В начале июня в Центре визуальной культуры Киево-Могилянской академии состоялась выставка культового немецко-украинского фотографа, кинорежиссера, писателя Мирона Цовнира, в рамках которой также была продемонстрирована почти полная ретроспектива его фильмов. Цовнир впервые посетил Украину, в частности, международный фестиваль «Книжный Арсенал», где прошла презентация фото, созданных за последние тридцать лет.

Берлин.1980

Его работы экспонируются в самых влиятельных галереях мира и продолжают традицию радикальной фотографии второй половины ХХ века, представленной такими ключевыми для современного искусства фигурами как Роберт Меплторп, Дайана Арбус, Нан Голдин, Виджи, Нобуйоши Араки, Борис Михайлов. Визит и фотовыставка такого незаурядного художника, как Мирон Цовнир, творчество которого повлияло на целое поколение молодых художников, требует концептуального осмысления в украинском арт-контексте, которое в дальнейшем будет функционировать (возможно, сам того не осознавая) в ситуации «после Цовнира».

Нью-Йорк. 1982

Сам Мирон Цовнир определяет свои работы как «фотографию теней». Такое определение следует понимать как в визуальном, так и в социальном смысле - как демонстрацию невидимого, затемненной стороны, на которую часто неудобно или даже страшно обращать внимание. Фото Цовнира делают некоторые ранее не проявленные аспекты действительности видимыми. О его снимках можно было бы сказать словами Вальтера Беньямина об Эжене Атже: они «начинают становиться доказательствами, предоставляемыми на процессе истории. В этом заключается их скрытое политическое значение». Образы Цовнира представляют собой эстетические документы, представляющие дух эпохи, бросая взгляд на то, что всегда избегает глаза. Их «панк-экспрессионизм» делает перевод социального бессознательного в режим видимости.

Москва. 1995

Триединство медиумов, с которыми работает художник, прочерчивает оригинальную цовнировскую линию - в литературе, фильме или фото всегда речь идет о человеке общественной обочины, охваченном пограничным состоянием: похотью, безумием, агонией, страхом, агрессией. Метод Цовнира также подобен состоянию на грани: как сновидец, художник попадает в реальность героя уже в разгаре действия. Персонажи цовнировских историй - это мертвецы, бездомные, проститутки, участники секс-оргий, уличные маргиналы. Недаром Мирона Цовнира называют поэтом радикальной фотографии - радикальная она и в том, что художник признает свой подход как априори бестактный, язвительный, как часто нежелательное для объекта приближения. У Цовнира неоднократно пытались забрать камеру, его арестовывали, на него совершались нападения.

Берлин. 2006

Визуальный язык Мирона Цовнира свидетельствует о производстве определенного присутствия (в частности присутствия самого автора в ситуации фотофиксации), точнее, о присутствии как стилистическом средстве. В интервью изданию «ПРОSTORY» (№ 4, июнь 2011) Мирон Цовнир говорит о своем глубоком пренебрежении к табуированию так называемого плохого, злого, трагического. В его творчестве действительно нет никакой трансцендентности - Цовнир демонстрирует чистый имманентный разрыв. Позиционируя себя как «феноменографа» и «хардкор-реалиста», художник не предлагает зрителю безопасных интеллектуально-эмоциональных небес, а с другой стороны, его образы не являются парадом фриков, уродов и извращенцев.
Комментируя собственное творчество, Мирон Цовнир оставляет интерпретацию фото зрителю, но все равно невольно предлагает подсказку - она ​​кроется в его литературе. В коротких новеллах сборника «Паразиты обморока» автору удается присутствовать больше, чем сторонний очевидец. Здесь он выступает протагонистом, находящимся в непосредственном диалоге с другими персонажами. В ирреальный действительности протагонист оказывается среди текучих образов, которые выстраиваются в единый смысловой ряд, не в последнюю очередь благодаря тому, что свою прозу автор ритмизует, приближая ее к поэзии. Цовнир говорит о табуированном, «безобразном», но вместе с тем, не оставляет мира искусства, отсылая читателя к классикам литературы, музыки, живописи. Таким образом он не просто пытается вписать «отталкивающее» в реестры эстетического, но и создает универсальный мир традиционно несоединимых образов. Несмотря на универсальность, персонаж Цовнира, человек в разных невзрачных проявлениях, отнюдь не выпадает из парадигмы политического, он вписан в механизмы государства, власти, милитаризованной повседневности. Так же и социальная отброшенность человека делает его центральным реципиентом кое-где невидимых репрессий со стороны государства. В своих текстах, как и в фотографии, Мирон Цовнир часто обращается к теме христианства, и в частности мученичества. В его персонажах - изуродованных бездомных московских улиц, берлинских поклонниц кровавого фетишизма, нью-йоркских трансвеститов, геев, цыганских детей - наверное, можно узнать мучеников ХХ и ХХI веков.

