молодых швейцарских художников и заодно поболтать со слоняющимися сотрудниками Palais de Tokyo, в пункт Б – на открытие черностенной и животной выставки Лори Грео в шикарной Galerie Yvon Lambert. В промежутке между ними всё искусство можно было запросто наблюдать с улицы, проносясь мимо малоинтересных витрин с очередными вариациями на тему. Спешка была оправдана потребностью реанимироваться в отеле перед вечеринкой в Maxim’s в честь вручения Prix Lafayette немецкой художнице Михаэле Айхвальд. Одним из организаторов был журнал Toiletpaper, основатель которого – Маурицио Кателлан – принимал активное участие в этом неистовом действии. А утром снова груда дел, из-за которых именные пригласительные на остальные вечеринки в последующие дни скрепя сердце приносятся в жертву во имя нескольких часов сна.

FIAC и сопутствующие проекты, неважно, сильные или слабые концептуально, однозначно продемонстрировали искусство с человеческим лицом. То есть, с лицом художников и кураторов – в  гораздо большей мере, чем лицом навязанных идеологических факторов и денег. Километровые очереди, выстраивавшиеся в Grand Palais под малоприятным дождём в дни после открытия, подтверждают: «значит – это кому-нибудь нужно». Когда искусству дана свобода и должные условия для выживания, оно вовсе не становится скучнее. Наоборот, заостряется внимание к процессу, сильнее проявляется то, что можно описать дюшановским выражением чувства «extatiques esthetiques» (sic). А этому ощущению многим стоило бы поучиться.