До 29 августа в Щербенко Арт Центре, при поддержке Школы фотографии Виктора Марущенко, открыта персональная выставка под названием Entrance to Our Valley фото-художницы из Нью Йорка Жени Фридлянд. На ней представлены черно-белые работы, вошедшие в одноименную книгу-альбом, которая имела большой успех на Los Angeles Art Book Fair 2017. Серия описывает фермерскую жизнь в Америке семьи иммигрантов из СССР, передает чувства человека, кардинально меняющего среду обитания, но несущего в сердце мечту об обустроенной жизни. Более подробно о концепции и реализации проекта, европейском и американском образовании фотографа Женя Фридлянд рассказала в интервью для ArtUkraine.

 

В вашем проекте присутствуют автобиографические элементы. Вы подчеркиваете его нарративный характер – в основу взята история, в том числе, вашей семьи. Расскажите о своем детстве, об опыте иммиграции в США, о том, как вы открыли для себя фотографию.

 

У меня было обычное для дочки и внучки московских ученых детство: серьезные занятия музыкой, разговоры взрослых о политике на кухне, походы с родителями на байдарках. В 1989 году мы иммигрировали, в то время прощаясь с родственниками “навсегда”, но в мои 13 лет я воспринимала весь этот опыт скорее как восхитительное приключение. По приезду в США мы оказались сначала в Бостоне, потом в Атланте. В местной школе мне было скучно, и я доучилась самостоятельно дома.

 

В университете Мичигана я училась на биофизика, но моя соседка по общежитию, с которой я впоследствии очень подружилась, серьезно занималась фотографией.  Мы с ней часто обсуждали ее работы, и она привела меня в темную комнату и научила печатать. С тех пор фотография, в той или иной форме, всегда была значительной частью моей жизни.

 

Тут и далее – проект Жени Фридлянд Entrance to Our Valley

Все изображения предоставлены организаторами

 

Entrance to Our Valley – ваш первый персональный выставочный проект. Вы долго шли к этому шагу, вынашивали концепцию проекта? Или его создание было спонтанным?

 

Я раньше думала, что фото-художники делятся на тех, кто начинает с идеи и ищет ее визуальное подтверждение в окружающем мире, и тех, кто находит идеи в своих фотографиях. Во время учебы в фотошколе, наблюдая за своими коллегами и развитием их проектов, я поняла, что не существует такого четкого разделения. В действительности разные творческие методы располагаются где-то на спектре между этими двумя подходами. Но сейчас, когда мой собственный проект достиг определенной степени зрелости, я понимаю, что даже эта аналогия не совсем верна, во всяком случае для меня.

 

Конечно, до того, как я начала фотографировать на нашей ферме, я очень много думала об этом месте, пытаясь понять, почему мы там оказались. Я и мой муж – москвичи в третьем поколении (наши бабушки и дедушки приехали учиться из Украины в начале ХХ века). Мы выросли в большом городе и всегда чувствовали себя комфортно в других больших городах.  А концепция землевладения вообще была далека от моего сознания, как по причине особенностей характера, так и по практическим и историческим причинам. Поэтому было неожиданно и странно вдруг оказаться хозяйкой почти ста гектаров в американской глубинке.  Наша основная мотивация этой покупки, так мы думаем и отвечаем на этот вопрос, по крайней мере, сейчас, во многом связана с желанием дать нашим детям то, чего нет у нас, иммигрантов: возможность вернуться в дом, в котором они выросли. Но это причина совсем не оправдывала формат этой покупки: зачем столько земли? почему в этом конкретном месте? при чем тут сельское хозяйство?  Над всеми этими вопросами я начала размышлять задолго до того, как у меня появилась идея фотографировать на ферме.

 

 

А сам процесс работы над проектом происходит совершенно независимо от всех этих мыслей, и это именно работа, а не какое-то творческое приключение. Выделяется определенное время на то, чтобы не просто наблюдать за окружающим миром, а видеть его именно через объектив фотоаппарата. Принимаются решения по поводу освещения, ракурса, кадра. Решаются технические проблемы, связанные с проявкой и печатью. Потом происходит отбор удачных фотографий, и среди них ищутся связи – не тематические, а визуальные. Так строится мир, который можно показать зрителю.

 

Какое отношение этот мир имеет к моим мыслям – это уже другой вопрос, и мне кажется, с точки зрения зрителя, совершенно не существенный.  Но, думаю, что без них, и без всех тех эмоций которые у меня связанны с этим конкретным местом, я бы этот мир построить не смогла.

 

Черно-белые фотографии лишают ощущения привязки к конкретному времени... Было ли вашей целью достигнуть этого эффекта, выйти за границы фотоархива одной семьи?

 

В том, что этот проект реализуется этим конкретным образом, есть элемент случайности. Когда я начала учиться в Хартфорде, я работала над другим проектом, снимая на цветную пленку среднего формата.  Через несколько месяцев всем стало очевидно, что я нахожусь в каком-то тупике: мои фотографии становились все хуже, а моя способность понять, что и зачем я фотографирую, – не лучше. Поэтому мои преподаватели потребовали, чтобы я взяла камеру большого формата и черно-белую пленку, и нашла новую тему, даже не обязательно тему, а определенные условия, в которых фотографировать. К тому времени мы уже примерно полгода владели фермой, и я решила попробовать фотографировать там. На самом деле, рецепт моих преподавателей очень логичный – он отсылает ученика к истокам фотографии. И для меня это имело очень драматические последствия. Во-первых, у меня до этого практически не было опыта с большим форматом; более того, я ненавидела всю эту возню с треногами. Поэтому не удивительно, что постоянная работа с крупноформатной камерой перевернула вверх ногами все мои понятия о процессе фотографирования. Работа с чб оказалась не меньшим шоком. Я сначала носила с собой цветные пленки, потому что чб мне казалось расточительством какого-то важного жизненного измерения. Но со временем я, конечно, прониклась ко всем преимуществам черно-белых фотографий, особенно тому, что они увеличивают умственную дистанцию между фотографии и окружающей средой, в который ты постоянно существуешь.

