Представляем вам интервью с художником Леонидом Войцеховым в рамках проекта «Смутная алчба»

 - Есть такое понятие, как самооценка. В художественной жизни Одессы как вам видится ваше место – в первой десятке, в первой пятерке?..

 - Это не совсем корректный вопрос. Вы что там - задумали таблоид издавать? Об этом уже будут судить наши дети. В Одессе меня практически не знают. Для москвичей я - бывший лидер одесской концептуальной группы, так называемого южного крыла.

 

– А насколько динамична художественная жизнь Одессы? Существует ли она вообще?

 - Вы сами себе ответили. Раз задаётся такой вопрос, значит, есть сомнения в её существовании, во всяком случае, в её интенсивности.

 

– Каждый век формулировал художественные направления. Конец 19-го века – импрессионизм, 20-й век – кубизм, сюрреализм, абстрактное искусство, поп-арт… Какое из этих направлений повлияло на вас?

 - Скорее можно говорить об общих наработках модернизма, а в каждом из «-измов» был кто-то более или менее комплементарный моему пониманию искусства.

 

– Были ли у вас у вас учителя? Кто из них формировал вас?

 - Своим учителем я считаю Валентина Хруща, хотя он сам, когда я ему это говорил в лицо, пытался убедить меня в обратном, и обычно говорил: "Лёня, не дури, ты отдельный художник". Но это была школа скорее этическая, чем какая-то технологическая или стилевая.

 

– Сегодня одесские искусствоведы называют Юрия Егорова, Валентина Хруща классиками одесской живописи. Согласны ли вы с этим, кого ещё возвели бы в ранг классиков?

- Что касается В. Хруща, то с самого начала его творчества уже было понятно, что он главный парень поколения, мне и сейчас больно смотреть, что его однолетка и приятель по жизни Евгений Рухин стоит на аукционах по 250-300 тысяч евро, а на работы Валика до сих пор не выставлены цены. А дело в том, что одесские дилеры и "искусствоведы" не сумели выстроить стратегию введения его в мировой контекст, как ленинградцы, которые сначала сделали пару выставок в Русском музее, потом протащили по всей Скандинавии, потом повезли на Лондон, Нью-Йорк, короче, всё сделали правильно, и не думали, как заработать тысячу - две, как одесские товарищи. Что касается Егорова, так мне не совсем ясно, кто его, собственно, классиком сделал. Был проведен общеодесский референдум? Это решение отчетно-выборного собрания одесского отделения Союза? Так решил Феликс Кохрихт с редакционной коллегией газеты «Слово»? Я помню конец мая 1988 года. Мы с Валиком Хрущом поехали посмотреть огромную ретроспективу Лентулова в новой Третьяковке. Ну раз уже оказались на Крымском Валу, решили и в ЦДХ заглянуть. Юра как раз там выставлял свои работы в огромном зале - метров 300-400 квадратных. И хотя был воскресный день, в зале никого не было, кроме понуро сидевшего Юры. Я говорю Хрущу: "Давай как-то проскочим, чтобы не ставить его в неловкое положение", но Хрущ мне на это: "Нет, давай подойдём - морально поддержим, он всё-таки наш земляк…" Ну подошли - поддержали. Такое искусство, как делал Юра, интересно только в Одессе. Почему в классики не взят Шопин, Дульфан, очень сильный и крепкий реалист Ломыкин? Что касается того, кого бы я уже возвёл в ранг живого классика - так это Юрий Лейдерман.

 

– Как бы вы объяснили, что такое современное искусство, что такое актуальное искусство?

- Это, конечно, очень известный оксюморон. Об этом уже столько напустомелено, что я добавить ничего не могу.

 

– Является ли Одесса художественной провинцией? Является ли Украина художественной провинцией? А где центр?

- Да, и Одесса, и Украина являются художественными провинциями, и не только потому что Украина - у края, а Одесса - на краю Украины. Что касается центра, то сейчас с этим небольшая неясность. По качеству работ и мышления - скорее всего Лондон.

 

– Рыночная оценка работ художника на аукционах определяет ли для вас значение художника?

- А гонорары Киркорова имеют отношение к искусству бель канто?

 

– Где, когда, за сколько проданы ваши работы в 2009 году?

- 2009 год - год кризисный, совершенно неудачный. Я более 10 лет не выставлялся до этого (киевские коллективные проекты не в счёт), и максимум, что удавалось взять за небольшую (метр на полтора) картинку (раньше я писал только полтора на два и два на три метра) в Одессе - 3000 долларов. Дело в том, что у меня уже с 95-го года были стабильные цены от восьми до десяти тысяч долларов. Правда, за форматы 1,5х2 метра, которые я писал максимум в 3-4 сеанса, и у меня их вырывали из рук еще недосохшими. А тогда это были совсем другие деньги. Были еще рубли, а доллар шёл один к десяти. Десять тысяч долларов стоила двухэтажная дача в Подмосковье с видом на реку или однокомнатная квартира чешского проекта в самой Москве. А в 90-м году на аукционе в Берне моя работа была самая дорогая - 18 000 долларов. Хотя в аукционе участвовало помимо остальных неслабых ребят еще три участника первого русского Сотбиса. (От себя добавим, что работа Леонида Войцехова осенью 2009 года была продана на аукционе «Золотого сечения» в Киеве за 10 тысяч долларов).

