Символ Перестройки, человек, нашедший Шамбалу, медиум и художник, да и что там - действительно легендарная личность, Владислав Мамышев-Монро оказался ко всему еще и замечательным человеком, открытым, честным и самокритичным, обладающим, о чем мы впрочем и так всегда догадывались, восхительным чувством юмора. Он не пожалел для нас веремени, но даже и нескольких дней, проведенных с ним, не хватит, чтобы распросить и послушать обо всем том, что он может рассказать. Что уже говорить о тексте, который может уместить лишь толику услышанного, и уж, конечно, никак не может передать обаяния нашего собеседника. Потому мы представляем данное интервью как краткое введение в жизнь и творчество Владислава Мамышева-Монро и обещаем, что на этом все не кончится. Владислав пообщел нам написать свои воспоминания о Перестройке.

 

Анна Цыба Ваш дом на острове Бали, но вы уже долгое время живете и работаете в Киеве. Почему?

Владислав Мамышев-Монро У меня были планы повидаться с моими друзьями, это все-таки почти моя семья – все те художники, с которыми я когда-то много лет назад вместе начинал. Но я сделал ужасную ошибку – я провел три месяца в Москве. За эти три месяца я набрался только негатива от всех этих старых друзей-художников, которые все жутко политизированы и абсолютно непримиримы. Люди, которые десятками лет дружили, больше не подают друг другу руки из-за непримиримости собственных позиций в отношении Путина, и дела Pussy Riot в частности.

 

- А какова ваша позиция в этом вопросе?

- Ну какой же может быть позиция?! Случилось беззаконие – прекрасных образованных девочек, думающих о своей стране и о людях, живущих в ней, посадили ни за что! Это жесточайшая расправа.

Я, к счастью, никогда не был в тюрьме, хотя она мне несколько раз грозила. Но знаете, я бы не смог там провести даже дня – я бы предпочел смерть, причем скорейшим образом. А этим девушкам впаяли два года! Причем нужно понимать, что за нравы бытуют на зоне. В тюрьмах сидят такие же простые русские люди, все они верующие – у них к тому же такой обостренный приступ религиозной ярости, ведь оказавшись в тюрьме, они наконец-то подумали о Боге. И теперь они, естественно, считают себя святее папы римского. И вот к ним, через средства массовой информации, настроенные радикально против Pussy Riot, бросают этих бедных девушек. Страшно представить, что им там придется испытать. И страшно от того, что это как-то даже никем не принимается в расчет. А ведь эти девочки на самом деле уже святые – без иронии – за эти месяцы сидения у них лики отчеканились, как у святых.

Я возмущен. И мне кажется, что другой позиции просто не может быть. Но тем не менее она есть, и среди моих друзей. Представьте себе, мои близкие друзья, например Сережа Бугаев Африка, который сейчас стал доверенным лицом президента Путина, бросает в этих девочек камень.

 

- Как он аргументирует свою позицию?

- Аргументирует тем, что якобы ему самому все это очень важно, что он искренне поддерживает политику Путина. Но на самом деле Сережей движет простой экономический интерес. Он очень болезненно и трепетно относится к вопросам недвижимости. А ему сейчас дали большущее помещение дворцового плана на Миллионной улице – там раньше жил придворный доктор Зимнего дворца, - такой себе мини-дворец.

 

- А остальные?

- Это такие неофиты, истовые верующие. Они либо были жесточайшими наркоманами еще недавно, и вдруг пришли к Богу, и теперь вправе осуждать и бить всех остальных – и таких очень много. Либо бандиты, которые стали батюшками. Все они доходят вплоть до того, что желают всем несогласным с их мнением чуть ли не издохнуть.

И вот от этого всего ужаса я убежал сюда к вам, в Киев. И оказался как будто бы у себя дома, на Бали. Здесь прекрасно живется и работается. И здесь действительно очень похоже на Бали – как мне рассказали, карты Украины и Бали чуть ли не полностью совпадают. И сейчас я понимаю, что нужно было, минуя Москву, сразу ехать сюда.

Владислав Мамышев-Монро и его подруга Ольга Мюллер-Ханке

- Но имеет ли право художник  сбегать, бросая свою страну и своих коллег? Почему вы, как политический художник, не боретесь против режима, который вас возмущает, не защищаете тех же Pussy Riot,  а ищете комфортной зоны для жизни и творчества?

