Третье и последнее в серии интервью с художниками-участниками украинского павильона на 55-й биеннале в Венеции – с Николаем Ридным, одним из самых главных на сегодняшний день игроков на харьковском художественном поле. Участник группы SOSka, ученик Бориса Михайлова, сегодня Николай стал еще и культуртрегером, создавая вместе со своими харьковскими коллегами альтернативное пространство для художественного диалога.

 

Николай Ридный

Анна Цыба В последнее время я стала обращать внимание на особенный патриотизм харьковчан, в особенности молодых, которым интересно жить и работать именно в этом городе, и которые, даже уезжая из Харькова, продолжают с ним идентифицироваться. Тебя также заботят проблемы родного города, ты хочешь сделать его жизнь и жизнь в нем лучше. Ты фактически посвящаешь Харькову свои художественные исследования. Но, возможно ли, что рано или поздно тебе станет в Харькове тесно, и ты просто уедешь?

Николай Ридный Я не знаю, как надолго мне хватит тем, связанных с Харьковом, но мне интересен этот город как место очень специфическое. 

Мне абсолютно не тесно в нем, ведь я не живу там в изоляции. Я достаточно много езжу, участвую в разных международных проектах. Но мне интересно работать именно с локальным контекстом. Ведь у Харькова очень интересное прошлое, интересная традиция, история культурного всплеска, который был в 20-е годы, когда его сделали столицей. Утопическое время, по сути: возникновение авангарда в искусстве, попытка строить новое общество.

Однако есть такое обидное ощущение, что без твоих усилий эта традиция, это прошлое, не будет реактуализировано и продолжено, что у него не будет никакого развития. Это одновременно вселяет и чувство ответственности.

 

Николай Ридный

Поэтому мы с SOSkой и другими коллегами, новыми харьковскими художниками, занимаемся самоорганизацией, пытаемся создать живое поле для художественного взаимодействия и платформу для существования нового искусства.

Большой проект нашего харьковского сообщества – квартирные выставки. Примечательно, что в последнее время эта инициатива уже выходит за рамки данного формата: мы начали выезжать за город, делая впервые в Украине не декоративный, а политический лэнд-арт, как бы наследуя традицию московских коллег; была акция в форме квеста, некой прогулки по городу; мы обратили внимание, что ребята во Львове ведут очень активную низовую деятельность и предложили им сделать совместную акцию. Вообще есть надежда, что в будущем мы сможем проводить квартирники параллельно в десяти городах. А в принципе мы уже давно говорим о том, что нужно создавать сеть, альтернативную институциональной. И так или иначе это выстраивается и, возможно, обретет форму.

 

Колесо (резина). Из проекта "Муравьиный цех". Вид инсталляции в PinchukArtcentre. Киев. 2011

- На Венецианской биеннале ты будешь представлять работы о Харькове?

- Я буду представлять два проекта, отобранных кураторами – работу 2011 года «Монумент» и более новый проект «Убежище». «Монумент» как раз о харьковском контексте. Это объекты – гранитные постаменты без фигур, копии проектов постаментов и реально существовавших конструктивистских памятников – и документальное видео сноса памятника на площади Конституции в центре Харькова. Снос произошел в ходе подготовки к футбольному чемпионату ЕВРО-2012. Монумент Советской Украины, изображающий пролетариев и крестьян, современные власти Харькова снесли, как позорный архетип советского прошлого, и заменили его на памятник Независимой Украине – по их логике более интересный европейским туристам. (Они ведь даже не знают, что существуют такие вещи, как социалистический туризм, когда на постсоветское пространство туристы едут специально, чтобы смотреть на эти сохранённые кусочки истории). Но главное то, что памятник рабочим физически сносили тоже рабочие, современные наемные работники – даже не задумываясь. Что еще было важно лично для меня – это то, что этот памятник Независимой Украине построил мой отец, харьковский скульптор Александр Ридный. Конечно, он его только выполнил – проектировал архитектор города, а заказали власть имущие. И все же это был очень травматический момент для меня – я узнал, что памятник будет снесен и на его место поставлен другой, но никак не мог на это повлиять.

