Филлида Барлоу: "Для художника по-прежнему важно думать о назначении своего искусства"
Мы часто слышим от мудрых людей, что своё дело нужно любить и заниматься им искренне, несмотря ни на что, даже если нет рядом тех, кто может оценить твой результат. И только тогда твой труд будет настоящим и, более того, он обязательно будет замечен теми, кому он важен. Британская скульптор Филлида Барлоу в течение своей творческой жизни как художник признана не была. Несмотря на то, что художественная деятельность для неё всегда была основной, Филлида была известна скорее как преподаватель. Среди её выпускников есть и большие имена: Рэйчел Уайтред (лауреат Премии Тёрнера) и Тацита Дин. Широкое признание настигло художницу в 67 лет: премия Aachen Art Prize 2012, сотрудничество с галереей Hauser & Wirth, множество приглашений к сотрудничеству. Но эта удивительная женщина достаточно отстранённо наблюдает за новообретённой славой, продолжая спокойно и вдумчиво работать.
Куратор будущей Арсенале 2012 Девид Эллиотт пригласил Филлиду Барлоу для создания масштабного проекта в рамках биеннале. На этой неделе Филлида прилетела в Киев всего на несколько часов - посмотреть пространство Мыстецкого Арсенала. Конечно же, ART UKRAINE не мог упустить возможность расспросить скульптора о проблемах насущных.
Ася Баздырева: Удивительно, что такую популярность вы приобрели только недавно. Вы только получили премию, о вас пишут в журналах, приглашают делать выставки и крупные проекты. Каково это - получить сразу такое широкое признание?
Филлида Барлоу: Если художник работает всю свою жизнь, делая свои работы, преподавая искусство, - большие перемены не оказывают влияния, они не меняют тех проблем, с которыми он сталкивается всегда. Потому что эти проблемы устоялись внутри художника. Но я думаю, что это даёт колоссальные возможности: быть здесь в Киеве, например, в других странах - это невероятно! Вот это настоящие изменения.
Пришлось ли вам оставить преподавательскую практику, которой вы посвятили более сорока лет?
Ф.Б.: Да. Преподавание никогда не заменяло и не было вместо художественной практики, скорее дополнение и способ заработать деньги. Но сейчас этого уже нет.
Вы являетесь свидетелем целой эпохи, в которой родился мыльный пузырь под названием “арт-рынок”, а современное искусство возведено в культ и т.д. Как вы думаете, что ждёт искусство в будущем?
Ф.Б.: Арт-рынок всегда существовал, просто не был такой значимой частью арт-индустрии, которая включает художников, критиков, кураторов, журналы, музеи, галереи. До конца 50-х художник был всё ещё очень полон романтического понимания себя как художника. И на протяжении 60-х это изменилось с приходом различных движений, родиной которых стала Америка. Коммерческое всегда было в искусстве.
И это всегда большая диллема для художника: воспринимать свою работу как продукт или нет. Если я назову эту подставку для салфеток искусством, то кто-то на этой Планете купит её, либо я могу её выбросить, либо поставить в своей студии и никто не будет её видеть.
Одна вещь, которую мы все видим - это успех искусства. Мы видим как оно продаётся, мы видим большие выставки. Но даже при этой глобализации искусства для художника по-прежнему важно думать о назначении своего искусства. О послании. И если говорить о будущем, важна именно такая сила искусства. В арт-индустрии, которая фокусируется на искусстве как на продукте, важна сила, которая изменит что-то. Эта сила всегда пытается поломать традиционные идеи об искусстве. Через политику на протяжении Первой Мировой Войны, с подъёмов коммунизма, фашизма - каждый раз художники пытались изменить контекст.
Вы всё ещё верите, что художнику есть что сказать? Что он может что-то изменить?
Ф.Б.: Я не знаю. В этом и заключается главный вопрос. В современном Лондоне художники пытаются возродить традиции салона, устраивая небольшие встречи, дискутируя, обсуждая тексты, представленные узкому кругу людей. Я была на трёх таких встречах: в некоторых из них участвуют молодые художники, в некоторых - старшее поколение, - это очень интересно. Это такой большой подъём: Кто мы? Где мы? Для кого всё это?
