ДНЕВНИК ARSENALE: Джейк Чепмен. «Я – убежденный пессимист»

На ARSENALE 2012 Братья Чепмен представили инсталляции «Всемогущее разочарование» (2011), «Флок-офф (after A.S.)» (2011), «Проклятые динозавры» (2011), «Темный истребитель» (2011) и «Oi Pieter, I k-k-kan see your house from here!» (1607-2010), которые относятся к серии работ под общим названием «Дегенеративное искусство». Эта серия в ироничной форме осмысливает термин нацистской пропаганды, который в фашистской Германии использовался для определения модернистского искусства. Темой работ, представленных на ARSENALE 2012, стали размышления о том, что было бы, если б Мюнхенская выставка «дегенеративного искусства», организованная нацистами в 1937 году, не отвергла модернизм, а, наоборот, приняла его. 

Джейк Чепмен


Ваши работы отличаются подчеркнутой провокативностью. Давайте сегодня начнем наш разговор с вопроса о теле. Почему вы так часто используете тело в своем искусстве? Оно является центральным элементом в вашем творчестве.

Джейк Чепмен Потому что тело вызывает ужас. Оно наполнено психологическим подтекстом. Так, я думаю, что правильно ответил.

 

- Но восприятие «тела» менялось на протяжении исторического времени. Как вы считаете, если тело менялось в течение последних 50 лет, то какие изменения претерпело «тело» с конца 20-го века до начала 21-го?

- О, черт, это сложный вопрос. На самом деле мне трудно сказать, я не знаю. Не думаю, что изменения носят прогрессивный характер. По моему мнению, это больше касается идеи определения, что такое тело. Это более философский вопрос, а не вопрос о материальности тела. Это то, кем мы себя считаем как личности, что мы думаем о себе как о виде. Мы используем тело в своих работах в фигуративной смысле, пытаясь разрушить понятие идентичности личности. Меня не интересует идентичность, меня больше привлекает идея исследования человека как системы, вида, чем сама экзистенция личности.

- Что вы думаете по поводу существования искусства после его конца? Как вы себе его представляете?

- У него нет конца. Может, когда мы перестанем дышать. Это как сопутствующий продукт нашей жизни. Я не говорю, что искусство – необходимый элемент существования человека. Оно просто происходит само по себе, чтобы стать лучше, мы не можем просто оставаться в стороне от него. Это компонент нашей деятельности. Оно закончится вместе с нами.

 

- Как вы относитесь к сексуальности в искусстве? Как вы используете сексуальность, провокационные аспекты, интимные моменты в своих работах?

- Меня интересуют отношения между сексуальностью и властью. Мне не очень интересны индивидуальные проявления сексуальности. В этом смысле наши работы не исследуют вопрос, что значит быть человеком. Мы, наоборот, изучаем, как это – не быть человеком. Это – оптимистичный подход – быть скорее нечеловеком, чем человеком.

- Существует эстетический шок и физический, есть реальный шок, например, когда тебя ударили по голове. В чем разница между ними?

- Это не мне определять. Соотношение между реальностью и произведением искусства. Произведение искусства – реально сам по себе. Эти экспонаты – реальные, но то, что они отражают, необязательно должно быть реальным.

 

- Но многие боятся фашизма и считают, что это не искусство. Вы используете этот страх в своих работах?

- Да.

- По вашему мнению, это правомерный художественный прием?

- Я не переживаю из-за правомерности. Фашистскими образами я пытаюсь спровоцировать реакцию зрителя.

 

- Провокационность – самый главный прием современного искусства. Насколько это резонирует с вашим личным характером?

- Да, но эта работа не автобиографическая в прямом смысле. Она не отражает мои собственные переживания или личный опыт. Здесь воссозданы мои идеи об искусстве и истории.

- Считаете ли вы людей дураками, которых нужно расстрелять?

- Вы спрашиваете о людях, которые смотрят на эту работу, об аудитории? Да¸ люди – дураки.

 

- Вы действительно так считаете?

- Да, и они заслуживают унижения, высмеивания за свою глупость.

 

- Вы это делаете, чтобы пробудить сознание людей.

- Но я хочу, чтобы это заставило людей смеяться, а не плакать.

 

- То есть вы хотите, чтобы они наконец начали жить. Зачем вам хотеть, чтобы люди смеялись: для новой жизни, нового мышления?

- Да, смех бросает вызов существующему положению, предлагает новый взгляд на ситуацию. Смех вызывает новое отношение к вещам.

 

- Не считаете ли вы, что это слишком жестоко – люди жили во сне и хорошо себя чувствовали, а теперь вы их разбудили?

- (Улыбается) Мне очень приятно слышать, что я кого-то разбудил.

 

- Ваши работы очень остроумны и ироничны, но ирония – зла. Считаете ли вы себя злым человеком или просто любите точные шутки?

- Я не злой, я просто проголодался (смеется).

 

- Вы чувствуете голод к чему?

- Просто хочу есть. Ничего больше.

 

- Считаете ли вы, что ирония может быть хорошей? В каком смысле вы ее используете – в положительном или нет?

- Я думаю, что ироничные люди могут быть оптимистами, но что до меня, то я – убежденный пессимист, фанатичный пессимист.

 

 

 

Фото: Максим Белоусов и Михаил Черный