Нью-Йорк. 1983

Художник остается преданным немецкому экспрессионизму, определяя образный мир своих произведений как мир теней, химер, промежуточное пространство. С этим пространством сталкивается человек, одинокий среди карнавального и зловещего безумия, нищеты и смерти. В своей фотографии Мирон Цовнир работает с темой человеческого отчуждения в его экзистенциальном измерении. В каждом из городов, где фотографировал Цовнир, он выбирал каждый раз новый фокус для отчуждения. Если в Нью-Йорке 80-х это были трансвеститы, что как раз «выводили» собственную телесность из подполья, в Берлине нулевых - участники БДСМ-практик в темных подвалах, то в Москве 90-х - люди, в прямом смысле выброшенные на улицу, т.е. максимально видимые, хотя и наиболее неприемлемые. Их тело - это тело табу, которое выходит из тени, прорывается на поверхность, чтобы утвердиться в общественном пространстве, получить право на собственное, самостоятельное вещание. По наблюдению Цовнира, задачей московской милиции было сохранение неприкосновенности этого табу. Однако художник видел свою миссию как раз в том, чтобы обратить на него внимание.

Мирон Цовнир

Цовнировские осмысления и репрезентация разнородной телесности оказываются критически необходимыми Украине, где тело разворачивается и, собственно, находится в узких рамках: консервативные медиа, антипорнографическое законодательство, деятельность пресловутой Комиссии по защите общественной морали, ригоризм и «моральная паника» как воплощение здравого смысла украинского социума свидетельствуют о необходимости проявления тела аффектированным, сексуального, скрытого, тела как границы. Иначе образы радикальной интимности будут становиться козлом отпущения нечистой общественной совести - точкой слива и удобным поводом для имитации преодоления негативных социальных тенденций.

Как отмечала куратор выставки Мирона Цовнира в Киеве Ольга Жук, галереи, в том числе в Украине, часто не решаются его показывать или готовы показать при условии отбора «безопасных» фотографий, так что этот проект возник из чувства протеста против цензуры. Мирон Цовнир часто подвергается цензуре именно из-за «телесной плотности» (как это называл Джонатан Крэри) своего видения, откровенную связь глаза и тела – из-за того, что его работы выступают против попыток прикрыть какое-то неприемлемое наличие. Это видение не ограничено, оно постоянно проталкивает границу дальше, каждой фотографией повышает болевой порог, демонстрируя пример того, как эстетика может работать в социальном поле. Часто это действительно болезненные образы - образы тела-раны, тела-травмы, которые испытывают пределы человека, - невыносимо прямой взгляд на тех, чья «человечность» иногда ставится под сомнение. Как пишет Роберт Клантен в предисловии к книге фотографий Мирона Цовнира «Долина тени», вышедшей в прошлом году в берлинском издательстве «Gestalten», «освещая социальные сумерки, Цовнир ловит моменты тех, чья жизнь проходит и исчезает в тени». Зритель, глядя на фотографии Цовнира, вынужден выдерживать близость мучительного опыта, темной стороны действительности.

В этом смысле очень точным оказывается название интервью Цовнира немецкому изданию Zoo Magazine - «To The Very End (до самого конца)». Это умение видеть до самого конца, показывать до самого конца, не останавливаться на полпути - важное для полного проявления того, что представляется. Мирон Цовнир должен найти своего адресата в Украине, поскольку именно такая радикальная визуальность, именно бескомпромиссные образы нужны в нашем теперешнем консервативно-реакционном контексте. Только такие художественные шаги могут иметь влияние на украинскую ситуацию нехватки рефлексии в публичном пространстве. Как говорит сам Цовнир, если быть слишком любезным, определенные вещи становятся просто недосягаемыми.

 

Екатерина Мищенко

Василий Черепанин

 

Перевод на русский ART UKRAINE