Заместитель арт-директора PinchukArtCentre Бйорн Гельдхоф провел открытую лекцию в рамках теоретической программы Non Stop Media. В этом году организаторы сделали упор на образовательную составляющую фестиваля. Пользуясь случаем, мы поговорили с Бйорном о формах взаимодействия и образования для молодых художников, о тенденциях украинского искусства и о проблеме становления куратора.

 

 

Анастасія Вавіличева: Впервые Non Stop Media проходит в формате воркшопа. Как вы считаете, такой формат актуален для молодых художников?

Бйорн Гельдхоф: Я не был на самом воркшопе, но я считаю, что его основная функция – «кормить» художников. Это дар для молодых – получить возможность поработать с такими людьми, как Сергей Братков, так близко. Когда собирают троих фантастических мастеров вместе и предоставляют им возможность работать с четырнадцатью художниками, вовлеченными в процесс – это потрясающе. Проведение мастер-классов – мировая практика и своего рода структура, в которой молодые художники имеют возможность бросить вызов своим героям, а также поучиться у них. Я считаю, что это восхитительная структура.

 

А.В.: Кроме воркшопа, какие еще форматы актуальны сейчас в контексте работы с молодыми художниками?

Б. Г.: Я не уверен, что этот вопрос адресован тому человеку. Я считаю, что то, как Татьяна (Татьяна Тумасьян – директор Харьковской муниципальной галереи, – ред.) организовала этот фестиваль, демонстрирует ее невероятный опыт и щедрость по отношению к художникам. Поэтому если у организаторов есть сильная базовая структура, поддержка арт-сообщества, и, что важно, способность завлечь маститых художников приехать сюда и работать, то это большое достижение.  Конечно, очень важна всесторонняя поддержка. Как я понимаю, пространство, которое использовалось изначально, было заблокировано. Вернее, была заблокирована возможность демонстрировать произведения. Я считаю, что это постыдный поступок. Особенно если учесть, сколько сил вложили организаторы, как серьезно мастера подошли к этому проекту. Они старались не для того, чтоб доступ к этим работам был закрыт. Я думаю, что это большое несчастье. Это грубое неуважение к тем, кто вложил так много времени и сил. И в этом смысле я подчеркиваю, насколько важно иметь не просто подходящее пространство, а пространство, которое на самом деле будет поддерживать искусство.

 

А.В.: Формат воркшопа подразумевает образовательный процесс. Как вам кажется, важно ли формальное профильное образование, либо для актуального современного художника не обязательно иметь академическое образование?

 

Б. Г.: Большинство хороших художников обладают хорошим образованием. Оно помогает им. Образование подразумевает под собой не что иное как возможность диалога и разговора. Это важно и это главное. Если вы посмотрите шире, то обнаружите некие центры, в которых появляются великие художники. И эти центры всегда идут рука об руку с хорошим образованием. И это не только заслуга всей системы. Это скорее заслуга тех отдельных личностей, которые работают там. Тех, кто вовлечен во взаимодействие с художниками. Потому что единственное, в чем нуждается искусство и молодые художники – это вовлечение и разговор. Это позволяет им развиваться, подталкивает их искать свой язык. Причем не только визуальный, но и теоретический, интеллектуальный язык. И это позволяет им расширить свою работу в разных направлениях.

 

 

А.В.: В Украине кураторами по большей части становятся либо культурологи, либо искусствоведы, либо вообще не причастные к этому люди. Это проблема? И что вы думаете по этому поводу?

 

Б. Г.: Изучать искусство – это не проблема. (Смеется)

 

А.В.: Да. Но в Украине нет профильного образования по направлению "кураторство".

 

Б. Г.: Есть.

 

А.В.: В Украине?

 

Б. Г.: Вернее, было. И его делали мы в PinchukArtCentre. Мы создали кураторскую платформу, которая, по своей сути, являлась базовой тренинговой программой для кураторов.

 

А.В.: Да, но это тренинговая программа. Это не академическое образование.