 

Монумент. Видео. 2011

Вторая работа – «Убежище», состоящая из серии объектов и двух документальных видео. Объекты – это бетонные модели, своего рода архитектурные макеты советских бомбоубежищ (виды сооружений извне и внутри), самых разных типов, которые мне удалось найти в процессе исследования этой темы. Из двух видео одно – про харьковчанина, школьного учителя, который ведет предмет «Гражданская оборона» в школьном подвале, собственноручно им оборудованном под бомбоубежище. Второе – видеоэкскурсия моего отца, заснятое им его собственное погружение в недра погреба под домом, который достался ему от родителей. После их смерти в этот погреб никто не спускался и там под слоем пыли и паутины много лет хранились банки с разнообразной консервацией (наиболее ранние датированы 1991 годом). Такое вот путешествие внутрь консервов. За кадром отец дает свои, очень личные комментарии о том, как эти предметы навевают ему воспоминания о его советском детстве, родителях, обществе.

 

Убежище. Видео. 2012

Убежище. Видео. 2012

 

Понятие убежища отражает ту советскую фобию, которая была связана, например, с периодом Холодной войны, Карибским кризисом при Хрущеве. Эти убежища строились как государством - целенаправленно под учреждениями, так и стихийно самими людьми.

 

История отца. Видео. 2012

- Ты исследовал убежища не как архитектурные формы, а как исторические памятники?

- Да, архитектура здесь выступает как подсобное средство, но средство очень выразительное. Когда видишь эти формы - эмоционально они очень сильно воздействуют. И, что важно, сегодня такое время, когда ситуация экономического кризиса не проходит, и есть основания полагать, что даже будет усиливаться. Плюс нестабильная внутренняя политическая ситуация, вечно висящее напряжение из-за страха возникновения новых войн и какого-то нового передела карты мира. Поэтому тема бомбоубежища вновь становится актуальной, ведь люди думают, куда можно в этой ситуации спрятаться. С SOSкой мы делали групповую выставку в Вене, совместно с европейскими художниками - и там эта проблема еще шире исследовалась. Художники делали какие-то исследования убежищ в арабских cтранах и так далее.

 

Запасы (продукты, сумки). Вид инсталляции в галерее Риджина. Москва. 2009

Под подозрением (постер). Реализован в рамках кампании "Land of human rights" и содействии ACA Rotor. Грац. 2009

- Ты хочешь сказать, что сегодня, когда все так нестабильно, нам снова нужно убежище, и даже не столько убежище от какой-то навязанной извне ядерной угрозы, сколько убежище на черный день с консервами и сухарями?

- В принципе, да. Эта работа продолжает проект «Запасы» - инсталляцию из сумок, набитых разным провиантом. Но все же я пытаюсь подчеркнуть некий эскапизм, попытки людей выйти за пределы реальности. Убежища, какими они были в Советском Союзе, – это пример очень радикальный и антиутопический, но, по сути, применимый к ситуации сегодняшнего дня, связанный с идеей выхода из капиталистической реальности.

 

Zero. Мемориальная доска (гранит). Объект в публичном пространстве, реализован при содействии V-A-C foundation. Москва. 2012

- Оба твои проекта для экспозиции Украинского павильона на Венецианской биеннале очень характерны для нашего нынешнего отечественного контекста. Как ты полагаешь, поэтому именно эти твои работы выбрали кураторы?

- По сути, выбор работ происходил в процессе обсуждений с Александром Соловьёвым. И я старался учитывать тот аспект, что работы будут показаны в национальном павильоне, и потому мне импонирует в этом контексте говорить об отечественном – мне важно затронуть тему проблемных точек, которые существуют в стране. Мои работы критичны по отношению к украинскому контексту, и это хорошо, что они включены в экспозицию. Ведь национальный павильон может выглядеть по-разному – и как выставка достижений народного хозяйства, и как аттракцион для богачей тоже.

Но, конечно, хотелось бы иметь возможность создать новую работу специально для Венецианской биеннале, а не выставлять уже существующие. Художнику не интересно все время возить старые работы. Но, к сожалению, у нас такой возможности не было – ни материальной, ни пространственной, ни временной. Я увижу экспозиционное помещение в Венеции за несколько дней до его пресс-открытия. Государство оплачивает 6 дней моего пребывания в Венеции. То есть, несколько дней после этого придётся или бомжевать, или снимать дорогое жильё за свой счёт. Только благодаря тому, что мои работы уже готовы и их нужно будет лишь инсталлировать, есть шанс все успеть. Мы слишком поздно начали подготовку. И что особенно обидно – я видел статьи в желтой прессе со словами «украинские художники едут в Венецию за миллион гривен». А мы вообще билеты на самолет покупали за свой счет с уговором, что нам потом отдадут. В итоге, участие в экспозиции украинского павильона на Венецианской биеннале – это не честь, а испытание.

