Не новость, что для украинского культурного контекста вопрос декоративного искусства актуален всегда. На протяжении всех 20 лет независимости нам неутомимо твердили, что квинтэссенцией украинского искусства является писанка и вышитая сорочка. Именно для сохранности такого культурного наследия не стыдно строить новые музеи, выдавать книги и внедрять программы государственной поддержки. Сторонникам диаметрально противоположного культурного кода невольно приходилось становиться «диссидентами от культуры», называя оппонентов «обскурантами» и «этноцентристами», а затем сводить все элементы народного искусства к одному пренебрежительному термину — «шароварщина».

Однако если оставить эту конфликтную тему и обратиться к анализу опыта мирового художественного процесса, то можно прийти к выводу, что диалог между этими двумя непримиримыми дискурсами, т.е. между «декоративным» и «актуальным» искусством возможен и ведется уже давно. Сегодня грани между ними оказываются настолько размытыми, что вместо того, чтобы разговаривать о «декоративно-прикладном искусстве», наверное, своевременно было бы говорить об искусстве «актуально-декоративном».

Фото: Из коллекции  X`U/  КУЗНЕЦОВ «Заговор»

С конца «нулевых» мировая арт-общественность постоянно уделяет больше внимания «ручной работе», в частности, вышивке, точнее, всему спектру искусства современного текстиля. Работы с использованием ручной вышивки, плетение и шитье постепенно оставляют запасники музеев декоративно-прикладного искусства, отвоевывая надлежащее место в пространстве наиболее актуальных арт-тенденций. В 2007 году в Музее декоративного искусства и дизайна города Нью-Йорк прошла масштабная выставка «Pricked: Extreme Embroidery», которая имела целью реабилитировать до сих пор маргинализированную «ручную работу» и закрепить за этими произведениями искусства ХХІ столетия роль самодостаточных арт-объектов.

Фото: Из коллекции X`U/КУЗНЕЦОВ «Заговор»

В 2009 году нью-йоркскую инициативу подхватил Центр Жоржа Помпиду в Париже, который осуществил революционный пересмотр собственной музейной концепции, начав многолетний проект под кодовым названием Elles@Pompidou. Напомним, его суть состоит в создании достойной альтернативы «маскулинной» истории искусства: французские кураторы решили на несколько лет «выселить» из музея все работы, выполненные художниками-мужчинами. В новой версии постоянной экспозиции музея все 40 000 м² его выставочных площадей заполнены исключительно «женским» искусством. Под современное шитье здесь выделено структурное подразделение, которое имеет название «Сшитое пространство» и занимает едва ли не целый этаж, где среди малоизвестных работ можно увидеть вышивки таких «жительниц Олимпа», как Фрида Кало, Аннет Мессаже и Луиз Буржуа. Но  является  ли обращение современного искусства к технике работы с текстилем настолько новым?

 

Фото: Из коллекции X`U/КУЗНЕЦОВ «Заговор»

…И снова солнце в кровокрасках маляров (М. Семенко)

В исторической перспективе авангард обращается к текстилю не впервые: история ХХ ст. насчитывает уже, по меньшей мере, две попытки актуализации этого вида искусства. Сначала  −  на волне великой революции образности в 1910—1920 годах, которая происходила преимущественно на территории нашей родины, а еще через полстолетия − по другую сторону Атлантики как следствие радикальной феминистической критики современной культуры.

Соня Кларк. Афро Эйб II. 2007
Ручная вышивка французским узлом на пятидолларовой купюре  США

Вопреки своему большому разнообразию, авангардистские течения начала ХХ в. имели одну общую черту, а точнее, общую утопию — возможность тотальной художественной революции и утверждение диктатуры безграничного творчества, лишенного классовой и гендерной иерархии. Имели они и общего врага — буржуазный вкус, воплощение элитаристской ограниченности художественного салона ХІХ столетия. Естественно, что, стараясь преодолеть навязанные им границы, художники обращались к мотивам народной вышивки, как а приори антиинтеллектуального, кое-где «китчевого», подчеркнуто бедного, а вдобавок,  еще и исключительно «женского» искусства, которое веками припадало пылью на донышках крестьянских сундуков.

