Я собираю чемоданы и плачу. Мне совсем не хочется уезжать из Бухареста – здесь есть все самое важное – дружба, работа, борьба и любовь. Мне было хорошо в теплом, южном городе с восточноевропейским шармом. М. говорит, что я “very bad in timing”. И он прав – глупо, когда глубина и восторг отношений становятся наиболее интенсивными за несколько дней до отъезда. Плохо, что именно сейчас я должна уехать на значительное физическое расстояние, удвоенное визовой границей, от человека, любовное и интеллектуальное партнерство с которым удивило. И я не могу писать этот давно обещанный текст, ведь он о явлении, которое я изучаю, практикую, и пропагандирую. Не могу писать о любви, когда мне от нее больно.

Иллюстрация к материалу. Фото: Максим Белоусов

Статья из ART UKRAINE № 2(27) март-апрель 2012. Рубрика ТЕМА НОМЕРА

Меня утешает С., мой молдавский сердечный друг и любовник. Он недавно разошелся с девушкой, и ему тоже грустно. Мы поддерживаем друг друга и говорим, что очень любим – по-другому, но любим. По-другому значит, что я не его подруга жизни, и за тот год, что мы вместе, у меня также поменялось несколько «основных партнеров». Мы видимся редко. Я с удовольствием слежу, как С. совершенствует свое актерское мастерство. Он слушает мои истории о других партнерах, дает джентльменские советы и поет песни. Я с улыбкой думаю о прогулке весенними холмами Молдавии, свежем ветре, цветах и вине, которые у нас впереди. Переключаю музыку с Псоя Короленко, который помогал бороться с депрессией, на Pink Martini. Ведь С. напомнил мне, что любовь не знает границ, что она всюду. Эта разная любовь. Множественная. Поли-любовь. Полиамория.

В эти «чемоданные» часы я хочу написать о альтернативах моногамии, которую принято считать единственной нормой личной жизни. Остальные варианты демонизируются с еще большей настойчивостью, чем не-гетеросексуальности. To be the only one. Love you forever. И жили они долго и счастливо. Романтическая обертка поп-культуры рассказывает нам бесчисленные сладкие сказки о встрече принца, верной любви сквозь века, и т.д. Реальность показывает другое – многочисленные разводы (в лучшем случае), измены, ложь, неуважение, депрессии, насилие, ненависть. Казалось бы – ну и что тут такого, жизнь как жизнь, всякое бывает, кому-то не повезло. Но если этих «кому-то» такое множество, возможно, проблема не в людях и их решениях, а в той «норме»,  которую они пытаются воспроизводить?

Идеалом любви мы считаем супермоногамию – встретить свою «половинку», желательно в юности, рожать детей, умереть в один день. Любые отступления от этого сценария воспринимаются негативно: отсутствие отношений – как неполноценность, разрыв – как драма. Но стоит помнить, что сегодняшнее понимание романтической любви (как вечного союза родственных душ на основе взаимного влечения и свободного выбора) существует всего несколько столетий, впервые описанное в немецкой литературе романтизма, в XVIII веке. Виденье семьи как надежного пристанища, места отдыха от давления эксплуатирующей конкурентной среды, эротического и эмоционального санатория также не особо древнее. Понадобилось время (и капиталистическая индустриализация), чтобы именно эти представления о «норме» личной жизни стали доминирующими, победив брак по договоренности и семью как хозяйственную единицу, необходимую для выживания. Нет ничего удивительного в том, что модели личных отношений ощутимо меняются вместе с общественными изменениями – всего несколько десятилетий назад брак между представителями и представительницами разных рас, национальностей или социальных классов был неслыханным скандалом. Сегодняшние представления о браке как союзе между двумя людьми разного пола также могут быть изменены в направлении партнерства между людьми одного пола или между более чем двумя людьми (признание полиамурних союзов).

Если коротко, то полиамурность – это философия и практика близких, любовных отношений с более чем одним человеком одновременно. Не измена, не предательство – наоборот, ответственная, нравственная и сознательная не-моногамия, которая требует много внимания, чуткости и труда. В богатых западных обществах различные практики, которые вначале 1990х получили название полиамурности, существовали с 1970х годов (в то же время полиамурность следует отличать от хиповской «free love», полигамии и свингерства). За последние 20 лет возникли многочисленные англоязычные форумы и мейл-листы, посвященные специфическим проблемам полиамурных людей, формированию нового этического кодекса отношений, обоснованию законодательных новшеств и изменению общественного мнения. Поли-активизм (чем то схожий с ЛГБТК активизмом) борется с дискриминацией – увольнениями с работы, лишением родительских прав и осуждающими взглядами.

На вопрос, как это работает, ответов множество. Пара в первостепенных отношениях соглашается на дополнительные отношения в формате «второстепенного партнерства» - влиятельных, глубоких связей, в которые инвестируются время и эмоции, или «третичных» - близких к случайным романам. Трое создают близкие, преданные отношения, в которых отношение каждого / каждой к другим примерно одинаково. Человек поддерживает отношения с обоими партнер(к)ами, которые не столь близки между собой. Групповой брак. Интимная сеть. Поли-одиночки.