Наверное, все подустали от глобальной “арт-машины” и её колоссальных масштабов. Теперь действительно склоняются к идеям прошлого...
Ф.Б.: К своим корням. Это такой себе мираж: существует ли такая вещь как мир искусства или это просто иллюзия? Многие художники задают этот вопрос. И если избавиться от иллюзий - что остаётся на выходе? Только желание творить. Делать работу, которая вне тебя. Это не обязательно должно быть мгновенно узнаваемо или понятно. Но это желание. Страсть к своей работе, которую ты не можешь остановить. Даже несмотря на политическую цензуру или нигилизм. Искусство - это способность менять что-то.
Мы очень надеемся, что деятельность наших художников да и всех, кто занимает социально-активную позицию сегодня, приведёт к качественным изменениям в обществе.
Ф.Б.: И для меня большая честь оказаться здесь именно в такой момент.
Даже поездка из аэропорта была захватывающей: старые советские виды, огромные индустриальные комплексы. В Кливленде (Великобритания) в конце XIX века была крупная индустриальная революция. Здесь, кажется, она случилась в советское время. И сегодня мы наблюдаем упадок фабрик, машины стоят - есть определённый трагизм в этом. Я думаю, что Киев в целом отличается от того, что я пока успела увидеть, но даже эта поездка была удивительной.
Расскажите о вашем сотрудничестве с галереей Hauser & Wirth, котарая является одной из самых известных в мире.
Ф.Б.: Около года назад они мне позвонили и предложили сделать резидентный проект. Это очень здорово, поскольку галеристы Hauser & Wirth очень открытые люди с множеством контактов. Мне предоставили возможность сделать работу так, как я хочу, без ограничений, даже если я буду использовать, скажем так, нетрадиционные материалы. Первый раз в жизни мне оказывают такую поддержку. И это первый раз в моей жизни, когда я продаю работу.
Вы шутите? Что же вы делали со своими работами всю свою творческую жизнь до этого?
Ф.Б.: Выбрасывала, либо перерабатывала для производства новых работ, но только не складировала.
Какие темы исследует ваше искусство?
Ф.Б.: Процесс разрушения вещей, а потом их возобновление - этот постоянный цикл. Не столько в природе, а скорее через вмешательство человека. Разрушение домов, трагедия войны, крушение и последующая трансформация во что-либо иное. Большая идея нехватки статичности. Изменение вещей посредством неожиданных, ужасающих явлений вроде землетрясений или цунами. Но выглядит это невероятно красиво, хоть и является трагедией. Эстетика деструкции и упадка, но с потенциалом восстановления.
Конец света в следующем году, например?
Ф.Б.: Нет, это мне не интересно. Мне важны больше человеческие отношения с временем, тем, что не может быть закрыто или спрятано. Моя работа о настоящем времени. О том, как что-то образуется тут же, в единый момент. Чернобыль - событие невероятного значения для истории ХХ века, удивительный пример краха технологии. В то же время это событие, исполненное визуальности: представьте, как тонны цемента высыпают сверху на место аварии - на другом языке это, по сути, процесс созидания. Может быть, это звучит ужасно и, конечно же, те люди, которые ликвидировали аварию, о таком не думали. Но подобные акты творения касаются не только масштабных творений, они происходят и в пределах вашей кухни, например.
Как вам нравится Арсенал? Следует ли нам ожидать здесь колоссальный проект?
Ф.Б.: Арсенал просто восхитителен! Пространство невероятное, очень большое и, я думаю, что это очень нелёгкое задание - активировать его, ведь я не знаю, какие художники будут, скажем так, с другой стороны. Это будет определённый синтаксис: не нарратив в формате работы, а в том, как работы различных художников будут соединены между собой.
У вас уже есть идеи?
Ф.Б.: Да множество идей, которые появились уже после того, как я увидела фотографии Арсенала. Дэвид предложил сделать одну большую работу, я подумала о нескольких, но с определённой структурой. Но сейчас я понимаю, что работу нужно сделать так, чтоб пространство стало живым и динамичным.
Ася Баздырева