 

Вы изучали фотографию в Европе и США. Расскажите о своем опыте: есть ли принципиальная разница в традициях подходах и методиках создания и восприятия фотографии?

 

Это интересный вопрос, но, к сожалению, в моем случае сравнение этих опытов бессмысленно с точки зрения национального подхода: разница между Парижем 2000-го года и Америкой 2015-го гораздо больше во времени чем в пространстве.  За этот период в фотографии произошли очень большие изменения, как из-за технологического прогресса, так и из-за всё более тесных взаимоотношений с другим искусством. Что я могу сравнить, мне кажется, так это систему ценностей в Хартфордском университете, и других престижных Американских магистратурах. У нас достаточно презрительно относятся к концептуальному подходу, не как к фундаментально неправильному, а как к процессу, в результате которого не только очень сложно получить хорошие фотографии, но и который помешает тебе увидеть те хорошие фотографии, которые у тебя получились.  Мне эта точка зрения очень близка, тем более что мои претензии к концептуальному подходу не только практические, но и философские.

 

Помимо изучения, у вас также за плечами большой опыт преподавания. Дает ли это возможность не зацикливаться на материале, которому вы обучаете, а развиваться и двигаться дальше?

 

Мне очень нравится преподавать, потому что как и в воспитании детей, с каждым новым учеником, ты оказываешься в ситуации, где никакие правила не работают стопроцентно, и можно полагаться только на инстинкт, который, конечно, вырабатывается с опытом.  Вообще преподавание искусства очень интересный вопрос, над которым я много думаю. Ведь искусство – это процесс, в котором по определению ставятся совершенно новые вопросы, и нет возможности проверить, насколько правильны те ответы, которые ты получаешь.

 

 

Вы живете и работаете в Нью-Йорке. А ваша серия Entrance to Our Valley показывает деревню. Чувствуете ли вы разницу в том, как ощущает себя иммигрант, оказавшись в большом городе, и наоборот? Часто мегаполис называют плавильным котлом, в котором люди забывают о своих корнях, и растворяются в глобальной цивилизации. Вне города ситуация иная? Есть ли свобода и возможность выбирать – кем остаться или кем стать на новом месте?

 

Разница, конечно, огромная. В Нью-Йорке успех зависит во многом от того, как ты впишешься в общество, не в том смысле, насколько ты станешь похожим на массу, а насколько хорошо ты можешь определить те качества, которые отличают тебя от других, и насколько эти качества будут другим интересны.  А в деревне, где до ближайшего соседа тебе скорее всего придется ехать на машине, отношения надо налаживать с природой, и, конечно, с самим собой.

 

Интересуетесь ли вы украинской (постсоветской) фотографией? Если да, то каких фотографов, или какие школы можете выделить для себя как наиболее значимые?

 

К своему стыду и сожалению, я на этот вопрос могу дать пока только очень поверхностный ответ, но позвольте мне добавить, что приезд в Украину для меня наполнен каким-то особым смыслом. Где-то здесь на протяжении столетий жили мои предки и вели, в основном, сельский образ жизни. У нас много друзей украинцев, и я очень хочу ближе познакомиться с этой страной.

 

 

В рамках визита в Киев вы провели краткий воркшоп в Школе фотографии Виктора Марущенко, посвященный созданию фото-книги. Проект Entrance to Our Valley ведь уже существует в формате фото-книги? Расскажите о значении этого медиума сегодня, как для фотографа, так и для зрителей.

 

Термин “фото-книга” можно понимать по разному, особенно в английском, где “photography book” включает в себя понятия как и фото-книги, так и фотоальбома. Для меня, фото-книга – это попытка создать самосогласованный мир, в который может эмоционально погрузиться зритель. Я вижу в этом определении прямую аналогию с литературой: читая хороший рассказ или роман, мы начинаем жить в мире, созданном писателем, испытываем отклики на действия героев, и т.д.

 

Когда я решила, что не буду посвящать жизнь науке, я очень увлеклась литературой, но быстро поняла, что писать мне будет очень сложно: мой русский не успел созреть за 13 лет жизни в русскоязычной среде, а английский так и не стал родным, в том смысле, что если я и могу на нем неплохо сформулировать мысли, то эмоциональное содержание мне совсем не доступно.  Потом я всерьез увлеклась фотографией, и этот вопрос сам собой отпал.  Но когда, через несколько лет, я в первый раз увидела фото-книгу (в том смысле, в котором я понимаю это сейчас, это была Sleeping by the Mississippi Алека Сота), то у меня произошло настоящее прозрение – я могу использовать фотографию как язык!

 

Со временем, я все больше и больше погружаюсь в эту аналогию – фотографии и языка, что помогает мне ориентироваться в моих собственных проектах. Но я также наблюдаю за своими детьми, которые в общении с друзьями по телефону используют все меньше и меньше слов, и обмен информации очень часто происходит исключительно с помощью фотографий и эмотиконов. Именно поэтому мне гораздо интереснее преподавать фотографию детям и подросткам: им кажется не менее органичным использовать фотографии как способ коммуникации, чем как возможность запечатлеть определенный момент в пространстве.