Орли Коган. Женщина. Ручная вышивка на раскрашенном шелке

Кураторская рефлексия на эти темы еще только начинается:  в 2009 году галерея «Проун» московского комплекса «Винзавод» посвятила выставку «Ручная работа. Рукоделие» взаимодействию текстиля и авангарда. А в феврале 2010-го в Киеве  состоялась камерная выставка «Обновленные шедевры», где выставлялись работы по эскизам Казимира Малевича, Александры Экстер, Анны Собачко и Василия Кричевского, выполненные современными вышивальщицами.

 

Платочек мережаный вышью, подарю, а он меня поцелует (Т.Шевченко)

В 1900 году на страницах «Вступления в психоанализ» Фройд твердил, что единственным культурным достоянием, за которое цивилизация благодарна женщине, является изобретение ткачества и плетения. Свою мысль он «обосновывал», уверяя, что главным толчком к этому изобретению было... созерцание женщиной своих лобковых волос и страдание от отсутствия фаллоса, который она компенсировала «мастурбативними движениями при работе с веретеном».

Скарт. Новые вышивки (2000-е - настоящее время)

К счастью, такие раздумья сегодня могут вызвать лишь улыбку, однако кое в чем  Фройду следует отдать должное: его рефлексии являются первой артикуляцией тысячелетий фаллократии в искусстве, где мужчине, и только мужчине, принадлежала роль творца, а женщине отводилась второстепенная роль добросовестной исполнительницы. Кстати, современная американская художница Элейн Рейчек в серии работ Samples (Образцы) увековечивает эти знаменитейшие строки Фройда, тщательно вышивая их крестиком на белом фоне.

По-своему интерпретирует позицию Фройда франко-американская художница Луиз Буржуа. В ее первых металлических скульптурах присутствуют образы иглы и веретена как сложные метафоры фалличности (удлиненная форма) и женственности (игольное ушко) одновременно. Позднее в скульптуре «Сердце» она использует шпульки ткацких нитей, соединив их с реалистической моделью сердечной мышцы. Со временем Луиз окончательно зафиксирует свое отношение к ткачеству в масштабной металлической фигуре паучихи−ткачихи, которую художница ассоциирует со своей матерью. Мать Луиз была профессиональным реставратором классических гобеленов. Именно она, с одной стороны, поощрила дочурку к искусству, а с другой, — наложила символический запрет на весь процесс ткачества: «Мои дети никогда не возьмут в руки иглу». Впрочем, на последнем этапе своего творчества Луиз, по законам жанра, нарушит материнский запрет и много будет работать с текстилем. Одна из известнейших работ этого цикла — «Ода забвению» (1994), представляет собой вышитую красными нитями книгу воспоминаний детства.

Ники де Сент Фаль. Невеста и Ева-Мария. 1963
Сетка, гипс, кружево, различные разрисованные игрушки

Вышивку как метафору материнского пространства, а отсюда − и оставленного детского рая находим и у других художников. В серии работ «МОМ» молодая американка корейского происхождения Юнг Эн Парк четко артикулирует свое обращение к матери, вышивая тексты, как и Буржуа, красными нитями по белому фону. Иронический диалог с матерью, в частности, относительно собственного происхождения из румынского села, ведет американско-румынская художница Андреа Дезсо (1968 г. р.) в серии «Lessons From My Mother» («Мамины уроки»), иронически цитируя материнские предрассудки и советы относительно половой жизни: If you let a man fuck you, he’ll leave you because every man wants to marry a virgin (Если ты разрешишь мужчине овладеть тобой, он непременно бросит тебя, так как каждый мужчина желает вступить в брак с нетронутой).