 

Б. Г.: Это образование. Программа длилась два года и это высокий вклад в интеллектуальное развитие и практическое обучение молодых людей для того, чтобы сделать их профессионалами в сфере искусства. Программа не реализуется сейчас. Мы только что закончили первую часть. Поэтому вы правы, сейчас нет таких программ. Но кураторской практике можно учиться многими способами. В западной Европе и Америке есть тренинги, школы и мастер-классы для кураторов. Вопрос заключается в том, является ли это решением. Я думаю, что очень много говорится о положительных чертах всех этих вещей, но существует проблема, которая пронизывает каждый из этих подходов. Поэтому большая часть моей лекции будет посвящена тому, как я самостоятельно развивал в себе куратора, и как я развивал свое собственное кураторское видение. Ни для кого не секрет, что существует разрыв между классическими практиками преподавания кураторской деятельности и новыми формами, которые представлены мастер-классами в Голландии, или, например, школой кураторов в Цюрихе, в Швейцарии. Но тут мы должны спросить себя: это ли путь, по которому должно развиваться кураторство?

 

Кураторство – это профессия. И это определенные профессиональные навыки, которыми вы должны овладеть. Вопрос, где вы будете это делать – совсем другая проблема. Вы можете учиться в поле, вы можете учиться в определенной системе, вы можете учиться у мастера, за которым будете следовать. И это путь, по которому пошло много кураторов. Если вы посмотрите на многих топ-кураторов по всему миру, то обнаружите что были люди, у которых они учились. И на основе этого они продолжают развивать свои практики. Поэтому феномен кураторской школы заключается в том, что она только зарождается. Ей не 2-3 года, ей где-то 10-15 лет, но это относительно новое явление. Особенно если речь идет о новом поколении кураторов.

 

 

А.В.: Вы уже пять лет проработали в Украине. Это достаточный срок, чтобы проследить динамику и определить тенденции в украинском искусстве.

 

Б. Г.: Я буду говорить о возникающем поколении, если мы ведем речь о новых тенденциях в украинском современном искусстве. Первое, что случилось в последние пять лет, и это очень примечательно, что художники сместили практики от своего рода активизма, который был очень связан с политикой, который базировался на улицах, который было трудно отделить от искусства. Смещение произошло даже не за последние пять, а за последние восемь лет. Было действительно тяжело провести черту между активизмом и искусством. И этот активизм изменился в сторону осознания. Осознания социально-политической ответственности художника, осознания критической ответственности художника. Это привело к появлению очень резкого и уникального языка, который теперь широко узнаваем. Если мы посмотрим на младшее поколение – они путешествуют, они выставляются, у них есть большой потенциал для дальнейшей работы.

 

Второе изменение, которое произошло – это развитие молодыми художниками абсолютно новой формы концептуализма.  Я имею ввиду что-то, что всегда было в Украине. И здесь это имеет довольно длинную традицию, если возвращаться к концептуалистам из Одессы и т.д. Но теперь есть новое поколение, которое затрагивает те же темы, но в другом ключе и другими способами. Например, известные вам, Светличный и молодая группа Open Group, которые разрабатывают эту тему своим уникальным образом. Я думаю, что здесь есть большой потенциал, который по-прежнему нужно развивать. Но я верю, что через несколько лет мы увидим это на лидирующих позициях у нового поколения молодых украинских художников.

 

А.В.: Сейчас Украина находится в сложной ситуации. Как вы считаете, все те изменения, которые происходят как в политической и социальной, так и культурной жизни страны послужат толчком для развития молодых художников?

 

Б. Г.: Есть кое-что, что я упустил в ответе о тенденциях. То, что вы можете отчетливо видеть. Поколение, которое росло с 2004 до сегодня, самое молодое поколение. (Хотя их два, но давайте опустим этот факт). Они всегда работали в команде. В команде с обществом. И критически смотрели на все происходящее. Я вижу, что произошло со многими художниками. Майдан и все, что сейчас происходит в стране, на самом деле дало новый импульс. Это действительно привело к изменению языка. Но я думаю, что язык, из-за всей истории, из-за постоянного использования этой темы, вдруг стал намного острее, более четким. Он стал богаче. Он прыгнул на два уровня вверх. И для меня это предельно ясно.

