Групповой проект Clouded Lands, посвященный 30-летней годовщине аварии на ЧАЭС, представил рефлексии художников на сложную для украинского и европейского общества тему. Связующим звеном между отечественными и иностранными авторами стала Зинаида Лихачева ‒ украинская художница, которая отдельно от групп и коллективов регулярно продуцирует работы на темы времени, смерти и возрождения в нем. Мы же поговорили об отношении к исторической памяти, слезах, смехе, образах и идеях ‒ о том, что сопутствует художнику и человеку.

 

Зинаида Лихачева

 

Участниками проекта Clouded Lands стали украинские и иностранные художники. Насколько разным было их отношение к Чернобыльской катастрофе, к работе с исторической памятью?

 

Во время подготовки проекта Clouded Lands мне было очень интересно наблюдать за иностранными художниками. Они приезжали в Украину, в Зону, пытались проникнуться этим трагическим событием. Со стороны их действия выглядели основательнее, чем работа над выставкой наших соотечественников. Видимо, своё, пережитое, глубоко укорененное в сознание, таких усилий не требует. Первые экспедиции в Чернобыль арт-коллектива Food of War состоялись за 8 месяцев до открытия проекта. В самом начале их восприятие Украины и Чернобыльской трагедии было неотделимо от сформировавшихся за границей стереотипов. Лично для меня это очень тяжелая тема. Поэтому хотелось, чтобы ребята из Food of War изменили свое отношение, подошли к теме Чернобыля более тонко, не обидев ни чьих чувств ‒ ликвидаторов, жителей Зоны отчуждения, тех, кто работает там и сейчас. Но, видимо, украинская земля смогла их «перекодировать». У многих людей, побывавших в Зоне, менялось сознание и мироощущение. И наши иностранные гости не стали исключением. У Зоны есть одна особенность – туда хочется вернуться, чтобы углубиться в тему, открыть для себя что-то особое. Темой аварии на Чернобыльской АЭС трудно спекулировать. Это делают обычно те люди, которые там не были, не сталкивались напрямую.

 

Если в иностранцах и их работе над проектом присутствовали эмоциональность, путь от поверхностных тем до раскрытия более глубоких смыслов, то украинские художники отличались более структурным подходом, основательной проработкой, потому что взрыв 1986 года коснулся практически каждого. Хотя, это стало настолько сильным стрессом для сознания миллионов людей, что далеко не каждый киевлянин, например, решится сесть в машину и проехать 40 км до Чернобыля…

 

«Стена» (2015). Здесь и далее – инсталляции художницы

 

Да, здесь речь о способности психики человека вымещать и замещать негативные эмоции и стресс. На ваш взгляд, какие еще события из истории страны, скажем, последних 20-25 лет, ждет аналогичная участь? О чем потом придется напоминать художникам, обществу?

 

Не выходить из зоны комфорта ‒ нормальное желание для любого человека. Но настоящий художник всегда открыт ко всему, даже к чему-то стрессовому. Он радикал, который готов выходить из зоны комфорта. Есть те, кто каждую свою работу рождают плотью и кровью. Всё, что происходит в нашей стране последние три года, обязательно отложится в коллективной памяти. Мне сложно проследить четкую взаимосвязь, но я уверена, что последствия Чернобыльской катастрофы заложены и в нынешних социально-политических событиях. Мы постоянно переключаемся на что-то другое, поэтому остается незавершенность, которая потом вспыхивает новыми проблемами. В таких условиях сложно предугадать, что в будущем будет нуждаться во внимании художника.

 

Если говорить о травмах последних лет, то я с опаской относилась к тому, что начали представлять художники, музыканты после событий на Майдане. Драматизировать драматическое событие значит усугублять настроение общества, сеять тревогу, рождать мифы, которые потом очень тяжело опровергать.

 

Возвращаясь к проекту Clouded Lands: по какому принципу отбирались украинские художники для участия в нем?