 - Я устал. И мне кажется, я уже заслужил это право заниматься таким искусством, беспечным, абсолютно юмористическим. Я уже набегался, я делал революционное искусство, я боролся с 1984 по 1991 год. Тогда нас с тем же Африкой не раз забирала милицейская машина. Я был одним из символов Перестройки. Но теперь бегать от этих молокососов, извините меня.

 

- Каковы ваши прогнозы на будущее России?

- Вы знаете, я сейчас так отвлекся – занимаюсь своим комфортным творчеством, и я понял, что даже не хочу думать об этом. Я не идентифицируюсь с Россией. Мне отвратительно то, что там происходит. Но я счастлив, что есть новое поколение, такое прекрасное, которое уже в принципе не устроит некая другая реальность, чем та, за которую они сражаются. И я надеюсь, что у них все получится.

 

- Над чем вы работаете сейчас?

- То, что я сейчас делаю - это исключительно найденный мною компромисс между тем, чтобы делать то, что нравится, и тем, чтобы это было абсолютной гарантией выживания. В данный момент я работаю в технике царапания, к которой обращаюсь, время от времени. И я знаю, что эти мои расцарапанные полотна имеют своих поклонников – за ними даже целая очередь, потому что я редко на них сподабливаюсь. А для меня – это некая медитация. Делая эти механические движения, понимаешь, что ты не человек, а плоттер. Я себя чувствую божественным плоттером, который знает, где и как нужно чертить. Это очень крутое ощущение, исцеляющее опустошение. И тут в самое важное – место, где это делаешь. Аура, энергетика места. Здесь в Киеве – она прекрасна. А, например, в Питере – сейчас такой трэш, я там этим заниматься просто не смог бы.

 

- Что это за техника - царапание?

- Это моя техника. Я ее придумал в каком-то галлюцинозе, где-то в начале 90-х годов. Мне тогда весь мир показался состоящим из мельчайших ниточек, некой сетки. Я пытался эту сетку изобразить, но никакой краской не мог достичь нужного эффекта – не получалось такой тонкости линии. И потом я пришел к царапанию по фотоэмульсии, и добился желаемого результата.

 

- Какие у вас творческие планы на ближайшее время?

- Вообще-то я приехал с планами - у меня было очень острое на то желание – сделать пародию на фильм «Семь дней и ночей с Мэрилин». Дело в том, что актриса, играющая главную роль в этом фильме, нифига на Монро не похожа – и это просто кощунство. К тому же, сама история высосана из пальца: какой-то чувак умер, что-то там якобы рассказал, и его родственнички захотели срубить бабло.

Я решил сделать пародию. Я видел это так: старик при смерти, уже под капельницей, лежит в больнице, говорит мол, я ухожу на тот свет, но не могу уйти, не рассказав всю правду о Мэрилин, я знаю нечто, что произошло во время съемок фильма «Принц и танцовщица»». И тут другой план, Монро выпрыгивает из кровати Артура Миллера, бежит на проходную Киностудии, а на проходной ее задерживает охранник, и у них секс. Следующий план – умирающая бабулька говорит: «Я не могу уйти на тот свет, не рассказав всей правды о Мэрилин». И тут мы видим бабульку в молодости, она была гримершей, и тоже не удержалась, и у них был секс с Мэрилин. Затем бывший ассистент режиссера, и так далее и тому подобное.

Это было бы очень смешно. К тому же, более правдоподобно. Ведь мне повезло – у меня удивительный талант стопроцентного перевоплощения. Старые друзья Монро, а это сегодня такая определенная каста в Лос-Анджелесе, состоящая из ее личного парикмахера, гримера, фотографа, которые поддерживают культ поклонения Монро, признают меня лучшим ее воплощением.

Мишель Уильямс в роли Мэрилин Монро. Кадр из фильма «Семь дней и ночей с Мэрилин»

 

- Вы с ними знакомы?

- Да, они все меня знают. Мне часто приходили от них письменные благодарности, или их печатные мемуары, подписанные словами «Спасибо, только в ваших глазах я опять увидела Мэрилин» или что-то в этом роде. Они приглашали меня на разнообразные юбилеи и все эти круглые даты со дня рождения и смерти Монро. Однако с 1991 по 2002 год по непонятным причинам меня не выпускали из России, мне просто не давали заграничный паспорт. В советское время я как раз ездил за границу – моя мама была партийной работницей, и потому у меня был синий служебный паспорт. А вот после путча из-за злого умысла одного человека, как я полагаю, у меня с этим возникли проблемы - не помогали ни деньги, ни связи, я 11 лет не мог попасть в Америку. Я многое пропустил. И я об этом очень сожалению, и хочу наверстать упущенное в служении Монро, ведь все-таки она – моя богиня.