 

Если вы видели выставку "Страх и надежда" в Киеве, если вы видели работы, вы понимаете, о чем я. Думаю, никто не мог представить подобных работ до этих событий. И это отклик. Это реакция, которая создала дистанцию и критическую рефлексию с обеих сторон. Потому что это не только критика режима, это критика всей структуры. И это критическое мышление было так необходимо. Когда началось насилие – терпение лопнуло, и художники вернулись к активной позиции. А это означает, что они функционируют в обществе. И я говорю не только о тех троих художниках, работы которых представлены на выставке. Посмотрите на работы Леси Хоменко, или на то, что делал Саша Бурлака. Эти работы очень сильны. Они ставят украинское искусство на совершенно другой путь.

 

 

А.В.: Стоит ли ожидать подобного импульса в кураторской деятельности?

 

Б. Г.: Я начну ответ на этот вопрос с провокации. Кураторство – это очень личное. И так как это очень личное, оно, конечно же, зависит от того, как и над чем ты работаешь в данном контексте. Кураторство не исключено из контекста. Кураторство – это то, что ты делаешь для конкретного места. Это означает, что изменение ситуации накладывает определенный драматический отпечаток на тебя. Меняется то, как ты смотришь на выставку прямо здесь и сейчас. Повлияет ли происходящее на принципы моей работы? Изменит ли подход в работе с людьми? – Нет. Потому что это профессионализм. Изменит ли это определенные темы в голове? – Да, безусловно. Изменит ли дискурс с художниками? – Абсолютно. Потому что изменится контекст.

 

А.В.: Важно куратору быть независимым? Привязка к определенному художественному институту помогает или мешает?

 

Б. Г.: Это меняет твои обязанности. Я лично верю, что быть в одной связке с институцией очень важно. Потому что если ты свободный куратор – ты можешь делать все, что хочешь, и контекст не играет важной роли в твоей практике. Если ты связан с институцией, если ты связан с обществом – это меняет твою ответственность как куратора, и это меняет тот дискурс, который ты выстраиваешь. Мое личное мнение – конечно, работа с институцией оставляет меньше свободы действий и маневров. Но это дает тебе самое прекрасное – незамедлительный фидбэк. Потому что ты знаешь для кого ты работаешь, и с кем ты работаешь. Ты ведешь близкий диалог с людьми, которые посещают институцию, и с тем сообществом, которое окружает институцию. Это изменяет глубину, в которой ты в состоянии работать со специфическими выставками.

 

А.В.: У вас большой опыт организации как индивидуальных, так и групповых выставок. С какими проектами вам больше нравится работать?

Легче создавать новую экспозицию с нуля, или же создавать выставку из уже существующих работ?

 

Б. Г.: Каждый художник уникальный. Работа с группой – это особое испытание, а это означает, что сам проект растягивается во времени. Нужно каким-то образом добиться согласия в группе, прежде чем думать о кураторстве. Разговор в таком случае более сложный и ветвистый. Но это не означает, что он должен быть менее открытым.

 

Выставка – это непрерывный процесс. Он заканчивается только тогда, когда экспозиция закрывается. Работа с современными художниками – это работа с людьми, которые постоянно меняют свое мнение. Они могут изменить мнение в самом начале, они могут изменить мнение, когда все уже готово, они могут изменить мнение, когда выставка в самом разгаре. Я думаю, важно оставаться открытым. Если ты можешь сохранить широту мысли и готовность вступить в разговор с художником – ты справился с вызовом. Это то, что мне нравится в этой работе. Поэтому в данном смысле – это процесс, который никогда не заканчивается.

 

 

Фото: Андрій Яригін