Данный текст - разговор двух художниц о выставке "Штопка", которая происходила в Боттега Галерее с 15 октября до 8 ноября. Напомним, что сейчас Боттега представляет продолжение этого проекта в рамках IX Art Kyiv Contemporary, который продлится до конца текущей недели.

 

Работа Алины Максименко

 

Алина: Я подумала, что хорошо бы сочинить наш с Вами разговор на ходу.

 

Алевтина: В любом случае, давайте говорить про вашу выставку.

 

Алина: Мы примем ее за точку отсчёта. Спасибо, что пришли. Что осталось у вас сейчас, когда выставка закрылась и работы не висят на стенах, после многих прошедших уже затем событий, — осталось что-то?

 

Алевтина: Я скажу так — правильнее, чтобы живопись была у тебя дома — была бы твоим собеседником каждодневным. В нашей гостевой висит одна работа, я на нее каждый день смотрю, и не нужно помнить. А вот ваши работы в моей памяти, — я могу оживить свою память, чтобы их вспомнить. Так же я могу вспомнить свои ощущения и что говорили мои друзья о них. Есть разница между памятью и частым и постоянным общением. Я вообще невероятный сторонник коллекционирования. При том, что я не произвожу объектов, — мои рисунки, конечно, отчасти тоже объекты, но в основном произвожу истории. А живопись я себе представляю, как коммуникатор, обходящийся без истории, независимо от текста, который может быть рядом.

 

Работа Алины Максименко

 

Алина: У меня текста не было.

 

Алевтина: У вас да, а вот на выставке Тиберия Сильваши текста может быть очень много. При том, что я видела его работы в нескольких домах, и мне хотелось поговорить о них с их владельцами. Возвращаясь к воспоминанию о ваших работах — как сказала Вова (Владимир Бабюк), мнение которого всегда остаётся не ангажированным, — Вова сказал о них так: врубелевская палитра. И я подумала — так ли это? У вас там были такие лиловые, серые, сложного такого голубого оттенки — я так запомнила вашу живопись…

 

Алина: по совпадению обстоятельств, о Врубеле я читаю лекцию в Closer.

 

Алевтина: Так прав Вова или нет?

 

Алина: Сложно разложить живопись на оттенки, она живет, как единый организм. А с какого момента эта жизнь начинается? Мы с вами работаем с очень разными формами — ваша форма всегда остается открытой для зрителя, ее нельзя пощупать и потрогать, как мои работы. Можно продолжить.  Хотя, в принципе, мы одинаково собираем действия, слова, поступки, оттенки. Похожим образом наши работы хранятся в памяти. Можно определить эту разницу открытой и закрытой формы?

 

Алевтина: Я вообще всегда на стороне художника, который может прийти к коллекционеру и взять работу — переделать.

 

Алина: И вот вы хранитель завершенной формы.

 

Алевтина: Меняется контекст, и то, что кажется формой закрытой, не меняющейся, — уже не так. И ваша картина в новом контексте по-другому читается. Нет завершённой формы.

 

Алина: Работа живет, пока ее интерпретируют, пока она вызывает эмоции.

 

Алевтина: живая в своем содержании…

 

Алина: Кажется, любой случайный  кусочек жизни может превратиться в ваших руках в историю или событие.

 

Алевтина: Бывает, что нет никакого вдохновения, мы просыпаемся утром и делаем то, что мы делаем. А бывают более продуктивные дни.

 

Работа Алины Максименко

 

Алина: Это как поэзия, когда совершенно не понятно, что нас вдохновляет, шнурок или закат, — когда ни то, ни другое, одинаково нам не принадлежит?

 

Алевтина: Я сама, как и многие, немного комплексую  при слове “вдохновение”. Правда в том, что каждое утро приходишь в мастерскую, отвечаешь на письма, как офисный работник, и так может пройти весь день. На самом деле есть постоянная готовность что-либо делать. Случайность тоже для меня существует —  когда  встречается нестандартная для меня ситуация или реакция, не вписывающаяся в привычный для меня круг людей или событий.

 

Алина: И наоборот — что-нибудь привычное случается поэзией, становится частью формы. Я прихожу в любимый мной, живущий с советских еще времен строительный магазин на Подоле и перебираю, пересматриваю обычнейшие завесы, кисти, шурупчики, болтики, — ищу нужное слово. И что удивительно — случайно оно находится.