 

Ведьмы, ведьмы! Возле моих коровок не становитесь и не смотрите. (Заговор)

К похожим приемам обращается в своих текстильных роботах и украинский художник Владимир Кузнецов, который недавно представил свой проект «Заговор», выполненный в соавторстве с молодым дизайнером одежды Аксиньей Марченко. Проект представляет собой коллекцию белых платьев и рубашек, на которых вручную вышиты тексты старинных украинских заговоров. На этот раз художник прибегает к прямой цитате из устного народного творчества, в противоположность собственным стихотворениям в прозе, которые были представлены на выставке финалистов премии PinchukArtCenterе осенью 2009 года. В этой серии художник делает шаг в сторону декоративности, актуализируя процесс создания украинской вышитой сорочки. Ведь вышивание имеет не только декоративную, но и более глубокую апеллятивную функцию, которая сближает его с поэзией и процессом письма в целом, на что прямо намекает корневая родственность слов «текст» и «текстиль». Текст — не что иное, как плетение, материализованное кружево знаков и символов, которые несут в себе закодированное послание.

Шизука Кимуро. Модели в Нью-Йорке. 2006
Ручная вышивка на хлопке, шелке и синтетическая пряжа на муслине

Такие послания из глубин сундучков для рукоделия, интимного девичьего пространства присылает художница Джотта Моу: «I’m scared to death» (Я до смерти напугана), «This is fucking Bullshit» (Это просто дерьмо), «I love you so much it scares me» (Я люблю тебя так, что мне становится страшно). Свои откровенные признания, представленные в форме своеобразного дневника, художница выставляет на фоне цветистых носовичков, натянутых на вышивальные пяльцы. С носовыми платочками как фоном, правда, для совсем не таких хрупких политических слоганов, работает израильская художница Дафна Каферман. «Arabic Is Not Spoken Here» (Здесь не говорят по - арабски), — безапелляционно заявляет ее «политическая» вышивка, поднимая вопрос арабо-израильского конфликта, хотя и в лингвистической плоскости.

Послания немного другого характера, которые также перекликаются с темой войны и смерти, размещает на военных шинелях времен первой мировой британский художник Педди Хартли, исследуя пока что мало разработанный жанр текстильной скульптуры. Напоминая о страхе войны в технике, которую тяжело назвать «женственной», художник прибегает к объединению традиций текстиля с современными компьютерными технологиями.

С достижениями «компьютерной» вышивки работает французская художница Виржини Рошетти,  создавшая «Гобелен Баньёле», современный аналог средневекового гобелена де Байо (ХІ ст.). В своей масштабной работе — гобелен Рошетти достигает 60 м в длину — автор отслеживает историю настоящего, увиденную с экранов телевидения, создавая уже не «дневник», а вышитую «летопись» современной истории.

Андреа Дезсьо. Она никогда не хотела выходить замуж. 
Из серии «Уроки моей матери» 2005-2006. Ручная вышивка шелковой нитью на шелковом полотне

Процесс вышивания нашел свое отображение даже в видео-арте, а именно − в работе мексиканки Ани  ла Куеви, где швейная машина методически прострочивает на карте американско−мексиканскую границу, механическими движениями иглы показывая, что «чужакам» ее будет пересечь все тяжелее и тяжелее. А еще нельзя не упомянуть о перформансе боснийки Майи Баевич, по приглашению которой пять народных вышивальщиц пять дней подряд покрывали узорами защитную сетку, которая укрывала поврежденное бомбами здание Национального музея в городе Сараево. Сегодня видеодокументация этого перформанса  выставлена  в  Центре  Жоржа  Помпиду.

Карин Берч. Сломанное время. 2005
Ручная вышивка с использованием шелковой нити, окрашенной вручную и автоматически, вшитые вручную шарики из акрила

Бесспорно, сейчас, как и сотни лет тому назад, вышивка является языком искусства. Языком кое в чем архаическим, возможно, не таким богатым  «грамматическими» структурами, как  более привычные для современного зрителя медиа,  — однако, все-таки чрезвычайно символической и богатой на новые метафоры. Следует лишь прислушаться, и окажется, что вышивка может говорить не только о «красном и черном», где первое — это любовь, а второе — это кручина, но и о таких острых темах настоящего, как гендерная идентичность, социальное неравенство, жестокость и война.