 

– Прогнозы – штука ненадежная, но всё же необходимая для каждого творца. К чему будет идти изобразительное искусство в 21-м веке – к абстракции, к фигуративному реализму, к театрализации жизни?

- Похоже, что дело склоняется к большому синтезному искусству. Речь сейчас идёт не о создании нового стиля или «-изма», а о создании новой метапозиции.

 

– Влияет ли политика на ваше творчество? Как?

- Да, влияет. Потому что политика сегодня - самое динамичное из всех искусств. Лишь только подбирающееся к своим серьёзным операционным возможностям.

 

– Насколько давно вы ощущаете себя художником? Можете ли вы предположить, что ваши творческие высказывания влияют на социум?

- Я с детства ходил сразу в несколько кружков Дворца пионеров: изобразительный, скульптурный и кукольный. В кукольном мне доверили роль Змея Горыныча. У Змея светились глаза, и когда я нажимал на грушу с тальком, из пасти появлялись "клубы дыма". Вот точно таким образом, как образ Змея Горыныча повлиял на судьбу моих сверстников, так и современное искусство может что-то изменить в социуме.

 

- А есть ли у вас ученики, последователи?

- Да, когда-то меня считали своим учителем Перцы, Мартынчики - на своих первых выставках в Москве, у Марата Гельмана, они представляли меня публике, как своего учителя. Лейдерман мне и сейчас говорит, что «без тебя ничего бы не было». На что я им обычно всем отвечал то же, что мне в своё время отвечал Хрущ: "Вы -  отдельные ребята и самостоятельные художники".

 

– В Одессе исчезла профессиональная арт-критика. Нужна ли она вам?

- Начнем с того, что в Одессе всего 2 человека - Миша Рашковецкий и Ута хоть знают современные термины. А для того, чтобы была критика, надо, чтобы было что критиковать.

 

– Есть мастера, для которых важнее всего среда, тусовка. Есть мастера, для которых важна сосредоточенность, общение с книгой. К какой группе принадлежите вы? Какие 3-5 книг прочли в 2009 году?

- Но это периодами. Во-первых, в Одессе тех домов и мастерских, куда интересно прийти, осталось столько, что можно перебрать на пальцах одной руки. Ну книг я читаю одновременно 10-15 параллельно. Самая интересная - рассказы Франца Верфеля, перечитал «Избранное» Кручёных, воспоминания и интервью Хантера Томпсона, автора "Страха и ненависти в Лас-Вегасе", сборник трудов Ю. Эволы, и т.д., и т.д.

 

– Нужен ли вам Союз художников? Не пришла ли пора объединяться в творческие группы, исповедующие одни принципы, и группироваться вокруг конкретных галерей?

- Меня ещё с ясель невозможно было заставить держать за подол впереди идущего, когда я выходил из школы, я сразу прятал в ранец пионерский галстук, из комсомола исключен за неуплату взносов и выкидывания комсомольского билета.

 

– Кстати, какую галерею в Украине, в Одессе вы могли бы считать близкой себе по духу?

- Я не слежу за работой украинских галерей. Мне это не интересно.

 

– Художник - не узник мастерской. Есть ли контакты с поэтами, артистами, музыкантами. Стремитесь ли вы к общению с коллекционерами? В какой коллекции, в каком музее для вас престижно видеть свою работу?

- Я ещё в 90-м году висел в музее Людвига в Кёльне- главном на тот момент европейском музее современного искусства, а что касается коллекций, таких бездна престижных, зато могу четко сказать, что я не хотел бы быть в коллекции музея Кнобеля, потому что винегретов не переношу.

 

– Много ли путешествуете? Какой музей произвел в 2009-м году самое яркое впечатление?

- У меня в прошедшем году было только одно путешествие - из Одессы в Москву, но даже Москва в сегодняшнем состоянии очень разочаровывает.

 

– Насколько точно представляете себе, что должны сделать, что осуществить, где выставиться в 2010-м году?

- Я уже потихоньку начал выставляться. Только совсем недавно открылась выставка на «Фабрике» с очень престижным составом участников. Так как у меня полгода назад родилась дочь, то я волей-неволей должен снова войти в большую игру. Но, как говорится: всё в руках Господних, кроме страха перед Господом.