 

Алевтина: Случайность — что же такое? Я думаю, мой проект с самолетом был случайностью — работник фонда “неверно” понял текст моего письма, в котором я прошу г-на Ахметова нарисовать землю из окна его частного самолета. (о проекте “Я опаздываю на самолет, на который опаздать невозможно”, реализованный благодаря усилиям фонда Рината Ахметова “Развитие Украины”).  Любая работа — это такой мяч брошенный — может упасть как ты вообразил, или совсем не туда, если “подует ветер”...

 

Работа Алины Максименко

 

Алина: А о работе, со случайности начавшееся — можете вспомнить? Моя Штопка случилась именно как штопка — большой холст случайно был прорван при транспортировке, я вспомнила, что когда-то бабушка учила меня штопать и восстановила структуру, плетение холста, грубыми нитками — то есть прореху заштопала. Повторила холст, его фактуру, уже как часть живописи. Изменилась, показалась другой линия и ее глубина, работа ожила и потребовала продолжения.

 

Алевтина: А я начала заниматься перформансом из-за инстинкта выжить как художница — реализовывать свои идеи в другой форме (до этого была инсталляция, которая всегда стоит ресурсов — денег). Для моих перформансов часто нужен только микрофон.

 

Алина: Вы чувствуете большую разницу?

 

Алевтина: Да, конечно, это как вы с живописью: сделал и отошёл в сторону. Два шага сделал — и видишь. Инсталляцию видишь и живопись видишь.

 

Алина: Любая работа начинает жить с появлением зрителя.

 

Алевтина: Да, это тоже есть. Поверьте, — в своей работе вы можете предположить реакцию,  расспросить, или, например, увидеть, как зритель смотрит. Когда  делаешь перформанс, то находишься  внутри, вообразить себя можешь только отчасти. Я практически не знаю, что я делаю.

 

Работа Алины Максименко

 

Алина: Вы просматриваете материал потом?

 

Алевтина: Например, у меня есть видео из Эрмитажа отличного качества (перформанс в рамках Манифесты 10 в Санкт-Петербурге “В Африку гулять/Об Украине в рамках закона Российской Федерации), где видно, что я медленно говорю. Там невероятная акустика. Не говори я медленно — все мои слова съело бы эхо, каждое быстрое слово тонуло бы в громадном пространстве.

 

Алина: Красивый образ — эхо. Хочется говорить о свете и о картинах, выставленных не при ярком освещении, а в полутемноте или темноте. О картинах, которые в темноте растворяются. Остаётся запах  краски.

 

Алевтина: Важно, где висит картина. Я обсуждала с одним художником важный вопрос: ограничение для использовании его работ, продавая их на MuzychiChristmasArtFair, — он не хотел, чтобы его работу повесили в туалете. Я очень долго об этом думала, потому что я разместила свою работу в таком месте нашего дома…. Идеальное место, на мой взгляд. К разнице между картиной и перформансом — в последнем сложно добиться идеальности

 

Алина: Но присутствует та форма, с которой вы готовы согласиться.

 

Алевтина: Да, конечно. Но иногда за формой нет ничего. Самый страшный враг для меня — это маньеризм — заимствование формы без наполнения ее новым содержанием.

 

Работа Алины Максименко

 

Алина: Речь идет о форме, лишенной жизни?

 

Алевтина: Да. Наоборот, — случай с вашим порвавшимся холстом — пример живого реагирования, случай, в реальном времени случившийся. Почему я вспомнила маньеризм? Во время  учебы на графическом факультете мне приводили в пример нескольких графиков, успешно работавших с темой карнавала. Я не понимала, почему меня это не трогает. Теперь знаю. Они, те молодые авторы не видели карнавалов... Они смотрели на нарисованные карнавалы. В 2004 году я попала в Maastricht (Нидерланды) и увидела карнавал...

 

Алина:  Год назад в Барселоне мы попали на карнавал в день Трех Святых — в первой линии, под конфетным дождем стояли. Все взлетало  и сверкало невероятно ярко. Какие бумажные фигуры в рост домов, со светом и людьми внутри, качали нам головами! Что сказать — удача. 

 

Алевтина: Карнавал для меня оказался одной маленькой травмой.  Я-то решила участвовать (быть со всеми), но мне не удалось и так появилась история для перформанса. Я решила быть Рождественской елкой: на пластиковый пакет для мусора прикрепила быстренько зеленые бумажки и... На самом деле карнавальные костюмы готовят целый год или покупают в специализированных магазинах. Шьют их прочными. А мои зелененькие бумажки слетели в первом пабе: из Рождественской елки я превратилась в пакет для мусора. Теперь у меня есть история о том, как сложно быть со всеми и что же это такое — быть со всеми!

 

Автор идеи - Марина Щербенко

Записывали Алина Максименко и Алевтина Кахидзе.

Редактировала Алина Максименко