 

- Что же с фильмом?

- Эта идея как-то застопорилась. А сейчас это уже невозможно воплотить – я просто потерял все теплое время для сьемок. Я еще хотел снять фильм о «борьбе с Антихристом», такой обобщенный, «Омен», но только про Пугачеву – ведь, по моему мнению, она самый настоящий Антихрист. Я бы показал, как она постепенно превращается в дьявола, и в конце концов голая выбегает на сцену и начинает из пистолета убивать зрителей, матерясь жестоким образом.

«Монро» из серии «Жизнь замечательных Монро», 1995. Фото: Владислав Мамышев-Монро

 

- Как началось ваше служение Мэрилин? И каковы его причины?

- Я с раннего детства боготворил Монро. Знаете, она не ассоциируется у меня с какой-то такой гипер-сексуальнсотью, она для меня – белый голубь, такой светлый, пышногрудый, символ мира. И еще она очень похожа на мою маму.

Первый раз я нарядился в Монро в армии. У меня там был клуб – я изъявил желание сделать клуб для детей части, и мне выделили одиннадцатикомнатное помещение за территорией части. И я там шиковал с одной стороны, в отличие от всех солдат, с другой стороны – помирал от запредельной скуки. В это время мои друзья снимались в фильме «Асса», и мне так захотелось их всех переплюнуть, что крамольная мысль закралась ко мне в голову – воплотить свою богиню. Я поотрывал куклам головы – сделал из них парик, гуашью загримировался, из елочных игрушек серьги сделал, и позвал из фотоклуба фотографа Юру, который меня в этом образе запечатлел. И вот эти то фотографии и увидел замполит части. Он, как сейчас помню, возмутился, мол, Мамышев, что за блядь вы притащили в детский клуб? - а я и говорю, дескать, полковник, это не блядь, это я. Тут-то моя райская жизнь в клубе и прекратилась (смеется). Ну а потом я понял, что могу быть удивительно похожим, и что это интересно, и я стал обращаться к образу Мэрилин все чаще и чаще в разных проектах.

 

- Многие переодеваются, имитируют голоса, и часто им удается достичь сходства. Вы не задумывались, почему именно ваши интерпретации так впечатляют?

- Я думаю все дело в том, что в меня на короткое время вселяется та или иная сущность. Она очень быстро улетает – и даже фотография, сделанная в тот же час, не может этого передать. Недавно я оделся Цоем. Рядом стоял художник Николай Овчинников, он, как и я, тоже знал Витю – мы все были друзьями. И вот в какой-то момент я почувствовал, как этот образ вобрал меня – на долю секунды я стал им. И Овчинников это почувствовал. Это удивительное ощущение – тебя как бы автоматически наполняет. 

 

- То есть вы находитесь в экстатическом состоянии? Становитесь неким медиумом?

-  Да, на короткий отрезок времени - он длится несколько первых минут, до десяти минут. Но я это ощущение запоминаю, это меня образовывает, я начинаю понимать свой персонаж. И это не ерунда, это дар. Как у актрисы Хемы Малини, которая играла Зиту и Гиту в известном индийском фильме. Ей сейчас уже седьмой десяток, а она выглядит роскошно – идеальная, совершенная красавица. Так вот она танцует танец богини Лакшми. Это очень дорогое зрелище для особенной публики, для ценителей - для президентов и миллиардеров обычно. Она приезжает в Америку и выступает в Белом доме - четыре часа надевается на нее костюм, весь сделанный из сапфиров, изумрудов и драгоценных камней, очень тяжелый по весу. Но когда она во всем этом танцует, все делает идеально, в нее входит богиня Лакшми и это признанный всеми знатоками факт.

 

- Я помню вас в передаче Артемия Троицкого «Признаки жизни». Ваш «Розовый блок», как и сама передача, выглядел тогда, в начале 2000-х годов, очень прогрессивно. Да и сегодня это было бы очень интересно. Почему передача закрылась? И почему вы еще до закрытия передачи ушли из нее?

- Все началось с того, что мы делали свое пиратское телевидиние, и нас покупали разные зарубежные каналы. А в России – совок. Трудно было работать с людьми, которые находятся в другой идеологической, культурной реальности. И эта замечательная передача «Признаки жизни» на русских каналах должна была подчиняться законам рейтинга. Как следствие мне нужно было какие-то тексты, которые вообще не нравились, выучивать, и говорить от себя. Я стал много пить от этого. И ко всем этим аксакалам и светским львам приставал совершенно пьяным. Но это было очень весело – глумить этих монстров и мракобесов из адской эстрадно-попсовой плеяды, срывать с них личину мягкого и пушистого. И эта знаменитая «встреча Штирлица с женой» тоже из нашего «Розового Блока» - за время существования передачи действительно было сделано много интересного.