Идеального сценария полиамурной любви нет – только базовые принципы, на основе которых выстраиваются уникальные правила взаимодействия, через эксперименты и переговоры. Самопознание и персональная автономия, радикальная честность, перманентное общение и компромиссы, эмоциональность, близость, сопереживание. Поскольку готовые правила гораздо легче принять, чем создать собственные, полиамурность (теоретически) предполагает высокий уровень самосознания, ответственности, а также инвестиций времени и энергии в любовные отношения, что составляет основу нравственного самооправдания этого движения. Но и полиамурность может провоцировать страдания, навязанный компромисс вместо добровольного.

Полиамурные взаимоотношения разнятся по степени радикальности – если формат открытого (или группового) брака достаточно консервативен, то идея интимной сети, в которой размываются границы между любовью и дружбой, чувственной и платонической любовью, разрушается связка любви-секса-репродукции как триединой практики, которая должна быть полностью реализована в отношениях с одним человеком, намного радикальнее. Коммунальный тип общежития и воспитания детей (который предвидят некоторые формы полиамурности) также поднимает вопросы реформирования отношений частной собственности, социальной организации репродуктивных практик и медицинских сервисов, структура которых сегодня задается приматом моногамной семьи. Именно здесь политическое  обуславливает личное. Доминирование моногамии не нейтрально – фиксация репродукции и ухода за детьми / больными / стариками в семье является следствием политического разделения между статусным производительным трудом и обесцененным воспроизводящим, другими словами – способом капиталистической эксплуатации. Отсутствие доступных социальных сервисов, неолиберальное возложение ответственности за судьбу и физическое благополучие исключительно на самого человека формирует фон незащищенности, неуверенности и уязвимости, в котором любовь (моно или поли) становится формой своеобразной страховки, а отношения строятся по логике инвестиции.

Полиамурность связана с условиями позднего капитализма. Либерализация нравов, относительная экономическая безопасность, эмансипация женщин обуславливают большую свободу выбора – но это опция не для всех. Социологические исследования указывают, что базис полиамурного сообщества – белый, хорошо образованный, обеспеченный средний класс. И именно здесь мне хочется вспомнить Александру Коллонтай, почти забытую у нас марксистскую феминистку, с украинско-финской, кстати, семьи. Первая женщина-министр, создательница и глава Женского отдела, большевичка, которая с боями внесла «женский вопрос» в повестку дня партии, много писала о любви как партнерстве и товариществе, о борьбе с двойной моралью, о сексуально раскрепощенной и освобожденной от домашней кабалы женщине. В ее беллетристике героини требуют понимания и эмоционального равноправия в отношениях, а некоторые настолько заняты партийной работой, что не имеют времени на любовь – но наслаждаются доброжелательными и множественными сексуальными дружбами. Именно Коллонтай принадлежит идея коммунализации домашнего труда – через общественные прачечные, столовые, ясли, детские учреждения, социальные сервисы ухода за стариками и больными. То, что я бы назвала репродуктивной ответственностью общества (а также государства и работодателей – пока мы не живем в full communism), которая снимает «страховочные» коннотации любви, позволяет понимать и принимать потребности другого человека, вместо «держатся» за него.

На своих оплаканных чемоданах, я мечтаю о эгалитарном будущем, свободном от тревог за материальное обеспечение, где любовь существует в текучих сетях доброжелательного обмена, без четких границ между различными типами близости. Коллонтай писала, что в коммунистическом обществе не будет своих и чужих детей, своих и чужих близких – мы будем любить и заботится о всех одинаково. И любовь превратится с чего то замкнутого на одном человеке в открытый душевный порыв, доброжелательность и поддержку к тем, кто рядом. Я страстно люблю мое бухарестское сообщество – и хочу, по возвращению в Украину, попасть в такое же. Ведь расставание не так травматично, если от любви едешь к любви.

М. говорит, что я веду себя как моряк со шлюхой в каждом порту. Обвинение жестокое, но в чем то справедливое. В капиталистическом обществе моя мечта о вселенской любви, которая всюду, в которую погружаешься и которую отдаешь без забот, неосуществима. То, что у меня получается – результат привилегии молодой, здоровой, эмансипированной, привлекательной и относительно обеспеченной женщины, которая ведет номадический стиль жизни. И для кого то важна моя отдаленная любовь, но кому то нужно мое физическое присутствие и реализованная, а не декларированная преданность. Я же не нашла пока баланса между мечтой и действительностью, и только учусь ответственности и умению идти на компромисс. Если перейти обратно, от личного к политическому – полиамурность, не смотря на свою классовую ограниченность, все же идеологически важна. Она не только способствует личностной эмансипации и общественной толерантности, но и разрушает монополию моногамии в формате «традиционной семьи» на «нормальность» - а значит, ставит перед нами вопросы о реформе социального страхования и борьбе с неолиберализацией частной сферы.

 

Тамара Злобина