 

- Если бы у тебя была возможность сделать какую-то новую работу, что бы ты там показал?

- У меня были варианты, связанные с той же темой, но другой реализацией: я хотел построить бункер в павильоне - реальное убежище. Не подвал, не подземную инсталляцию – ведь Венеция стоит на воде, а построить его внутри павильона, если бы это был какой-то большой палаццо со старинным декором, сделать брутальный бетонный куб.

Однако наше реальное помещение довольно специфическое, очень камерное, с невысоким потолком. Это выставочный зал Венецианской художественной академии – там, например, была выставка Пикассо до этого. Дефицит пространства делает невозможным построение масштабных инсталляций внутри него – хотелось бы, конечно, больше воздуха. Однако территориально это помещение расположено замечательно – в самом центре Венеции.

 

Власть (бетон). Объект в публичном пространстве, реализован при содействии Музея современного искусства PERMM. Пермь. 2009

- Над чем еще ты сейчас работаешь? Какие новые проекты готовишь?

- Я готовлю новую работу для участия в проекте «Union/Unia» в Люблине в Польше. Выставка проблематизирует политические, исторические, культурные проблемы места. Её курирует Анда Роттенберг, а среди участников такие художники, как Мирослав Балка, Леон Тарасевич, группа Slavs and Tatars и другие.

Поскольку это будет выставка в открытом городском пространстве, я буду перегораживать улицу железнодорожными рельсами. Эта инсталляция подчеркнет наличие границы между Восточной и Западной Европой, ведь, как всем известно, у нас и у Евросоюза разный стандарт железнодорожной колеи. Два типа рельсов сойдутся, демонстрируя, что не могут состыковаться. Важно, что рельсы будут расположены посреди центральной улицы, прямо напротив мэрии, и людям придется постоянно обходить эту конструкцию, как некое препятствие. Также я предложил показать фильм польского документалиста Марселя Лозинского 1993 года, снятый на станции, где меняют подвижный состав, то есть колеса (очевидно, его будут показывать внутри здания мэрии). Взаимодействие фильма и моей инсталляции в том, что фильм был снят 20 лет назад, и, как видим, не так много в отношениях Востока и Запада изменилось с того времени.

 

Доска почёта (бетон). Из проекта "Муравьиный цех". Вид инсталляции в PinchukArtcentre. Киев. 2011

 

 - Во всех твоих последних работах, так или иначе, присутствуют скульптурные формы. Ты отдаешь дань своему профессиональному скульптурному образованию?

- В целом, да, в качестве медиа я всё больше и больше использую скульптуру, инсталляцию и реди-мейды. Хотя я и продолжаю снимать документальные исследования, видеоистории (это для меня очень важно), все мои последние работы действительно содержат скульптурные элементы. Но когда я учился в Харьковской академии искусств с 2002 по 2008 годы, у меня просто возникла стойкая ненависть ко всему, что связанно со скульптурой. Это тоже одна из причин, по которой начинаешь работать в диаметрально противоположных техниках. А когда вся эта муштра академическая осталась в прошлом, технические навыки только помогают.

 

- Возможно, твое обращение к скульптуре связано с неким этапом взросления – символическим примирением с отцом? Если в работе «Монумент» ты начинаешь с ним некий публичный диалог, не столько отрицая авторитет своего отца, сколько подчеркивая, что вы работаете в разных культурных полях, то, продолжая диалог с ним в «Убежище», ты уже включаешь его историю в свою.

- Что касается отца, то мы все-таки очень разными вещами занимаемся, хотя скульптура как медиа является неким объединяющим фактором. Отец часто помогает мне профессиональными советами. Но сферы, в которых мы профессионально существуем – очень разные.

 

Лежи и жди. Видеодокументация акции возле немецкого посольства. Киев. 2006

Если же говорить о некой преемственности в моем творчестве, то здесь стоит вспомнить в первую очередь Бориса Михайлова. Он был нашим учителем и очень сильно повлиял на меня. Именно после знакомства с ним я стал работать в социально-критическом ключе (хотя со временем практически отбросил фотографию как средство художественного выражения) – я считаю, что первые примеры применения социальной критики в искусстве в украинском контексте принадлежат как раз харьковской школе фотографии, возникшей в 70-е годы благодаря Михайлову и его единомышленникам.

 

 

Фото Николая: Максим Белоусов

Фото работ - из личного архива Николая Ридного

Технический ассистент: Надежда Ковальчук