  

В концепцию проекта было заложено желание показать работы молодых художников с философским, коммуникативным восприятием искусства. Мы поставили перед собой задачу найти таких художников, дать им арт-пространство, в котором они смогли бы реализовать свои идеи. Чуть позже мы добавили тех, кто отрефлексировал на тему Чернобыльской катастрофы ранее. В работе над проектом Clouded Lands очень важным было чувство единомыслия. Мне нравилось общаться с художниками, ощущать доверие друг к другу, синергию. Именно благодаря этому, на мой взгляд, выставка получилась целостной, хоть работы представлены очень разные.

 

«Субстанция» (2016)

 

Ваша работа в рамках Clouded Lands ‒ инсталляция (No)Life! ‒ в который раз продемонстрировала ваше умение обходиться в «женской» теме без спекуляций и излишнего надрыва. Как вам это удается?

 

Порой для художника его работы становятся способом решения каких-то глубинных проблем. Я в свое время очень четко усвоила  принцип: для того, чтобы что-то показывать или рассказывать другим людям, ты должен это прожить. В каждой работе я как раз и начинаю с того, что пытаюсь разобраться, а смогу ли пропустить ту или иную тему через себя. Вспоминается случай, когда меня попросили написать икону…Необходимо иметь особое состояние духа, чтобы создать образ, который потом будет находиться в сакральном месте.

 

Я уверена, что обществу нужно давать правильный посыл, потому что вокруг очень много дисгармонии. В нашей национальной традиции женщина имеет особую роль, ответственность. На мой взгляд, любая женщина с рождения ‒ святое существо, дело лишь в том, какой путь она потом изберет. И эту тему я постоянно исследую. Часто езжу к носителям традиций, – пожилым женщинам, которым по 100 лет, – но светлый разум позволяет им рассказать много интересных и ценных вещей. Я очень люблю женскую природу. Иногда мне кажется, что я отношусь к женщинам лучше, чем они есть на самом деле. Как вы говорите, женская тема ‒ это мой язык общения с обществом, которому я могу доносить важные месседжи, например, о женской наркомании, преступности ‒ о том, на что распространяется определенное табу самого же общества.

 

«(No)Life» (2016)

 

Насколько для вас вообще важно быть полезной обществу?

 

Для меня современное искусство ‒ это, прежде всего, искусство актуальное. Оно должно поднимать проблемы не только личности, но и общества, давать зацепку для внутренней работы других людей. Был своеобразный переломный момент в моем творчестве, когда на Первой киевской биеннале Arsenale моя работа «Трансформация» вызывала слезы даже у мужчин. Тогда я почувствовала огромную ответственность перед зрителем. Проблема лишь в том, что на выставки ходит очень малый процент людей, поэтому полезной своим творчеством всему обществу быть очень тяжело. Хотя я верю, что даже сквозь стену, которую многие люди ставят между собой и современным искусством, можно пробиться и оставить ростки.

 

Что для вас является первоочередным: образ или идея?

 

Всегда по-разному! С проектом, посвященным Чернобылю, сначала была идея, а потом стали приходить образы. Поездки туда так глубоко поразили, что я не была уверена, смогу ли создать какой-то объект.

 

«Наші баби» (2010)

 

Многие ваши работы, на мой взгляд, продолжают традицию украинских плачей, а как на счет смеховой культуры? Можете допустить, что когда-нибудь вы что-то высмеете?

 

В 2010 году на Art Kyiv Contemporary я представила инсталляцию «Наші баби». Это было своеобразное переосмысление фольклора, попытка связать его с настоящим. На мой взгляд, объект получился довольно ироничным. Я готова повернуть тему так, чтобы она была легкой для восприятия. Я ведь постоянно ищу форму выражения. Смех – это мощное оружие. Поэтому я не исключаю, что когда-нибудь к этому приду.

 

***

 

Анастасия Герасимова – журналист, копирайтер.