Владислав Мамышев-Монро, Кафе "Элефант"

 

- А каким из ваших фильмов или других проектов вы также гордитесь?

- Большую душевную травму мне нанесла премьера моего же фильма «Волга-Волга», за который я получил премию Кандинского. Это было авангардное произведение, которое совершенно не было рассчитано на широкого зрителя. И в связи с тем, что накануне премьеры организаторы показа, мои соавторы, режиссеры, по всему городу расклеили афиши «Волга-Волга», все поклонники Любови Орловой – пожилые люди, ветераны, пенсионеры – пришли на показ. А мы же издевались над фильмом и над Орловой – там же везде было вставлено мое лицо. А люди ведь не были предупреждены. И я в свою очередь не знал, что они придут. Я был в шоке, когда увидел зрителей - такие женщины нарядные, с прическами, с медалями. Пришли, сели, включается экран и там начинается… и озвучка, и лицо – полная подмена. А потом ведь еще было запланированно обсуждение, и эти все циничные постмодернисты тут же начали стебаться. И одна женщина встала и сказала: "Сначала у нас забрали привилегии, потом украли сбережения, и теперь украли последнее...". Я просто сбежал оттуда - я не мог этого выдержать. И хотя на мне нету вины, ведь если бы я знал, я никогда не позволил бы это сделать - пустить их на этот показ, но стыд и совесть мучают меня. Радует лишь одно, что этот фильм не стали пускать в тираж и кинотеатры, как изначально мои коллеги хотели.

Владислав Мамышев-Монро, "Волга-Волга"

- Чем вас привлекает остров Бали? Это сегодня второй после Берлина центр средоточия художников со всего мира. Как вы считаете, почему?

- Там, конечно, потрясающее красиво. Такие виды – закачаешься. И сами люди – они живут в красоте. Даже жилища самых бедных людей оформлены по эстетическим канонам, украшены – всевозможная резьба по дереву и так далее. В других странах, например, в Таиланде, простые люди живут в трэше, в каких-то картонных коробках. Но не на Бали - там такой лакшери индуизм. Там люди все время окружены красотой. И эти бесконечные церемонии – они все каждый день наряжены как на свадьбу. В каких-то золотых коронах. Но в отношении лично меня все самое хорошее и важное, что происходит в моей жизни в последнее время, связано с чудесным островом Бали. Я нашел там собаку – вернее, она меня нашла. Я назвал ее Бронечкой - обычная крупная дворняжка, но потрясающей внешности. И вот мы с ней удивительно сроднились, она стала моей семьей. Сейчас она пропала, я думаю, что ее убили – на Бали ведь едят собак. Но когда она была со мной – она все время сводила меня с прекраснейшими людьми. Ей нравилось кусать волны, и я снял нам дом на побережье. И вот там она познакомила меня в частности и с моим кумиром – фотохудожницей Линдой Коннор. Линда - совершенно магического свойства фотограф. Она делает удивительные вещи. Так вот мы с Броней зашли в Кафе, а там сидит бабулька какая-то, она увидела мою собаку, разговорились, а это – Линда Коннор. Так мы познакомились и сделали впоследствии масштабную совместную выставку. Я познакомил Линду с Тони Ракой (Tony Raka) – единственным в Индонезии крупным галеристом. Он по образованию архитектор, учился в Европе. Дело в том, что там кастовое общество, и там есть совершенно европейские люди, с швейцарским образованием, которые в своей аутентичной среде - короли. Тони Рака как раз такой, он принадлежит к высшей касте. А есть и темные, совершенно забитые люди, которые смирились со своей участью.

 

- А к какой касте относятся иностранцы, поселившиеся на Бали?

- Мы – вне каст.

 

- И это в глазах местных жителей превосходство, или наоборот, ущербность?

- Непонятно. И мне в определенный момент даже захотелось сделать пластическую операцию по изменению нации - стать узкоглазым и желтолицым балийцем. Однако мне сказали, что может быть большая психологическая проблема, связанная с тем, что я не смогу себя узнать в зеркале.

 

- И больше не сможете быть Монро и Гитлером?

- Да. Но открылись бы новые перспективы – Мао Цзэдун, например (смеется).

Владислав Мамышев-Монро и Анна Цыба

 

Фото: Максим Белоусов